Оборотная сторона героя (СИ) - Ясинская Марина Леонидовна

Следом показалось ещё четверо. «Видимо, так самая делегация, в которой говорил Гильермо», — констатировал про себя конквестор, быстро, но внимательно оглядывая своих попутчиков. Вот щуплый мужчина в очках, суетливо регулирующий длину ремня безопасности. Видимо, боится летать. Вот невысокая кругленькая женщина, деловито достающая айпад. Небрежно крашеная блондинка с журналом в руках, сетующая на что-то идущей позади высокой черноволосой девушке. А та…

Арагорн охнул от неожиданности.

Четвёртой оказалась Алессандра.

Внезапный визит нагрянувших ранним утром ОМОНовцев напугал семейство Алмазова. Непривычные к подобным передрягам, не имевшие проблем с законом, никогда раньше не пересекавшиеся с правоохранительными органами, цыгане были взбудоражены и растеряны.

Только у Тагира хватило хладнокровия заметить, что, помимо ОМОНовцев, выспрашивавших о перестрелке в Раменском и направо и налево раздающих подписки о невыезде, в их дом пришло ещё двое мужчин в гражданке. И вот они-то не ограничились протокольными вопросами. Собственно, их и Раменское не особо интересовало. Их интересовал мужчина, назвавшийся, по словам Лекса, Ахиллом. Эти двое, совершенно одинаковые — черноволосые, темноглазые, собранные, с цепкими взглядами и экономными жестами, выспрашивали об Ахилле с настойчивостью инквизиторов.

К счастью, эмоциональное возбуждение, владевшее всеми без исключения членами общины, помогло отвертеться — цыгане врали, конечно, неубедительно, но их нервные жесты и взгляды можно было списать на недавний стресс. Тагир понимал, что это сработает только раз. Когда с допросом явятся снова — а то, что эти двое явятся, не вызывало у барона сомнений, отвертеться не получится. Кто-нибудь из его цыган выдаст себя. Значит, Ахилла надо спрятать. Причем там, чтобы об этом знало как можно меньше народу — тогда им и при желании нечего будет выболтать.

В этом ему с готовностью предложил поспособствовать Богдан. Заинтригованный загадочной личностью Ахилла, откровенно поражённый его бойцовскими навыками, высший класс которых он успел оценить в интенсивной переделке в Раменском, где этот незнакомец с одним только ножищем сумел вывести из боя столько людей Глушителя, Богдан настойчиво рекомендовал вывезти Ахилла поскорее и предложил хорошее укрытие. Тагир дал добро — под присмотром более опытных в таких делах цыган Ахиллу будет безопаснее, чем у него в доме.

Мысль о том, что собственные родственники, безусловно, узнавшие постриженном и перекрашенном Ахилле того человека, чей портрет транслируют едва не по всем каналам, решат воспользоваться большой наградой, Тагир от себя гнал. Если не верить собственной родне — тогда кому же вообще верить? Родня — это основа основ. Если она рухнет, то и на всем мире можно будет поставить крест.

И потому на следующий день Ахилла тихо и незаметно вывели из дома Алмазовых. С ним отправили Гили — кроме Лекса, только она одна могла хоть как-то с ним объясниться, да и сам молчаливый хмурый незнакомец, похоже, питал к ней определенную слабость. Выражалось это, впрочем, не в каких-то особых знаках внимания, а лишь в том, что смотрел он на неё взглядом ровным и спокойным, а не зверино — настороженным, как на всех остальных.

Тагир отправил Гили со спокойным сердцем — парень её в обиду не даст, а она спокойно довезёт его до места назначения.

Когда дочка с незнакомцем покинули его дом, барон медленно, нехотя вернулся в просторную гостиную, где уже собралась сходка, и его ждали для серьёзного разговора. Он знал, о чём они будут говорить. О несостоявшейся сделке младшего сына. Об оружии. О том, сколько выгоды это им принесёт. О том, какие открываются перспективы. О том, что это дело надо непременно продолжить.

Тагир также знал, что не изменит своего решения — если родичи решат взяться за бизнес по продаже оружия, он, как и обещал, отправит сына воевать. Знал, что его средний сын Джура не скажет и слова поперёк — пойдет и подаст заявление на контрактную службу, как велит отец. Знал, что несогласные с ним семьи уйдут, что их община уменьшится.

