От имени Земли - Манс Майк

– Заселить космос! – вскочил Ланге. – Да, Артур, это очень интересная теория. Виду становится тесно, и он уже стремится не просто стать сильнее тигров и медведей, – такой этап давно пройден. Теперь жизнь на Земле хочет заполнить собой космос, и люди становятся её инструментом. Создавая цивилизацию, мы лишь идём на поводу жизни, желающей пронзить пространство, вырваться за пределы тонкой биосферы и распространиться во вселенной.

– Именно, Генрих. Однако, это не всё. Из сказанного следует интересный вывод, что мы – такие же, как и они, но бывают отклонения, о которых мы вчера рассуждали. Осталось понять, каким образом они придумали способ не дать видам с разных планет схлестнуться в смертельном поединке в космосе. Ведь это – самый логичный способ распространиться во вселенной, разве нет? Уничтожай других и доминируй, как один вид на планете, так и один во вселенной.

– Артур, – присел наконец Ланге, – у нас двести стран и несколько рас. Мы живём по принципам, что нет разницы между тем, какой у тебя цвет кожи и национальность. И если верить вашему постулату, то это тоже заложено в нас на уровне изначальной молекулы РНК, из которой мы произошли. Так что вам мешает представить, что такое же отношение должно развиться по отношению к другим расам. Может это и есть то самое Согласие? Толерантность на галактическом уровне? Как раз подходит, если предположить, что толерантность – это не столько договор или закон, сколько культурная веха.

Артур почувствовал, что они где-то близко. Приятное, заводящее чувство. Согласие, Гармония – вот что спасает человечество от самого себя, оно же должно спасти и его от других рас, а другие расы от него. Но подобная идея – пока что, увы, далеко не всё. Одно дело представить, что ты хочешь получить, и совсем другое – понять, как именно добиться цели.

– Однако, что мы можем им сейчас дать, что сказать? В итоге мы ничего конкретного и практически применяемого не придумали, – задал он вопрос то ли немцу, то ли себе.

– Ну и ладно, – ответил Генрих. – Мне кажется, что мы на правильном пути. Я вот что думаю: пришелец не хотел общаться с политиками, считая, что наши восемь колонистов должны самостоятельно отвечать за всё человечество. Поэтому в текущих условиях я бы предпочёл ничего не сообщать ни психованным дипломатам, ни твоим «дружкам» из ЦРУ и АНБ. Лучше дать пищу для ума тем, кто должен решить задачу. Давай напишем кому-то из колонистов. Из переданных тебе документов мы получили адреса Кинга, Чжоу и Волкова. Уверен, что с этого терминала сообщение уйдёт на Марс. Раз отсюда общается твой агент, то и мы справимся.

Ответ Ланге поразил Артура.

– Нас же накажут, Генрих. Никто не давал нам права общаться с колонистами напрямую.

– Ха, Артур! Но никто и не запрещал, так ведь? Тебе дали бумажки, где видны адреса, так мы туда напишем. Причем я предлагаю отправить послание русскому. Он в коме, вряд ли сейчас ему кто-то пишет, и посему никто не будет перехватывать сообщения, отправленные ему, в отличие от сообщений вашему Кингу или китайцу.

– А если он не очнётся? – Уайту хитрый план Ланге всё ещё казался опасным и непродуманным.

– Ну, тогда и будем думать. Давай это сделаю я, если тебе сложно решиться. Надо просто описать все прошлые и нынешние выкладки. Пусть ребята там на месте разбираются. По крайней мере, к следующим переговорам у них будет основа для вопросов, вектор.

Артур понял, что это в целом неплохой вариант и не слишком рискованный. Но нельзя подставлять Ланге. Он – иностранец, и не должен был, если честно, видеть документы от ЦРУ.

– Хорошо, Генрих. Но напишу я сам. Чтобы точно не возникло соблазна сдать вас спецслужбам, – сказал он и улыбнулся. Ланге затянулся, улыбнулся в ответ, после чего выпустил из лёгких облачко дыма и три колечка.

