Рельсы - Мьевиль Чайна

Ангел растворился в тенях, стал огненным дождем. Тальпа размером с остров кувыркалась за ним следом, призрачно светясь в темноте, пока мрак, который наполнял бездну, не поглотил обоих, а «Мидас» остался один над пустотой, ожидая удара, звука, который так и не последовал.

— Хорошо сожрано, — прошептал Шэм в тишине.

Вуринам подхватил. Фремло повторил. Фремло повторил за Вуринамом, а Мбенда — за Фремло. А за ними остальные, громче и громче. Даже Яшкан прочистил глотку и буркнул: «Хорошо сожрано». Клич все повторялся, разрастаясь, до тех пор, пока все, кто был на поезде, не рявкнули в один голос:

— Хорошо сожрано! Хорошо сожрано, видит бог, хорошо сожрано!

— Хорошо сожрано, старый крот!

ЧАСТЬ VIII

Тундряной червь

Lumbricus figidinculta

^{Воспроизведено с любезного позволения Филантропического Общества Стреггейских Кротобоев}

Глава 79

Звуки, которые производила капитан, привлекли к ней всеобщее внимание. Они не походили ни на что, слышанное Шэмом ранее и хотя бы как-то связывавшееся в его воображении с человеком. Напхи не кричала и не плакала, она не ныла и не подвывала. Стоя на краю поезда, она вглядывалась в темную глубину, куда обрушилась ее философия, и повторяла некую последовательность фонем вроде тех, что, бывает, вклиниваются в разговоре между собственно словами. Как будто она вдруг заговорила отбросами языка, его мусором.

— А, — сказала она. Ее голос был спокоен. — Ф-ф-ф.

У Шэма еще кружилась голова от падения в бездну, свидетелем которого он стал. Но он все же заставил себя взглянуть на капитана.

— Азух, — продолжала она. — Мхух. Энх. — Прямая, точно палка, она механически зашагала к другому краю палубы. Шэм пошел за ней. Он следил за капитаном расширяющимися глазами. Проходя мимо Сирокко, он выхватил у той из кармана пояса острое орудие.

— Подождите! — крикнул он.

Напхи обернулось, ее лицо было сосредоточенно. Один за другим люди на «Мидасе» поднимали головы и начинали смотреть на нее. Шэм ускорил шаг. Левой рукой Напхи взялась за поручень. Вытянувшись и еще больше постройнев, она отдала своим людям салют правой рукой, той, что всегда была из плоти и крови. Потом она вынула нож, словно готовясь к рукопашной, и повернулась к бездне лицом.

— Нет! — крикнул Шэм.

Держась за перила своей замаскированной усовершенствованной рукой, капитан подтянулась и точным четким движением подбросила обе ноги вверх, подержала их параллельно перилам, точно гимнастка, и накренилась вперед, к пропасти, в которой сгинула мульдиварпа.

Но Шэм успел. Капитан еще не отпустила поручень, когда острый нож Сирокко вошел в тяжелые сочленения ее якобы искусственной руки.

У него не было времени целиться. Надо было просто вогнать лезвие в металл. Раздался электрический треск, фукнула струйка дыма, металлическую перчатку, которую так долго носила капитан, закоротило, и она намертво сомкнулась вокруг перил. Тем самым приковав Напхи к борту «Мидаса».

— Помогите! — крикнул Шэм, наклоняясь вперед. Он смотрел на капитана, а та, болтаясь над черной пустотой, словно тряпичная кукла, смотрела на него снизу вверх.

— Ну, вот, — сказала она на удивление тихим, мягким голосом. Ее ноги скребли и пинали бок поезда. В свободной руке у нее был кинжал, она тыкала им в автоматическую перчатку на левой руке, пытаясь вскрыть ее, освободиться от ее хватки и последовать за своей философией в бездну.

— Помогите же! — снова крикнул Шэм, пытаясь ухватить капитана за свободную руку и, в то же время, избежать ее ножа. Подбежали Сирокко, Мбенда и Бенайтли, который поставленным ударом гарпунера сразу выбил у нее нож. Крутясь, тот упал в бездну. Капитана схватили. Совместными усилиями втащили обратно на палубу.

— Ну, вот, — продолжала она тихо. — Теперь мне есть что ловить. — Она почти не сопротивлялась.

