Геном (Сборник) - Лукьяненко Сергей Васильевич

– Маленькие мальчики всегда играют в войну и топчут игрушки. Толпа всегда издевается над тем, кто идет сквозь нее. Пройдет несколько месяцев, и все жители Нового Кувейта станут нормальными. Но мальчики все равно будут топтать игрушки. А толпа все равно станет кричать «убей!». Точно так же толпа ведет себя на планетах Империи. Точно так же дети Империи играют в войну с Инеем.

Баба Ада встала. Подошла ко мне, и на этот раз я даже не попытался уклониться. Может быть, потому, что некуда было бежать. Может быть, потому, что очень устал.

– Мой маленький бедный братишка, – ласково сказала баба Ада. – Мой замороченный, запутавшийся малыш. Ты жил на чудовищной, жестокой планете… и в этом – вина твоего любимого Императора. Ты встречал вокруг лишь черствость и жестокость… так что полюбил убийцу и террориста за несколько ласковых слов. Но теперь все изменится…

Она погладила меня по щеке. И я подумал – как-то очень лениво и неловко, что мои настоящие бабушки даже не видели меня. Разве что сходили с мамой и папой в «Детский мир» и посмотрели на компьютерные реконструкции. Тиккирей Фрост, мальчик. Модифицирован для планет с повышенным радиационным фоном. Предполагаемый облик при рождении, предполагаемый облик в возрасте трех, пяти, десяти, пятнадцати лет… Умный, любознательный, немного упрямый, немного самоуверенный.

И очень наивный.

Хотя нет, про недостатки стараются не писать. Точнее – пишут так, будто они – достоинство. Так что вместо «наивный» написали бы «доверчивый».

А вместо «слабовольный, легко меняет друзей» написали бы «легко поддается переубеждению, очень общителен»…

– Умрите, Ада Снежинская, – сказал я.

И бич в моей руке смачно харкнул плазменным сгустком.

Старушка закричала, когда ее бросило от меня – с развороченным плечом, нелепо болтающейся правой рукой. Кровь била несколькими тонкими струями – заряд был очень слабым, и плечо не сожгло, а разворотило, будто сильным ударом топором.

В следующий миг комната будто вывернулась наизнанку.

Вылетела дверь – и несколько фигур, похожих на размазанные серые тени, скользнули в комнату. За стенами загремело – и в нескольких местах огненный пунктир стал очерчивать вырезаемые люки.

Бич словно взбесился. Я даже подумать ни о чем не успел – тело скрутило и швырнуло в угол, под сомнительную защиту стола. Как же так? Бич может перехватывать управление моими мышцами?

Серые тени еще палили в пустоту, туда, где я только что сидел, и каменная стена пузырилась под лучами тяжелых бластеров, будто пластилин под жарким солнцем. А бич уже стрелял по ним – короткими, экономными очередями, крошечными, ослепительно пылающими шариками, будто огненной дробью. Маскировочные комбинезоны отключились почти мгновенно, охранники Ады Снежинской попадали, то ли мертвые, то ли просто раненные. Я вскочил и, перепрыгнув через корчащиеся тела, бросился к двери.

– Не убивать! – послышался за спиной голос бабы Ады. – Не убивать!

В спину ударило – тугой холодной волной.

Это что, так умирают?

Ноги подкосились, руки обмякли, даже дышать стало трудно. Но я продолжал бежать, бич дергал мое тело, вынуждал ноги переступать – под новыми и новыми ударами парализаторов.

Я бежал, пока парализующие лучи не заморозили мои нервы настолько, что даже бич не в силах был заставить мышцы двигаться. Пол метнулся навстречу лицу, я увидел перед глазами лужицу крови, текущей из разбитого носа, но боли не было. Чьи-то сильные руки вертели меня, обыскивали, стаскивали одежду, несколько человек в силовой броне отдирали бич – будто и впрямь поймали ядовитую змею.

Издалека, словно через толстое одеяло донесся голос бабы Ады:

– Мальчика – в лазарет! Отвечаете за него головой!

Но через несколько секунд, когда ее саму утащили в лазарет, меня все-таки стали пинать.

Хорошо, что мне совсем не было больно.