Глава 16. Рашми Патил

С тех пор, как общий сигнал тревоги, запущенный Волковым, разбудил её, Рашми оставалась в каком-то невозможно стрессовом состоянии. Ощущение беспомощности было сродни тому, в котором она находилась во время падения на планету. Сейчас тоже произошла авария. Первый модуль оказался отрезан от колонии, Диму пришлось вытаскивать через поверхность планеты: Айзек и Крис во второпях натянутых скафандрах пробежали по поверхности Марса из шлюза второго модуля, залезли в шлюз первого и нашли там бедного парня, без сознания лежавшего прямо около люка. Айк потом рассказывал ей, что Ламбер был в шоке от того, что Волкову хватило сил залезть в скафандр, ведь он был еле живой. Ещё минута, и его органы не выдержали бы. При этом он потратил несколько драгоценных секунд, чтобы найти в планшете кнопку общей тревоги. Сейчас Дима лежал в больнице, ему делали переливание крови. У неё, Шана и Мичико была вторая группа крови, а у всех остальных – первая. Сначала, как только они поняли, что нужно переливание, Комацу взяла кровь у Криса, потом прибежала бледная Мари и отдала сразу больше литра. Джесс пошла после немки, а Айзек был последним – у него в крови был алкоголь, требовалось дождаться выведения. Однако, это не помогало. Дима лежал в коме, а Крис и Мичико находились в состоянии шока из-за того, какой тяжёлый случай выпал им, как врачам. Сейчас, пять часов спустя, вся команда собралась в конференц-зале и слушала их диагноз.

– Нам пришли мнения разных специалистов с Земли, – рассказывала Комацу, – общий прогноз неутешителен. Врачи из Ассуты [35], Тель-Авив, предполагают, что лечение возможно, но их диагноз самый расплывчатый, я думаю, если дополнительная диагностика сузит варианты, они опустят руки. Из Мэйо просят сделать биопсию печени, от этого зависит очень многое. У нас есть возможность сделать пункцию, но нет аппаратуры для проведения анализа. Так что толку ноль. В Мюнхене сразу поставили крест на основе анализа крови.

Несколько секунд стояла полная тишина. Рашми оглядела всех сидящих за столом. Айзек был бледен, и его пальцы дрожали. Мари плакала. Судя по всему, её происходящее тронуло как-то по-особенному, сильнее, чем всех остальных. Крис, казалось, поседел и смотрел в планшет, читая прилетающие с Земли пакеты сообщений. Шан казался спокойным, но глаза его бегали, будто внутри царила паника. Джессика впилась ногтями в стол, складывалось впечатление, что она пыталась вырвать кусок столешницы.

– В общем, пока что он в коме, сердечный ритм и давление скачут, мозговая активность слабая, легкие поражены, слышен свист и хрипы, выдохи сопровождаются выделением небольшого объема крови, – резюмировал Кристоф дрожащим голосом. – Мы не знаем, что делать, есть ли подходящее лечение, и сколько он протянет.

Мари заплакала сильнее, и Джессика с Шаном принялись её утешать. Какая же нелепость! Как такое могло произойти, как?

– Нам всем нужно отвлечься и заняться своими делами, – внезапно мрачно сказал Айзек. – Пусть врачи поддерживают Диму по мере сил, инженерам необходимо разобраться с причинами и найти способ исправить произошедшее. Если это техническая проблема, случившаяся из-за неисправности, мы должны будем законсервировать модуль до починки. Если это несчастный случай или саботаж – предупредить от таких проблем в будущем.

Саботаж? Что Айк имеет в виду? Что кто-то нарочно испортил систему жизнеобеспечения?

– Когда я сдавал вахту, – сказал Шан, – все показатели были в норме. Какой саботаж ты имеешь в виду, Айзек?

– Я был там с Димой, мы выпили, как давно собирались после прилёта, – заявил полковник, склонив голову, – потом я ушёл спать, а Дима вернулся в дежурное помещение. Проблема возникла через час после моего ухода. Никого другого, кроме нас с тобой, – это он сказал уже глядя на Чжоу, – в ту ночь там не было, я посмотрел трекер. Значит, либо я, либо ты могли бы нарочно устроить такое. Или Дима хотел покончить с собой, но потом передумал. Однако, я не думаю, что вероятность суицида высока.

Что? Айк заявил, что он сам может считаться подозреваемым? Нет, это бред, никто на него не подумает.