Душа механизма - Тюняев Андрей Александрович

— Мы — сильные! — постарались убедить библиотекаря ребята, вспоминая свои недавние приключения. — Читайте дальше!

Библиотекарь изучающе посмотрел на ребят и предложил, указав на Антона:

— Пусть вот он читает!

Антон попятился в нерешительности, но студенты стали выталкивать его вперёд, убеждая, что у него получится.

— Ну, хорошо, — наконец, согласился Антон, — я попробую.

Он молча пробежал несколько строк, набрал в лёгкие воздуха и стал громко и с выражением читать:

— Первое. Не гняти себя властью чуждою, знай, что власть сия только для него. Второе. Не люби совсем ты чужих богов, знай, что боги те для тебя беда. Третье. Не борись ни с кем за чужих богов, знай, что боги те для тебя чужие. Четвёртое. Не твори всему зла и горя ты, знай, что среди всех ты один из них. Пятое. Не воруй же ты и добра других, знай, что вор в тебе и тебя убьет. Шестое. Не пускай других на свою землю, знай, что те придут — обберут тебя.

Антон прервался, чтобы перевести дух. Он медленно обвёл студентов пристальным взглядом и после этого продолжил:

— Седьмое. Не прощай врагов, причинивших зло, знай, что должен ты за себя стоять. Восьмое. Не терпи совсем гнёта разного, знай, придёт затем гнёт в семью твою. Девятое. Не суди других на суде любом, знай, что ты, судья, не во истине. Десятое. Не мори себя разным голодом, знай, что голод-страх порождает зло. Одиннадцатое. Не пускай в полёт слово лживое, знай, летит оно и к тебе — назад. Двенадцатое. Не равняй себя среди прочих ты, знай, сравняешься — станешь ты как все. Тринадцатое. Не терзай себя ты в сомнениях, знай, что тот дойдёт, кто хотя бы шёл.

Антон оторвал глаза от текста. Он протянул керу библиотекарю и поднял на ребят полные воодушевления глаза. Студенты тоже стояли, сильно впечатлённые старинными рифмами высокого слога.

— Почему всего тринадцать? — спросила Настя.

— По числу созвездий в колесе Сварога, — обыденно и привычно ответил библиотекарь.

— И вы хотите сказать, что эта книга 5509-го года? — спросила Настя. — А разве на Руси в это время умели писать?

Библиотекарь рассмеялся. Причём так сильно, что, казалось, стены начнут осыпаться.

— В это время, которым датирована книга, на Руси все дети умели писать! — ответил мужик. — Я не говорю уж о женщинах и мужчинах.

— На чём писали?

— Как на чём? — удивился библиотекарь. — Писали как все. Между собой обменивались грамотами из бересты. Просто писали свои соображения и отправляли друг другу с кем-либо или специальным гонцом. Другие писали на таких вот керах. На коже тоже писали. Да на всём писали, на чём только буквы видать!

— А та книга, которую вы только что нам прочитали. она о чём? — спросил один студент.

— Мил человек! — ответил библиотекарь. — Ты же слушал! Так что же, ты не услышал?

— Я имею в виду, о чём она вообще? — попытался разъяснить свой вопрос непонятливый студент.

— Это текст закона, который говорит как надо относиться ко всему чужому, — ответил библиотекарь. — Не только к людям-чужакам. но и к чужому образу жизни, чужим обычаям, чужим традиция. Всех надо гнать вон. Иначе свой род будет истреблён…

— …Интересно, а этот библиотекарь был настоящим? — спросил Антон Настю, когда они уже вернулись в лекторий.

Это возвращение стало таким обычным, что на нём никто уже не концентрировал своё внимание. Студенты привыкли к тому, что после каждого небольшого путешествия они возвращались на своё место — целыми и невредимыми. После обязательного возвращения происходила такая же обязательная беседа, которая разъясняла некоторые тонкости недавно случившегося.