Барон знал, как пройдет разговор, но вопреки всему надеялся, что ошибается.

ГЛАВА 10

— Нет, ты глянь, что творится! — перебинтованный Ломец буквально прилип к окну «десятки», которой был вынужден перебиваться после неприятного инцидента с любимым «Хаммером».

— Ну, чего опять? — вяло осведомился перебинтованный Ренат. Он здорово устал от бесцельного мотания по пригородам и области, но другого способа разыскать пропавший «КамАЗ» и Ромыча с Моментом никому из их компании не пришло в голову.

— Да ты сам посмотри, — ответил Ломец и кивнул на какую-то парочку, бредущую по тротуару. И прикрикнул на сидящего за рулем Бюргера: — Притормози-ка… Ренат, ты на рожу, на рожу гляди! Да не на тёлкину, а на этого… Ну, представь только, что у него волосы светлые и до плеч…

Через несколько мгновений трое из пяти пассажиров недоуменно любовались лицами Ломца и Рената, на которых самым причудливым образом сочетались радость, озлобленность, опасение и какая-то угрюмая и обреченная решимость. Эти трое не являлись ветеранами неудачных встреч с наглыми кексами и потому не могли разделить чувств, охвативших их перебинтованных товарищей.

— Это он, тот гомик, — мрачно констатировал Ренат и непроизвольно потрогал заклеенный пластырем перебитый нос.

— Он, — не менее мрачно подтвердил Ломец и потянулся рукой к перебинтованной макушке. Этого урода он узнал, хоть тот и постригся и перекрасился. Думал, небось, что так его не опознать. Просчитался, придурок.

— Кто — он? — поинтересовался сидящий за рулем Бюргер.

Ломец с Ренатом переглянулись и одновременно поморщились.

— А, — заржал догадливый водитель, поворачиваясь к Ломцу. — Это тот крутой кекс, который тебя два раза отделал, да?

— Нет, — буркнул он, — Это гомик, который был с тем кексом в пробке, ну, во второй раз.

— Такой же крутой?

— Э-э, — Ренат приложился к носу, который ему расквасил как раз этот гомик. Потом вспомнил, как выбил из него дух другой кекс при первой встрече, и решительно заявил: — Нет, этот не такой крутой.

— Так в чем дело, — обрадовался Бюргер, — Нас — пятеро. — Покосился на забинтованных товарищей и ухмыльнулся, — Ну, хорошо, четверо, вы двое избитые сойдете за одного целого… А этот — один, тем более, вы говорите, вовсе не такой крутой. Пошли, всыплем ему как следует.

И, не дожидаясь ответа, первым выскочил из машины.

«Урод мелкий, перед старшаком выслужиться хочет», — скривился Ломец и едва не плюнул вслед Бюргеру. Он давно уже замечал, что Костя Бюргер мечтает привлечь к себе внимание Хохломы и метит занять его, Ломца место. «Будет потом хвалиться, что лично разобрался с крутым кексом, который отделал самого Ломца… Ну уж нет!»

И, подстегнутый этой мыслью, еще мгновение назад сомневающийся в том, а не проехать ли, от греха подальше, мимо, Ломец вывалился из машины. А за ним — и остальные: Эдик и Димон — с энтузиазмом, Ренат — с явной неохотой.

Завязавшаяся на заснеженном тротуаре драка развивалась совсем не так, как самоуверенно представляла себе это сторона, обладающая численным преимуществом.

Как водится, дело началось с неторопливого окружения жертвы и обмена между собой разными репликами, призванными не только деморализовать «объект», но еще и себя раззадорить, чтобы получить от происходящего максимум удовольствия.

Парень не реагировал ни на какие вопросы и подначки — будто глухой. Не похоже, что он узнал Рената с Ломцом. Но, что самое удивительное, он не выглядел ни испуганным, ни даже самую малость обеспокоенным. Единственным проявлением хоть каких-то эмоций с его стороны был внимательный взгляд, которым он провожал свою спутницу, поспешно удалявшуюся с места происшествия. Ломец и его команда на девчонку не обратили внимания, пусть идет, им сейчас не до того. И лишь когда девушка скрылась за углом, мужик снова неторопливо перевел ровный, ничего не выражающий взгляд на окруживших его парней.