Лазарет я почти не запомнил. Кажется, это был не медпункт при космопорте и не городская больница, а военный лазарет на космическом корабле, стоявшем в порту. У них куда больше опыта по спасению парализованных – на учениях вместо настоящих бластеров всегда используют парализаторы, да и при абордаже в космосе, чтобы не повредить обшивку.

Первое смутное воспоминание – как покалывает все тело. Будто прыгнул в холодную воду. Не больно, а скорее приятно.

Потом я смог открыть глаза. Увидел несколько человек в халатах бледно-салатового цвета. В руку была воткнута капельница, а по телу водили каким-то гудящим прибором. Там, где им провели, кожа начинала чувствовать.

– Лежи смирно, – велели мне. Без грубости, но и без малейшей жалости.

Я закрыл глаза и стал лежать смирно.

У меня ничего не вышло. Я не смог убить Аду Снежинскую. Стась арестован или погиб. Иней будет и дальше воевать с Империей и, наверное, победит.

Может быть, так и надо?

Может быть, Ада Снежинская права и Федерация Инея будет лучше, чем старая Империя?

Я старался об этом не думать.

Потом мне велели подняться – я уже мог двигаться самостоятельно. Дали одежду – немного большую по размеру пижаму и тапочки. Повели какими-то коридорами. Потом в памяти будто вырезали кусок – может быть, меня допрашивали с наркотиками правды, а может быть, я просто отключился.

И новое воспоминание было неожиданным, похожим скорее на сон, чем на правду. Маленькая комната с двухъярусными кроватями, Стась, Лион и Наташка. Меня уложили на кровать, я коснулся лицом подушки и сразу же заснул.

А проснулся от тихого разговора. Говорил Стась, своим обычным голосом:

– Реально – я не имел никаких шансов. Контрразведке было интересно наблюдать за происходящим, но они понимали, что выпускать нас в космос слишком рискованно. Честно говоря, я ставил только на то, что корабль готов к полету.

– А вручную поднять его было нельзя? – спросил Лион.

– Дело не в заблокированном компьютере. Как я понимаю, реактор был физически заглушен. Таким образом корабль сразу потерял ход, огневую мощь и возможность самоликвидации.

– Но ты же не знал этого заранее? – уточнил Лион.

– Нет, не знал. Иначе не стал бы захватывать рубку. Лишние жертвы не нужны никому.

– Зато дал им жару, – ободрил Стася Лион. – Будут знать, что такое фаг.

Стась засмеялся:

– Они это и так знают. Но всегда есть границы, за которыми сопротивление становится глупым и ненужным. Посмотри лучше, как там Тиккирей. У него изменился ритм дыхания.

– Я не сплю, – сказал я. И присел на койке.

Все-таки это была тюремная камера. Очень чистая, аккуратная, даже уютная. Но камера. С тремя двухъярусными кроватями, прикрепленным к полу столом и унитазом в углу, за низенькой загородкой.

И тут были все: Стась, по-прежнему с огромным животом, но и лицо и руки уже были прежние, молодые; Лион, сидевший на койке рядом с ним; Сашка – кажется, он спал, лежа на верхних нарах, а еще – Наташа и… старик Семецкий! Они тихонько разговаривали о чем-то своем, Наташа только кивнула мне и отвернулась, пряча заплаканные глаза, старик Семецкий ободряюще улыбнулся. Кресла у инвалида не было, ноги он кутал в тощее красное одеяло с инвентарным номером на белой матерчатой бирке.

– Как самочувствие, Тиккирей? – спросил Стась.

– Ничего. – Я пошевелил руками. Тело двигалось нормально, будто меня и не превращали в деревяшку. – Я долго спал?

– Часа два. Похоже, ты получил изрядную порцию из парализатора.

– Да. – Я посмотрел Стасю в глаза. – Я пытался убить Аду Снежинскую.

– Кто такая Ада Снежинская?

Может быть, он и впрямь не знал этого имени?

– Основа, – коротко ответил я. Стась сразу же кивнул:

– Основа Инны Сноу?

– Да. Стась, ты знал, что госпожа президент Сноу – лишь один из клонов?

– Мы это предполагали, – кивнул Стась. Я смотрел на него не отрываясь, и он неохотно продолжил: – Ну знал, знал. Один из пойманных нами клонов был младше Инны Сноу всего на пять лет. Сомнительно, чтобы пятилетняя девочка смогла клонировать себя.