— Не знаю, — ответила Настя. — С одной стороны, он был очень реальным. Помнишь, как он смеялся? Штукатурка осыпалась! Но с другой стороны, мы же понимаем, что такого просто не может быть…

— …Чего не может быть? — как-то странно впопад удивился старец Кулик в ответ на не расслышанный студентами вопрос Вейзеля.

— Не может быть того, что бы один и тот же человек был сразу в двух местах. Например, в прошлом и в настоящем, — пояснил Вейзель. — Или вы хотите сказать, что…

Глава 7. Мнимость

Куда исчез кот?

— …Мнимые организмы — это не редкость, — пояснил старец Кулик. — Они окружают нас всегда и везде. Просто мы не придаём этому такого значения, чтобы соответственно реагировать на присутствие мнимого организма.

Вейзель демонстративно поднял отсутствующие брови:

— Какие такие «мнимые организмы»? Все мы здесь абсолютно реальные! И вы, и я, и все студенты — реальные! Приведите, пожалуйста, пример того, что вы называете мнимым организмом!

— Пример? — церемониально переспросил старец Кулик. — Извольте! В журналистике и писательстве широко приняты псевдонимы…

А ведь действительно, вот вы читаете какую-то очередную статью. Под ней находится подпись, выполненная именем «Псевдоним». Но в реальности человека с именем «Псевдоним» не существует. Он не был рождён. Он не ходил в школу. Он не учился в университете. У него не было ни матери, ни отца. Он никогда не ел и не пил.

Просто однажды некий гражданин решил присвоить себе ложное имя. И этим именем стало то самое имя «Псевдоним». С этого момента в реальности произошло любопытное событие. Из одного прежнего настоящего человека выделилась некая субстанция и превратилась в нового самостоятельного человека. Стало два человека. Один — с именем «Настоящее имя». Другой — с именем «Псевдоним».

— Может вы хотите сказать: «Нет! Это же один человек!»? — закончил свою мысль старец Кулик.

— Пожалуй, — несколько безвольно согласился Вейзель.

— Не тут-то было! — напористо продолжил старец Кулик. — В западной культуре использование псевдонима развито широко. Это деятели литературы и искусства. В некоторые эпохи в восточных культурах было обязательным изменение имени — при изменении социального статуса.

Старец Кулик прервался, как будто что-то неожиданно вспомнил, и, уже обращаясь к аудитории, предложил:

— Может, кто-то хочет дополнить мои примеры?

Тишине не удалось так быстро опуститься. После первых её покрывал раздался до боли в зубах знакомый писклявый голос:

— В церкви и в наши дни осталась традиция псевдонимов. Это обязательная перемена имени у священников и монахов. Хотя, в общем-то, называть церковные имена священнослужителей псевдонимами почему-то не принято.

— В бандитских кругах культ псевдонимов также широко развит, — ответила низким голосом девушка с последнего ряда.

После своей реплики она, довольная таким выступлением, ещё долго натянуто улыбалась друзьям, не желая садиться на место и демонстрируя по-мужски наколотые руки.

— В Сети! — коротко произнёс малый с первого ряда; он смущённо поправил очки и добавил: — Использование псевдонимов стало почти нормой. В Сети псевдоним называется ником.

— Немногие знают, что, например, Вольтер на самом деле имел имя Франсуа-Мари Аруэ, Джек Лондон — это Джон Гриффит Чейни, Марк Твен — Сэмюэл Ленгхорн Клеменс, а О. Генри — это Уильям Сидни Портер, — снова прорезал пространство аудитории нестерпимый писклявый голос.

Он на секунду остановился, как будто меняя фрезу в своей дьявольской дрели, а затем принялся визжать с новой силой:

— И не только писатели и артисты стремились уйти от идентификации. Политики, журналисты, священнослужители и преступники — все в какой-то момент своей жизни уходили от своего имени «Настоящее имя», заменяя его именем «Псевдоним».