Министерство будущего - Робинсон Ким Стэнли

– Ясно, – сказала Мэри, хотя ей ничего не было ясно.

– Захват заложников в Давосе спланировало ваше министерство? – спросила Лангуаз.

– Не знаю, – отрывисто ответила Мэри. Подумав, добавила: – Не кажется ли вам, что они этого заслужили? Кто-нибудь огорчился?

– Мы огорчились, – ответил один из семи.

Наступила неловкая пауза. Мэри не стала ее прерывать. Ваш ход, решила она. Ее, похоже, никто не собирался поддерживать.

– Что произошло с вашими банками? – наконец спросила она.

Семеро опять переглянулись.

– Мы не банкиры, – ответила Лангуаз (хотя сама как раз была банкиром), – а потому не можем углубляться в подробности. Пока очевидно, что атака скомпрометировала множество тайных счетов в швейцарских банках.

– Раскрыла личность владельцев? – уточнила Мэри.

– Нет. Частные счета зашифрованы несколькими разными способами, их невозможно взломать. Однако банки сейчас испытывают трудности с доступом к файлам, декодирующим личность владельцев, не могут с ними оперативно связаться и прочее. Банкам грозит не разглашение личности владельцев, а потеря базовой информации.

– То есть ваши банки не могут разобраться, что кому принадлежит?

– Примерно так, – согласился один из присутствующих. «Еще один банкир, – подумала Мэри. – Интересно, сколько глав департаментов пришли из банковского сектора? Четверо из семи? Пятеро?»

– В конце концов мы восстановим порядок, – заверил один из министров. – Вся информация есть и на бумаге, и в облаке, как положено. Она сохранена в «Time Machine». – До Мэри только через секунду дошло, что речь шла не о машине времени, а о хранении резервных копий. – Тем не менее налет всполошил вкладчиков. Некоторых заставил запаниковать. Это плохо для стабильности банков.

Мэри кивнула. Собравшиеся напряженно ждали ответа. Они приехали не говорить, а слушать, поняла она.

Министр повела речь, как если бы высказывала то, что спонтанно приходило в голову. А что? Она слишком устала, чтобы пропускать сказанное через обычные фильтры.

– Дело – в загадке денег. Деньги – это цифры, которым верят люди, хотя вера возникает не сразу. Но стоит ей пропасть – р-раз, и никаких денег нет. Между тем деньги стали частью глобальной финансовой системы, настолько усложнившейся, что ее перестали понимать даже те люди, которые призваны ею управлять.

Мэри обвела взглядом собравшихся, как бы говоря: да-да, я вас имею в виду.

– Стихийная мегаструктура проникла в самую сердцевину общества, – Мэри настроилась на волну рассуждений Янус-Афины. – В секретную горную крепость, охраняющую покой не только вашей страны, но и ваших банков. А это значит, что люди верят еще и в цивилизацию. Верят в систему, которую на самом деле никто не понимает.

Семь пар глаз уставились на министра.

Мозги Мэри на мгновение окутал туман, она очнулась и снова увидела перед собой главных лиц страны.

– На что вы надеетесь в подобной ситуации? – с любопытством спросила она.

Ее заверили в желании защитить Министерство будущего. И даже укрепить его. В рамках обороны самой Швейцарии. Если найти пути, ведущие к лучшему будущему, то безопаснее будет и для самой федерации. Не могут же восемь миллионов граждан жить только тем, что производится или выращивается в одной Швейцарии. Для сравнения их страна наполовину меньше Ирландии, при этом 65 процентов территории занимают бесполезные для человека горы. Остальные 35 процентов – агломерация, удовлетворяющая нужды по мере возможностей. Швейцарцы стараются изо всех сил, но они – часть большого мира. Они не самодостаточны. Самодостаточность – мечта, фантазия, которую иногда поддерживают националисты и ксенофобы, в прочих случаях она не более чем скромное стремление к надежности. Швейцарский народ в большинстве своем реалисты и не питает иллюзий, что справится в одиночку, без связки с остальным миром.

По этой причине министры желали успеха ее министерству, Швейцарии, а значит, всему миру. Успеха будущему. Успех не случится сам по себе, без планирования и проектирования.

