Жестокий шторм - Жемайтис Сергей Георгиевич

Шагов десять они прошли молча, затем Джейн сказала с некоторой досадой:

— Любительская сцена одно, а вот то, что сейчас творится с нами, — это очень скверный спектакль. И я не хочу, как вы говорите, вживаться в теперешнюю свою роль. В данном случае я вовсе не актриса, я просто боюсь за Тома, за себя, за вас, Стэн. И мне часто кажется, что мы совершенно беспомощны, что за нами охотятся, как за бизонами в прерии, где негде укрыться. Надо только удивляться, почему мы все еще живы!

Мистер Гордон засмеялся:

— Потому что мы не бизоны, милая Джейн! Мы с вами пока успешно боролись не только за свою жизнь, но и за жизнь многих других людей. Том, узнав об опасности, угрожающей вам и всем, кто находился на судне, очертя голову кинулся в бой. Он едва не погиб в первый же день, еще по пути на «Глорию», то есть к вам, Джейн. Затем мы вместе упорно разыскивали преступников и на берегу и на судне. Как известно, небезрезультатно. Нет, Джейн, мы далеко не бизоны. Нам рано подводить итоги нашей борьбы; судя по всему, она еще продолжится, все же мы должны победить, Джейн! Добра в мире больше, чем зла. Только поэтому происходят благоприятные перемены на земном шаре. Появление на сцене трех русских моряков подтверждает мои слова. Они появились в кульминационный момент, когда, казалось, у нас уже нет выхода. Нам оставалось одно — передать документы нашему другу Юдзи, но тогда мы причинили бы ему и его семье неисчислимые страдания. Его могли пытать, посадить в тюрьму. Убить, наконец. Теперь все улаживается. Слышите, они уже готовят катер к отходу.

— Заливают горючее из наших канистр, что были на плоту. Чувствуете, пахнет бензином?

— Действительно, бензин перебивает даже запахи моря. Какие это решительные, бесстрашные ребята! После всего, что они перенесли, им бы загорать на этом благоуханном клочке суши в ожидании помощи. А они сами хотят помочь другим. По первому зову сердца идут на новые опасности. Кто бы мог предугадать их появление в финале третьего акта? Тем и хороши сюжеты, разработанные жизнью, что в них никогда нельзя предвидеть сцен под занавес…

ЗАПАСНОЙ ВАРИАНТ

Тяжелые шторы на окнах были опущены — нелишняя предосторожность, ибо в небоскребе напротив, через улицу, тоже на двадцать первом этаже, находилась контора конкурирующей компании и при современных способах электронного шпионажа держать окна открытыми было далеко не безопасно.

Кабинет освещали скрытые светильники. Кондиционер поставлял в меру прохладный воздух, слегка отдающий мятой.

Мистер Чевер сидел в кресле за письменным столом и просматривал газеты, их скопилось множество, так как накануне он летал в Нью-Йорк и почти ничего не читал, занятый переговорами со страховыми компаниями. Во всех газетах на первом месте стояла катастрофа в «море дьявола». «Тайм», «Нью-Йорк пост», «Лос-Анджелес тайме», «Сан-Франциско экзаминер», «Ньюсуик», «Крисчен сайенс монитор» и все другие крупные газеты отвели катастрофе по нескольку полос с массой фотографий. «Глория» сходит со стапелей; «Глория» уходит в первое плавание; «Глория» в океане, вблизи Бермудских островов; «Глория» среди судов на Сингапурском рейде. Лайнер в шторм, он же у морского вокзала в момент прибытия в Сан-Франциско, когда лавина счастливых пассажиров спешит к стоянке машин, груды чемоданов на автокарах. Последние свежие снимки с вертолета: судно на Рифе Печали, оно сильно накренилось, волны перекатываются через низко осевший борт. Множество фотографий пассажиров и членов команды «Глории». Фотография капитана Смита — с чисто американской безмятежной улыбкой на лице, широкоплечего, пышущего здоровьем и силой, снятого в ходовой рубке, похожей на лабораторию научно-исследовательского института; снимки на палубе, среди пассажиров и на берегу у машины. Фотография второго помощника сразу наталкивает на мысль, что именно ему суждено было стать виновником катастрофы, но тут же несколько других фотографий того же Вилли Томсена в разные периоды его жизни, где он явно вызывает симпатии своим бравым видом и той же американской улыбкой. Много фотографий Джейн Чевер и только одна — ее мужа Томаса Кейри; интерьеры кают, холлов, ресторанов, баров погибшего лайнера. Снимки трех кинозвезд в мини-бикини на краю бассейна на верхней палубе «Глории».

