Где они все? (СИ) - Лучанинов Александр Сергеевич

Букер вдруг подскочил на месте так, словно его осенило, и громко хлопнул в ладоши.

— Слушай, Норм, а меня сможешь научить?

— Научить? — переспросил Моррис.

— Да. Ну, у великих художников же бывают ученики? Покажешь мне что-нибудь простенькое, а я повторю. Вдруг получится? Было бы круто.

— Не думаю, что это сработает. Мне кажется, дело не в самом рисовании, а в голове. Отец помогал мне развивать навыки годами и получалось у него это сугубо потому, что он сам был не так прост и понимал, что происходит в моем сознании. В твоем же, Генри, черт ногу сломит.

— Да ладно, тебе что, трудно? Все равно нам больше нечем заняться, а так, найдем где-нибудь бумаги и попробуем. А Рита пока поведет. Скоро ее смена и дорогу она знает. А?

Моррис снова посмотрел на Букера через зеркало заднего вида. Щенячий взгляд и выражение лица как у нетерпеливого ребенка никак не подходили к измазанной в засохшей крови рубашке и четырехдневной щетине, но все же сделали свое дело.

— Ладно, попробуем… — сдался Моррис.

— Да! — Генри снова хлопнул в ладоши, но на этот раз хлопок получился настолько громкий, что Рита прищурилась и закрыла пальцем ухо.

Автомагистрали — это артерии современного общества, и пока в них течет кровь, любые болезни рано или поздно отступят под натиском человеческого упрямства и выносливости. Очищающий огонь двигателей внутреннего сгорания из года в год, от поколения к поколению сжирал неимоверные объемы невосполнимых полезных ископаемых, только лишь для того, чтобы грузы и пассажиры могли попасть в пункт назначения быстро и в необходимом количестве. Это ли не яркий пример работы кровеносной системы? Это ли не пример того, что наша планета — один большой, живой организм, греющийся в лучах своего несменного светила? А раз так, то у этого организма большие проблемы. Многочисленные раковые опухоли в лице изменившегося Джеральда Пирса и ему подобных Homo Mutata (коими их нарек Моррис), по необъяснимым причинам возникали по всей поверхности голубого шарика, сея вокруг себя боль, разрушения и хаос. И не подготовленная к такому жару иммунная система оказалась совершенно беззащитной, сдалась практически без боя. Вселенский врач вынес свой смертельный приговор «неоперабельно» и оставил пациента наедине с самим собой и гнетущими мыслями о неотвратимой смерти.

И если автомагистрали — это кровеносные сосуды планеты, то заправочные станции — определенно ее лимфоузлы. Любой онколог вам скажет, что с опухолью можно и даже нужно бороться, резать ее, заливать химикатами, убивающими на своем пути все живое, но только пока она не пустила свои корни в лимфоузлах. Как только это произошло, твое тело тут же начинает работать против тебя, разнося заразу повсюду и лишая шансов на выздоровление.

Одним из таких зараженных лимфоузлов оказалась небольшая заправка, скромно ютившаяся около двадцать четвертого хайвэя, между городками со странными названиями Мексико и Перу (такой вот географический каламбур). Жизнь в этом месте даже не шла, а ползла, будто у всех вокруг в одночасье случилась хандра, и только изредка заходившие перекусить дальнобойщики слегка баламутили это болото своими дорожными байками. Персонал заправки и прилегающей к ней забегаловки с незамысловатым названием «Обед» состоял всего из четырех человек. Престарелый мексиканец Луи Гаррида, несмотря на свой возраст и белые как снег волосы проворно мелькал на кухне, готовя блюдо дня очередному посетителю, пока толстушка-хохотушка Дарси, она же — официантка, развлекала его своей пустой болтовней и подливала кофе. На заправке у бензоколонки, на предусмотрительно принесенном с собой из дому раскладном стульчике дремал паренек Томми. Раньше он учился в колледже, по спортивной стипендии. Он хорошо играл в футбол и подавал много надежд, пока на одной из тренировок не сломал колено. На этом его спортивная карьера закончилась вместе со стипендией, и ему пришлось вернуться обратно в Перу (все еще забавно) к родителям. И последним в этом списке, но первым на вылет, был мистер Яков Каплински. Он скрупулезно пересчитывал газировку в холодильнике и недовольный что-то ворчал себе под нос. Мистер Каплински был кассиром и по совместительству владельцем этой заправки. Именно поэтому над входом в помещение висела большая синяя надпись с его фамилией. Это, конечно не было большой сетью, на подобие Шелл или Шеврон, никаких филиалов по всей стране, лишь единственный в своем роде экземпляр неподалеку от двадцать четвертого хайвэя, но Яков все равно гордился им. Он пол жизни положил на то, чтобы поднять этот бизнес и имел полное право недовольно бурчать себе под нос, тем более, что на то были все основания.

