Она распахнула глаза и сжалась. Во взгляде была боль, укор, недоумение - Николай не понимал, сколько там было всего, что нельзя высказать словами. Гроссман отстранился. Гранитные зрачки Ренаты при свете ночной лампы внезапно стали глухими и немыми, все чувства растворились под непроницаемой оболочкой. Она спокойно, как Сфинкс, взирала на него. Ей было все равно, что он собирается делать.
- Я хотел... уложить тебя поудобнее... - он оправдывается?! Да, он оправдывается. Гадкое чувство вины - ни за что, ни про что... В чем, собственно, он провинился?! В том, что не может, не умеет вытравить из себя свою слабость к ней?! Он хотел бы этого, но во всем этом сопротивляющийся разум улавливает что-то большее, нежели физиологические импульсы, нежели животные инстинкты... Как с этим всем бороться?
- Да, ты прав... - тихо сказала Рената. - Но нужно подождать. Все слишком сильно запуталось...
- Слишком.
- Я не смогу тебе этого объяснить. По крайней мере, сейчас.
- Не сможешь, - словно согласное эхо, откликнулся Ник, уже зная, что ничего не будет и сегодня. Он выключил бра и повернулся к стене. - Спокойной ночи.
Рената уставилась в потолок. Как хотелось оказаться ТАМ... И - непреодолимая преграда: не хватало воздуха, легкие горели от страшного напряжения, грудь ныла. Сколько уже дней продолжается это мучение... Хотелось уснуть навсегда, а приходилось возвращаться, каждый раз понимая всю мерзость окружающей реальности...
- Прости меня, - шепнули внутри. - Мы найдем выход, нужно лишь потерпеть...
"Я люблю тебя, - подумала она. - И готова терпеть, сколько нужно. Ты же знаешь, я смогу"...
- Прости...
Ник повернулся и, повинуясь чему-то невысказанному, набросил на нее одеяло:
- Спи, малыш...
А утром к ним ворвалась Роза Давидовна, не имевшая обыкновения "стучаться в собственном доме". Возможно, ее очень удивило бы, застань она какую-нибудь пикантную картинку в комнате сына: за пять лет совместной жизни это можно как-то отрегулировать, да и вообще, при таком стаже интимные вещи уходят на ...дцатый план.
- Кто из вас вчера мыл посуду?! - набросилась она на Николая, который спросонья не мог понять, что она хочет.
Рената села и прикрылась одеялом.
- Ну, я... - сознался Ник, прикидывая, что он мог забыть вымыть.
- Сколько же ж раз тебе можно говорить, чтобы не складывал ложки и вилки в поддон сушилки?! На лбу тебе написать, да и зеркало закрепить, чи що?! А?! - мадам Гроссман грозно подбоченилась.
- Роз, какая разница?!
- Яка разница?! А така, що один... - взглянув на Ренату, она почему-то осеклась и не стала продолжать свою любимую присказку.
- Доброе утро, - кивнула та и вежливо улыбнулась, не выказывая ни тени смущения.
Сообщив, что "вообще-то" уже девять часов, мадам Гроссман покинула спальню.
- Клад, что за женщина... - проворчал Гроссман, поглядывая на Ренату.
Та поднялась:
- Ник, свози меня к морю!
- Наконец-то! Работа подождет, поехали... - он был рад, что бывшая жена наконец-то ожила, и стал одеваться.
Тут послышалась трель телефонного звонка, которая прервалась на полузвуке: возбужденная утренним скандалом Роза Давидовна схватила трубку где-то на другом конце квартиры.
Рената медленно завязала пояс халата и поглядела на Николая.
Дверь снова вынесло, как от пинка.
- Колюня, тебя! - мадам Гроссман понизила голос: - Какой-то незнакомый мужчина. И еще: шо я вам, коммутатор?! На!
Она ткнула трубкой в Ника и с достоинством удалилась, на сей раз даже не взглянув в сторону снохи.
- Да? - сказал Ник.
Насторожившись, Рената следила за сменой выражений на его лице..
Первые три секунды в трубке длилось молчание, затем послышался хрипловатый голос:
- Нужно встретиться, переговорить.
К своему ужасу, Ник с первых же звуков узнал этот голос. Он совладал со своей мимикой, беззаботно взглянул на Ренату и снова уставился на собственную коленку, где на ткани джинсов обнаружил едва заметное пятнышко. Улыбка играла на его лице, когда он возил пальцем по пятну, словно желая стереть.
- Ага... А где? - он сумел справиться с волнением и не заговорить со своим одесским апломбом.
- Я сам найду тебя.
- Вот уж не нужно!..
Но трубка ответила ему прерывистыми гудками.
Рената сидела у зеркала и расчесывалась. В последнее время она так редко занималась своей внешностью, что это было странно. Казалось, зеркал для нее не существует. Но при этом она совершенно не подурнела, даже наоборот - оправившись от всех переживаний прошлых месяцев, она стала возвращаться в прежний облик.
- Это по работе, - не моргнув глазом, солгал Ник, хотя Рената ни о чем и не спрашивала. Ему это было нетрудно: в свое время он часто обманывал ее, правда, по другому поводу, и она к этому привыкла - настолько, что даже не пыталась разобраться, где правда, а где - ложь.
- Да, да, конечно... - рассеянно ответила девушка. - Как ты думаешь, что бы мне надеть?..
Ее невнимание задело Ника за живое. Такое ощущение, что эта куколка просто взяла да и забыла о нависшей опасности. Поразительное спокойствие! "Что мне надеть"... Вершина легкомыслия... Показать бы ее врачу, пока не поздно: что-то происходит у нее с головой. Изменение личности - достаточное основание для консультации у психолога, пусть состояние Ренаты и не похоже на угнетенное...
- Достаточно и того, что ты хоть что-нибудь наденешь, ладонька... - бросил он и, не прощаясь, ушел.
Рената повела глазами в его сторону и сжала губы. На ее лице не отразилось ровным счетом ничего.
Хорошенько подумав, Роза Давидовна сочла, что нужно потребовать у детей разъяснений, что случилось и что это был за звонок. Ей совсем не понравился голос незнакомца, а за свою пятидесятипятилетнюю жизнь она научилась прислушиваться к своей интуиции. Правда, слух у нее притупился, подчас она слышала плохо и сама кричала слишком громко, нежели было необходимо.
- Рената! - прогремела она.
Девушка, стоя у окна с трубкой телефона, оглянулась и рывком подняла левую руку, повелевая замолчать. От столь неожиданно начальственного жеста мадам Гроссман растерялась и отступила. Ну надо же! Прямо как ее муж! Таким образом он всегда требовал, чтобы она оставила его в покое. Но чтобы женщина пользовалась такими же жестами... Здесь что-то не так... Но прекословить Роза Давидовна отчего-то не смогла. Требование Ренаты было столь исчерпывающим и бесповоротным, что свекровь просто удалилась из комнаты.