— Держите ее! — крикнул Мбенда. Все вцепились в капитана, пока Сирокко кусачками и отверткой освобождала ее левую руку от окаменевшего металлического панциря. После этого команда связала руки Напхи у нее за спиной.

— Ну, вот, — сказала та снова и встряхнула головой. Забормотала. Так, шепча что-то себе под нос, она склонила голову и обмякла. Она не плакала и не вырывалась.

— Проклятый ангел! — теперь настала очередь Сирокко. Она стояла на палубе «Пиншона», руки в боки, и смотрела вниз, как еще совсем недавно Напхи. Потом она топнула ногой и погрозила кулаком. — Его нет! Он свалился! Вот где катастрофа!

Неужели? Шэм слишком устал, чтобы вникать или спорить. Он смотрел на Шроаков. Деро, затаив дыхание, заглядывал в бездну. У Кальдеры был такой вид, точно она вот-вот взорвется. Ее глаза были расширены, она часто дышала, ее трясло от возбуждения.

Мост был из кирпича и металлических балок. Его фермы, изгибаясь, упирались в вертикальную стенку провала, подошвой стоя на боковине рельсоморья, среди чудом держащейся гальки, слежавшихся слоев земли и утиля. Сам мост и рельсы на нем уходили в темную даль. Казались бесконечными.

— Но он же не может стоять вот так, — сказал Шэм.

— Все дело в материале, — ответила Кальдера. Ее голос дрогнул. — Мы такого не знаем.

— Райский, что ли? — спросил Вуринам.

Кальдера вздрогнула.

— А как по-твоему? — сказала она.

«Куда-то мы приехали, — подумал Шэм. — Стоим на мосту, ведущем в никуда. Ангел-охранник напал на нас! Мы на верном пути».

В Рай. По единственной колее.

— Так… — подал голос Фремло. Дэйби слетала в темноту, но тут же вернулась, как будто даже у крылатых созданий от высоты может закружиться голова. — Мы, значит, на месте… — продолжал Фремло. — Теперь что?

Путь, по которому они пришли сюда, был завален обломками там, где крот курочил ангела. Чтобы расчистить его, понадобилось бы немало времени.

— Что теперь? — крикнул Деро. — Пха! Ехать дальше, конечно!

В последовавшей за этим тишине не слышно было биения крыльев.

Никогда еще не было такого путешествия, как это. Огни «Мидаса» были ничто: они лишь серебрили несколько ярдов рельсов перед собой, а по обе стороны от них зияла чернота. Здесь отсутствовали съезды на соседние колеи, не приходилось поминутно переводить стрелки. Одна колея, уходящая в ночь. Шэм не знал названия для ритма колес, стучащих над пустотой, по кирпичным аркам, каждая длиной в милю, над опорами, стоящими на дне самой вселенной.

Сумрак, наконец, стал рассеиваться. Небо сделалось нежным и чистым, как всегда по утрам, но над этой ясностью неизбежно клубилось верхнее небо. По левому и по правому борту у них по-прежнему была пустота. Впереди и сзади только мост. Под, как и над ним, насколько хватало глаз, расстилалось облако. И их поезд, как одинокая бусина на нитке одинокого пути среди пустого неба.

«Теперь-то мы увидим, — думал Шэм. Кроты, утиль, даже само рельсоморье — все осталось позади. — Теперь мы все увидим». — Он уже все решил.

На той стороне была жизнь. Меж рельсами они видели норки. Ящерицы. А раз есть ящерицы, то есть и жуки — должны же они чем-то питаться. Кое-какая поросль зеленела меж деревянными шпалами. Крошечная экосистема вдоль путей на дороге к Раю.

Капитан молчала, глядя на Сирокко, которая, ловко пользуясь всякими подручными штуками, починила ее левую руку. Команда приковала ее к перилам тяжелыми цепями — ради безопасности самой Напхи.

— Что, если она продолжается вечно? — спрашивал себя Шэм. — Эта колея.

— Если она продолжается вечно, — отвечала ему Кальдера, — значит, впереди у нас долгий путь.

Ранним утром второго дня они увидели что-то, преградившее им путь. Что-то громоздкое. Они глазели, приближаясь, на его фасетчатые глаза, шипастые конечности, обгрызенное тело, когда голос Мбенды в панике затрещал в интерком:

— Это тоже ангел! Он смотрит на нас! Приближается! Полный назад!