— Эй, Томас! — крикнул он, водя пальцем по полкам холодильника и в третий раз пересчитывая бутылки с водой, — А ну, поди сюда!

Томас не слышал, он, сидел на маленьком раскладном стульчике, который после операции на колене таскал за собой везде, и, облокотившись спиной о колонну, поддерживающую навес над бензоколонками, спал.

— Чертов лодырь, — пробухтел Каплински и решительной походкой человека, задумавшего ссору, направился к выходу, — вечно дрыхнет на работе. Я ему что, за сон плачу?

Подойдя к парню, Яков пнул носком ботинка прямо через ткань сиденья его прямо по заднице. От неожиданности Том всхрюкнул и, подскочив на ноги, тут же схватился за больное колено. Слишком мало времени прошло, и оно все еще стреляло при резких движениях.

— Во-первых, — начал Каплински, — я тебе плачу не за сон.

— Но мистер… — начал оправдываться Томми.

— Никаких но! — громкость его голоса поднялась на пол тона, — В следующий раз замечу, что ты спишь, не посмотрю на то, что мы с твоими родителями друзья и вышвырну тебя к чертовой матери. Буду пинать тебя до самого дома, а потом, в присутствии твоей матери, дай бог ей здоровья растить такого олуха, выскажу все что думаю. Ты понял?

— Понял, сэр, — кивнул Томми, а затем добавил так быстро, чтобы старик не успел его снова перебить, — Посетителей все равно нет.

За что тут же получил увесистую оплеуху.

— Если их нет, это не значит, что ты должен бить баклуши, — извечная упертость паренька выводила Каплински из себя сильнее всего, и от напряжения у него на виске вздулась огромная синяя вена, — Запомни раз и навсегда, ты мой помощник и в твои обязанности входит не только заправка автомобилей, но и поддержание здесь порядка. И видит бог, ты не справляешься ни с тем, ни с другим. Сколько я просил тебя быть внимательным во время инвентаризации? В этот раз не хватает двух бутылок газировки в третьем холодильнике. Кто, по-твоему, за них заплатит, я?

— Мне просто хотелось пить, вот я и взял… — Томми заметил, как раскрасневшееся от злости лицо мистера Каплински вдруг приобрело нездоровый зеленоватый оттенок, будто его вот-вот стошнит прямо здесь, — С вами все в порядке? Вы странно выглядите.

— Не съезжай с темы, Томас, — Яков сам прекрасно знал, что выглядит нездоровым, он и чувствовал себя не очень, но остановить раскрутившийся маховик конфликта уже не мог, — я вычту их из твоего жалования. В последний раз я терплю твои… — он запнулся, потому, что у него в глазах потемнело. С ним иногда такое случалось, когда он резко вставал со стула, возраст уже давал понемногу о себе знать, но, чтобы вот так, ни с того ни с сего да на ровном месте?

— С вами точно все в порядке? — переспросил Томми, увидев пустой и блуждающий взгляд начальника, словно тот был в стельку пьян, — Может, присядете?

Он показал на свой раскладной стульчик, но Яков только небрежно отмахнулся.

— Даю тебе последний шанс, Томас. Не думал, что когда-нибудь скажу это, но, ты остаешься за главного. Я пока пойду в подсобку, прилягу, переведу дух, а ты следи за кассой, как за своей треклятой табуреткой и не хами посетителям, понял меня?

— Понял, мистер Каплински, — затараторил Томми, — не волнуйтесь, все будет в лучшем виде.

Он не любил эту работу настолько, насколько только можно было ее не любить, но терять ее ему было категорически нельзя. Только получая какой-никакой заработок, он мог оставаться жить в подвале родительского дома, и если Каплински вздумает его попереть на улицу, то мать, возможно, еще сжалится, а вот отец — точно прибьет. Сначала прибьет, а потом еще из дому выпрет.