Министерство будущего - Робинсон Ким Стэнли

74

Каждый день для Фрэнка был на одно лицо. Он не вел календаря и не следил за днями недели. Время от времени – примерно раз в месяц – его навещали Сирин с младшей дочерью. Мэри Мерфи приезжала чаще – каждую неделю или две. Фрэнк решил, что ее офис где-то рядом.

В тюремной столовой кормили по-швейцарски солидно. Он немного набрал вес. За едой обычно читал взятую в библиотеке книгу, иногда – газету на английском, которая выходила раз в неделю в Париже. В тюремной библиотеке было много книг на английском языке, он читал их без разбора: Джон Ле Карре, Джордж Элиот, Диккенс, Джойс Кэри, Сименон, Даниель Дефо. «Робинзон Крузо» его развеселил. Повезло парню, раз смог раздобыть все нужные припасы в обломках корабля. Не так уж плохо устроился. Чем-то Фрэнк напоминал героя книги, он тоже выброшен волной на чужой остров и вынужден обходиться чем бог послал.

В восемь утра он обычно садился в фургон, развозивший заключенных по городу. Фрэнк по-прежнему ездил в лагеря беженцев. Всякий раз ему становилось немного не по себе, но он упорно продолжал поездки. Один из терапевтов говорил о привыкании, может, так оно и было – повернись лицом к тому, что тебя тревожит, прими вызов. Одна из книг была написана африканцем, который в начале двадцатого века отправился к берегам Гренландии и жил в поселке инуитов. Их тогда звали эскимосами. Автор подслушал поговорку, которую местные жители произносили, когда рыбаки не возвращались из моря или умирал ребенок. А еще когда настигали голод, болезни, полынья, мороз или белый медведь. Трагедий у них было хоть отбавляй. Несмотря ни на что, эскимосы не вешали носа. Поговорка гласила: «Повернись лицом к Нарсуку» – что означало «никогда не унывай». Как бы плохо ни приходилось, инуиты считали неуместным проявление печали или скорби. Они смеялись над бедами, вышучивали неудачи. Поворачивались «лицом к Нарсуку».

Такой подход никому не помешал бы. Как-то раз, работая на раздаче еды и заметив краем глаза расстроенное лицо беженца в очереди, Фрэнк понял: практически все на свете пережили какую-нибудь травму, а некоторые еще переживают. Его клиентов избивали, обстреливали, бомбили, выгоняли из домов, они видели смерть. Все они, добираясь сюда, проделали отчаянное путешествие, спали на земле, голодали. Теперь беженцы находились в новом месте, где их, возможно, ждали новые испытания, не только плохое, но и хорошее. К людям надо относиться терпеливо, видеть в каждом личность. Возможно, когда-нибудь они преодолеют свою травму. С ними нужно разговаривать.

Фрэнк редко вступал в разговоры, а когда вступал, начинал мямлить. Кое-как задавал вопросы и выслушивал ответы. Как бы плохо беженцы ни говорили по-английски, Фрэнк говорил на их языках еще хуже. Обитатели лагеря использовали английский язык как молоток, вколачивая смысл сказанного. С их языка подчас срывались на удивление точные и экспрессивные выражения. Иногда беженцы рассуждали как герои Дефо. Один как-то сказал: «Положение внезапно стало внезапным». Одна девочка воскликнула: «Как уголубело небо!»

