Министерство будущего - Робинсон Ким Стэнли

Подоходным налогом облагаются физические лица либо ежегодный доход корпораций, поэтому этот доход нередко искажается получателями, чтобы он казался ниже настоящего. Различные отсрочки, ре-инвестирование и прочие уловки протаскивают деньги через налоговые лазейки; офшоры – это такие места, где деньги в случае их перевода туда до подачи годового отчета не облагаются налогом страной – хозяйкой налогового оазиса или облагаются, но по минимальной ставке. Поэтому прогрессивная шкала налогообложения сама по себе не всегда эффективна. Ее применение требует бдительности.

В определенные периоды истории чрезмерное личное богатство вызывало неодобрение, и шкала прогрессивного налогообложения становилась довольно крутой. В начале 50-х годов прошлого века, когда на богатых смотрели как на людей, помогавших развязать Вторую мировую войну и нажившихся на ней, верхняя ступень шкалы в США составляла 91 процент всех доходов, превышающих 400 000 долларов (или четыре миллиона в нынешней стоимости). Эту ставку утвердили республиканский Конгресс и президент-республиканец Дуайт Эйзенхауэр, военачальник, командовавший войсками союзников на войне, лично повидавший смерть и разрушения, в том числе концлагеря. Потом высокие ставки налогов начали постепенно снижать, и в неолиберальные времена они опустились до 20–30 процентов. За эти же десятилетия буйным цветом расцвели всякие налоговые прорехи, уловки, отсрочки и укромные уголки, что, несмотря на низкий процент налоговой ставки, заметно отражалось на реально собранных налогах. В итоге прогрессивные налоги сделали намного менее прогрессивными – такова характерная черта неолиберального периода с его перевесом частных интересов над общественными и богатых над бедными.

Налоги на имущество, которые иногда называют налогами Пикетти, взымаются с оценочной стоимости активов человека или компании. Обычно таким налогом облагаются корпорации, однако он применим и к физическим лицам. Франция взымает налог со своих компаний из расчета один процент в год от ее оцененной стоимости, и если расширить его на весь мир, то эффект будет вполне ощутимым. Налоги на имущество тоже можно сделать прогрессивными: чем крупнее корпорация или оцененная стоимость актива, например недвижимости, тем выше ставка годового налога. Если сделать ее достаточно жесткой, эта мера быстро принудит корпорации к снижению налогового бремени путем деления на предприятия поменьше.

Земельный налог, иногда называемый «джорджистским», по имени экономиста Генри Джорджа, – это налог на недвижимость, в данном конкретном случае – на землю как имущественный актив. Опять же, такие земельные налоги можно применять прогрессивно, облагая более крупные наделы, выгодно расположенную собственность или участки, которые хозяин никак не использует, повышенной ставкой налога. Большая часть прибыли и в целом ликвидных активов при первой же возможности обращаются в недвижимость, осязаемое имущество, стоимость которого со временем будет только расти и которое в худшем случае не рассыплется в прах, когда лопнет пузырь. В этих условиях хорошо продуманный налог на землю опять же может вызвать быстрое расширение и перераспределение землевладения, что направит в казну дополнительные средства, необходимые для оплаты общественных работ, и поможет сократить экономическое неравенство.

Налог на сжигание ископаемых углеводородов, который следовало бы называть не налогом, а полной оплатой побочных издержек, тоже можно применять по прогрессивной шкале со штрафами-скидками, чтобы не навредить самым бедным, тем, кто сжигает меньше углеводородов, но вынужден это делать, чтобы выжить. Высокая ставка на сжигание ископаемого топлива создаст мощный стимул для прекращения этой практики. Ставку платежей за наиболее интенсивное сжигание можно сделать такой неподъемной, что она исключила бы любую возможность извлечения прибыли за счет побочных эффектов от использования такого топлива.

Когда все деньги перейдут в цифровую форму и будут регистрироваться в блокчейнах, в результате чего любой сможет отследить денежные потоки и увидеть, где сейчас находятся деньги, незаконное уклонение от налогов можно будет окончательно подавить санкциями, эмбарго, конфискациями и удалением записей.