– Все это хорошо, – сказала Мэри. – Мы стремимся к тому же. Но вы способны на большее. Того, что вы сейчас делаете, мало.

Мэри чуть не разобрал смех, когда она вспомнила, что почти слово в слово повторяет речь Фрэнка в памятный вечер. Однако смеяться без видимой причины не стоило, она подавила импульс, вдруг вспомнив, как оцепенела под издевательским напором Фрэнка. Что придавало его обвинениям такую убедительную силу? Ведь этих семерых она не смогла убедить. Они не сомневаются, что и так делают все возможное. Она тоже так думала, пока Фрэнк не перехватил ее на улице.

Мэри спросила, знали ли банки личность вкладчиков до того, как записи были повреждены.

В ответ – удивленные взгляды.

– Я спрашиваю, – начала раздражаться Мэри (Фрэнк, тот вообще выходил из себя), – потому что ваши банки из-за секретных счетов пользуются репутацией налогового рая. Налоги, недоплаченные в других странах, поступают на секретные счета в вашу страну. Вы богаты отчасти потому, что держите всемирный воровской общак. Это – разновидность организационной кражи. Сначала людей призывают верить деньгам, а потом их немалую часть похищает сама же финансовая структура.

Очень неприветливая пауза.

Мэри это заметила и усилила нажим. Если бы нашлась энергия, она даже поднялась бы на ноги. Повысила голос.

– Для Швейцарии наступил час расплаты, – бросила она в лицо министрам, едва удерживая себя в рамках приличия. Или на пороге неприличия. – Вы не желаете говорить о золоте нацистов, еврейском золоте, налоговом рае для олигархов и клептократов, тайных банковских счетах для преступников всех мастей. С этим пора кончать. Отмените секретный режим в своих банках. Переведите все деньги на блокчейн, пустите все грязные доходы на добрые дела. Используйте их без остатка. Заключите альянс с другими малыми странами, не способными спасти мир в одиночку. Пусть все малые богатые страны объединятся, а потом присоединятся к Индии под ее началом. Эмитируйте больше карбон-койнов за счет инвестиций в сокращение выбросов. Сегодня это самая надежная валюта. Определенно надежнее швейцарского франка. Стабильнее. Лучшего выбора у вас просто нет.

Некоторые уже отрицательно качали головами.

– Вы должны присоединиться к остальному миру! – призвала Мэри. – Вы в Швейцарии всегда стояли в сторонке, сохраняли нейтралитет.

– Швейцария вступила в Парижское соглашение, – возразил один.

– И в Интерпол, – сказал другой.

– И в ООН, – добавил третий.

– Мы никогда не стояли в стороне, – поправил еще один.

– Хорошо, – уступила Мэри. – Поддержите карбон-койн. Создайте рабочую группу из богатых малых стран. Помогите нам установить новую мировую систему, с новыми показателями, новыми путями создания стоимости. Учредите новую политэкономию. Откройте посткапитализм! Мир испытывает в нем огромную нужду, он должен состояться. Кроме того, чтобы восстановиться после нападения на банки, вам их все равно придется реформировать. Не возвращайтесь к старому. Сделайте банки лучше.

Молчание.

Мэри обвела взглядом зал. Воистину альпийский ступор. Чувство, знакомое всем сидящим в зале: возвращение в мир после подъема в высшую точку Альп, встречи с бесстрастным величием, неземной красотой, силой предвидения, после чего следует спуск вниз – измученными, опаленными солнцем, очистившимися. Просветленными и достигшими высших сфер. Мэри помнила, что взгляд у нее пронзительный, не отпускающий человека. Мартин называл его лазерным. Она знала об этой своей черте с детства, когда взглядом заставляла людей, даже мать, замереть на месте. Теперь она вперила его в сидящих перед ней политиков, и они тоже притихли. Мэри от чего-то завелась, то ли из-за взрыва в офисе, то ли из-за судорог в ногах. Взгляд-лазер прожег сидящих в зале.

Главы швейцарских департаментов поежились как один, сбрасывая наваждение. Обменялись взглядами. Без радости. Без злобы. Без тревоги. Без пренебрежения.

Они задумались.