Новости обычно действовали Фрэнку на нервы. Периоды жары, нападения террористов. Все армии мира переключились на борьбу с терроризмом. Каких-либо серьезных межгосударственных столкновений, способных отвлечь военных от попыток выявить и искоренить террористов, не происходило. Однако большими успехами они, похоже, не могли похвастаться. Кто-то назвал терроризм многоголовой гидрой. В детстве Фрэнка террористов по большей части презирали. Наступили иные времена. Многие покушения совершались на тех, кто сжигал углеводороды, особенно самых богатых, которые делали это открыто. Автогонки, частные самолеты, яхты, контейнеровозы. Нынешние террористы, похоже, привлекали саботажников и даже борцов сопротивления, вступивших в схватку за Землю. «Ударный отряд Геи», «Дети Кали», «Защитники Матери-Земли», «Земля превыше всего» и так далее и тому подобное. Люди читали сводки о силовых акциях со смертельным исходом и лишь пожимали плечами. А что они себе думали? Какой дурак в наше время владеет частным самолетом? Уже летают дирижабли с отрицательным выбросом углерода, у них на боках есть солнечные панели, накапливающие больше электричества, чем требуется для рейса, излишки отправляют в СВЧ-диапазоне на наземные приемные станции по маршруту следования. Полет не потребляет, а создает энергию, так зачем нужны реактивные самолеты? Нет. Если кого-то шлепнули за полеты на них, туда ему и дорога. Кретинов, упрямо жгущих углеводороды, сбивают прямо в воздухе? Ну и что? Смерть из-за облаков – традиционный американский метод со времен Клинтона, Буша и Обамы, другими словами – с того самого момента, когда технология сделала его доступным. Народ злился, народ был напуган, народ не церемонился. Мир колебался на краю пропасти, требовались решительные действия. Государственная монополия на насилие неплохо работала в свою бытность, да только никто уже не верил, что она когда-либо вернется. Разве что в далеком светлом будущем. А пока – втяни голову в плечи, полагайся на везение. Не летай на частных реактивных самолетах, а лучше – не летай никакими самолетами. Такие полеты сродни блюду из говядины – слишком много риска. Когда вегетарианский гамбургер неотличим по вкусу, а упаковка говядины имеет наклейку «безопасность гарантирована» крупными буквами и отказ от претензий мелким шрифтом внизу, это говорит, что наступило другое время.

Как-то раз, возвращаясь под вечер из большого лагеря в Винтертуре, Фрэнк столкнулся на входе с Мэри Мерфи. Они перешли на другую сторону улицы и присели за столик в кафе. Еще светило солнце, принесли «кафи» с его приятным контрастом горечи и других ощущений. Опять эта странная женщина изучает его взглядом. Жизнь в тюряге не так уж страшна. За соседним столиком два зэка, не таясь, забивали косяк. Надзиратели не мешали курить траву, она успокаивала нервы. Охрана отворачивалась, даже когда зэки курили на тюремном дворе, чего уж говорить об улице. Трава действительно успокаивала нервы, поэтому к ней относились здраво. А здравость – главный принцип Швейцарии.

– Что-то много стало нападений на углеродных нарушителей, – заметил Фрэнк.

– Да. – Мэри сидела, потупившись в стеклянную чашку.

– Не ваши ли люди приложили руку?

– Нет, мы такими вещами не занимаемся.

Мэри не собиралась ничего признавать. У нее не было повода. Раз или два они приближались к мимолетным моментам духовной близости, к числу которых можно было причислить даже первую встречу у нее на квартире, однако теперь они отдалились друг от друга, заняв отстраненные, формальные позиции. Фрэнк перестал понимать, почему Мэри все еще приезжала.

– Почему вы ко мне приезжаете? – спросил он.

– Мне хочется знать, как у вас идут дела. – Мэри сделала паузу, отпив из чашки. – Кроме того, я хочу знать, где вы.

– А-а…

– Вы, похоже, стали спокойнее, но…

– Что но?

– Но вы как не от мира сего. Несчастны.

Фрэнк фыркнул в знак отрицания.

– Неправда.

– Много времени утекло.

– После чего?

– После плохих событий.

– Они не прекратились.

Мэри, похоже, потеряла терпение.

– Вы не можете в одиночку бороться со всем злом в мире. Даже пытаться не стоит.

– Я не пытаюсь. Это происходит само собой.

– Вам бы перестать читать новости, пялиться на экран.

– Я читаю «Молль Флендерс». С ней все было точно так же.

– Напомните, кто она.

– Персонаж романа Дефо. Сестра Робинзона Крузо.

– Ах, да. Припоминаю. Она выжила.

– Совершенно верно. Эти люди не ломали себе голову, как мы. Поворачивались лицом к Нарсуку. Не подозревали о существовании посттравматического расстройства.

– Либо оно было повсюду. Как воздух, которым они дышали.

– Разница все равно есть.

– Допустим. Однако насколько я помню, Молль Флендерс не пыталась вылечить от травмы весь мир. Людей не волновало, что происходило с другими.

– Но нас-то должно волновать, не так ли? В те времена люди мерли как мухи. Никто не стоял на месте. Сегодня мог умереть твой муж, завтра – твой ребенок. Теперь все не так. Смерть вряд ли настигнет вас и ваших близких, по крайней мере не сегодня.