Мистер Чевер задержал взгляд на своей фотографии, помещенной в центре полосы. Лицо его в достаточной мере выражало и горе, и мужественную стойкость истинного американца, которого ничто не сможет ни поколебать, ни сломить.

— Недурно. Совсем неплохо, — пробормотал он и начал читать очерк о себе самом. Во время чтения с его лица не сходило довольное, даже веселое, выражение. Прослеживался его жизненный путь — чуть не с пеленок и до владельца целого флота пассажирских судов. — «Этот выдающийся человек, — вслух читал он, — может служить примером для нашего молодого поколения американцев, утративших реальные представления о истинных ценностях и неизмеримых возможностях нашего свободного демократического общества…» Так, так, и дальше совсем неплохо: «Он умеет добиваться своего, не останавливаясь перед препятствиями, какими бы трудными они ни казались. Не раз он оказывался на грани банкротства, но всегда находил верный и честный выход. Дело его обретало новую силу, и доверие акционеров росло.

Но вернемся к первым шагам его деловой карьеры. Матрос, затем шкипер на каботажном судне «Флорида» водоизмещением всего 800 тонн, он сумел наладить быстрые выгодные рейсы между островами Карибского моря и Флоридой… — Мистер Чевер усмехнулся, вспомнив, как в годы «сухого закона» доставлял с Ямайки и Кубы контрабандный ром. — Честный труд, предприимчивость, умение предугадывать конъюнктуру на современном рынке дали ему возможность стать совладельцем, а затем и хозяином первого судна, положившего основу его благосостоянию…»

Вошла Эва О'Брайнен:

— За первые часы после открытия биржи наши акции поднялись на шесть пунктов, — сказала она.

— К вечеру должны еще подскочить.

— Безусловно, Тим. Такой рекламы мне еще не доводилось видеть. А какие заголовки! — Она стала читать: — «Трагедия в „море дьявола“, „Безутешный отец“, „Пример мужества и стойкости“. Мне этот заголовок нравится больше остальных. А вот опять о тебе. Несколько, правда, грубовато. Надо бы тоньше. Знаешь, Тим, — она прижалась к нему, — я бы написала лучше. Из меня могла бы получиться хорошая журналистка. Я подавала надежды, пока не застряла в твоем офисе.

— Безусловно, моя радость. У тебя холодный ум и горячее сердце. Ты бы заткнула за пояс многих из этих писак.

— Пожалуй, ты прав. Горячее сердце меня часто подводит.

— На этот раз, думаю, не подвело: сколько ты получала раньше и сколько теперь, у меня?

Она ласково посмотрела на него:

— Ты думаешь, в этом основная причина?

— Ну конечно нет, Эва!

— Подожди, не переворачивай страницу: здесь что-то опять о тебе. Какая-то лирика. — Она стала читать: — «Обычно утром он выпивал чашку крепкого чая с ломтиком лимона. В середине дня, если ему удавалось найти ресторанчик по своему вкусу, он выпивал чашку простокваши, съедал грушу или яблоко да еще ломтик хлеба с кунжутным маслом…»

Оба они засмеялись.

Мистер Чевер сказал:

— Ловко работает, подлец! Получил заказ изобразить воздержанного человека и действует, даже не поговорив ни с кем! Оказывается, я вегетарианец! Что, если мне действительно перейти на растительную пищу?

— Попробуй. Приобретешь талию и вернешь юношескую бодрость.

Мистер Чевер самолюбиво помрачнел.

— Ты считаешь, мне это необходимо?

— О нет! Ты и так выглядишь прекрасно. У тебя стальные мускулы. Ты настоящий мужчина. Ну-ка, а что же тут в самом низу, на пятой колонке? «Повод для размышлений», — прочитала она заголовок и продолжала: — «Катастрофа „Глории“ возбудила много толков. Просочились сведения, что накануне отплытия лайнера в последний рейс некий гангстер по кличке Тихий Спиро сообщил газетному репортеру, что судно обречено…»