Нетрудно предсказать, что взвешенный крепкий налоговый режим, использующий отслеживаемые валюты, учрежденный всеми странами Земли посредством международного договора под эгидой ООН, Всемирного банка или другой международной организации, быстро стимулировал бы немедленные изменения в поведении и распределении богатства. Иные назовут его революционным. Разумеется, налоги представляют собой инструмент правового воздействия, имеющий такое же древнее происхождение, как и сама цивилизация, ставки определяются законодателями, их поддерживает вся мощь государства, то есть судебная власть, полиция и армия. Другими словами, налоги законны, признаны в принципе и используются всеми современными обществами. Можно ли в этой связи говорить о прицельных изменениях налогового законодательства как о настоящей революции?

Было бы интересно увидеть, к чему это приведет.

68

Обратно в Цюрих Мэри доставили на военном вертолете. Они сели в Клотене, в город ее отвезли на черном микроавтобусе, таком же, в каком она покинула Цюрих. Мэри сидела рядом с Приской, наблюдая, как водитель ведет машину в город по привычному маршруту. А куда потом?

Оказалось – домой. На Хохштрассе, прямо к многоквартирному дому, где она жила.

– Сюда? – уточнила Мэри.

– Только для того, чтобы забрать вещи, – ответила Приска. – Наверху считают, что оставаться в прежней квартире плохая мысль. Прошу прощения.

– А потом куда?

– На холме у нас есть надежная квартира. Мы хотели бы, чтобы вы жили в ней. Когда ситуация немного прояснится, вы сможете вернуться обратно. Если захотите.

Мэри не ответила. Мысль о возвращении в свое привычное жилище одновременно притягивала и нервировала. Кто мог за ней следить? И почему?

Министр поднялась в квартиру и сложила вещи в большие чемоданы. Закончив работу, осмотрелась вокруг. Она прожила здесь четырнадцать лет. Эстампы Боннара на стенах и на кухне – музейные имитации. Прежняя полоса жизни закончилась, ей казалось, что она бродит во сне. Ноги все еще дрожали. Хотелось спать. Принять бы душ – и в кровать. Но не здесь.

Телохранители помогли вынести чемоданы на улицу и погрузить в фургон. Поворот на восток, мимо маленькой траттории, где она провела много вечеров, читая во время еды. Подъем на холм Цюрихберг, въезд в солидный жилой массив на склоне. Большие старые городские дома стоимостью миллионы франков каждый сверкали купленной за большие деньги отделкой, по сути, оставаясь заурядными коробками. Фургон свернул на бетонную дорожку перед одним из таких домов, рассчитанную на одну машину, дорожку окружал сад и прикрывала высокая белая оштукатуренная стена, утыканная поверху битым стеклом, – неожиданная зловещая нотка посреди буржуазного благолепия. Въезд на дорожку преграждали ворота, превращая двор в замкнутое пространство. Ее новый дом. Мэри подавила стон, удержалась, чтобы не закатить глаза. До работы отсюда все еще можно дойти пешком, если ей это позволят.

Ей позволили. Достаточно было сделать звонок, и перед воротами собиралась небольшая компашка, которая потом провожала ее вниз по холму к Хохштрассе, до министерства. Разрушенное здание восстанавливали, в остальные помещения работники уже вернулись. Мэри была удивлена, что охранявшие ее швейцарские службы сочли возвращение безопасным, однако ее заверили, что за этим районом теперь наблюдали пристальнее, чем за любым другим. Министерство не могло вести работу из подполья, важно, чтобы весь мир видел: Швейцария и ООН считают Министерство будущего ключевым агентством, и терроризм не способен изменить ход истории. Власти были намерены отстаивать этот принцип до последнего, видя в Мэри живую визитную карточку современной истории.

«Или приманку», – подумала Мэри. Приманку в расставленной ловушке. Между тем ее штаб снова собрался, вернулся в свои офисы или кое-как разместился во временных, и занялся своим привычным делом. Не исключено, что швейцарцы поймали преступников и ликвидировали угрозу. Банки, похоже, вернулись в онлайновый режим и работали, как прежде. Произошли ли перед перезагрузкой какие-либо структурные изменения, пока было трудно разобрать. Если нападавших поймали или каким-то образом нейтрализовали, то опасность персоналу министерства, возможно, больше не грозит. Вряд ли по всему миру наберется много людей, считающих беззубое агентство ООН достойной мишенью. Да, у Парижского соглашения были противники. Может быть, ее лично как символ всего враждебного взял на прицел весь военный аппарат какого-нибудь озлобленного петро-государства. Было бы неплохо разрушить некоторые из этих петро-государств. А лидеров посадить в тюрьму.