Голограф (СИ) - Мусин Шамиль

— Чем вы можете это доказать? — спросил бородатый.

— Доказывать мне незачем, но в Думе я выскажу все, что думаю о том балагане, который вы здесь устроили.

— Ты веришь ему? — спросил белобрысый парень, сидевший справа от бородатого. Надя кивнула:

— Я брала у него интервью, это не он. У того – потухший взгляд, есть и другие отличия.

— У вас есть оружие? — обратился ко мне белобрысый. Я выложил на стол ПМ.

— Я завтра пристрелю его на интервью, пистолет спрячу в аппаратуру.

— Даже не думайте. Вы перестреляете уйму народа, но не доберетесь до него, скорее всего, вам даже выстрелить не дадут, — отсоветовал я его, — нужен Вал или Винторез, РПГ тоже не помешает. Самый простой вариант – взрывчатка, я мог бы попытаться изготовить ее в лаборатории.

Разговорившись, мы познакомились. Бородатого звали Юрий, белобрысого – Сергей. Оба – журналисты. Вооружившись бумагой и ручками, мы сели за компьютер и сравнили истории. Здесь президент благополучно дотянул второй срок, а на следующих выборах победил Березовский. Фактически владея ОРТ и другими СМИ, он раскрутил себя перед избирателями, наобещав с три короба. Могущественная финансовая группа не возражала против «своего» президента, и поддерживала его два срока. За ним пошла чехарда «односрочных» президентов, и к лету этого года Тарасов добивал остатки оборонного комплекса страны.

С экономикой было не лучше. Большинство прибыльных предприятий принадлежало иностранным компаниям, в основном, американским. Оставшиеся нищие заводы висели тяжким грузом на бюджете страны. Безработица перевалила за тридцать процентов, процветала коррупция. В бывших союзных республиках было еще хуже. Если в России нефть и газ худо-бедно поддерживали экономику, там не было и этого.

Политическое управление страной постепенно переходило к американцам. С Украиной и Грузией здесь не воевали, а чего бодаться, если все задорно, с песнями, идут в отечески раскрытые объятия дяди Сэма. Уровень преступности зашкаливал, поэтому из-за нехватки сотрудников местами улицы патрулировали совместно российские и американские полицейские.

Здесь настолько все было запущено, что убийство одного негодяя ничего не решало – на его место пришел бы точно такой же, но мне было по душе то, что они хоть что-то пытаются делать. Решили все еще раз продумать, и Надя стала собираться домой. Юра хотел проводить ее, но она сказала, что доберется сама. Мне тоже настала пора уходить, и, договорившись держать связь, мы с Надей вышли на улицу.

Я предложил проводить ее, в ответ она пристально взглянула на меня и неожиданно согласилась. По дороге к ее дому Надя искоса посматривала на меня, видимо, складывая свое мнение обо мне.

— Я совершенно не узнаю вас: всего неделю назад я брала у вас интервью, и видела перед собой усталого человека с потухшим взором. Теперь вы совершенно другой.

— Лучше или хуже? — спросил я, затаив дыхание.

— Лучше, — улыбнувшись, успокоила меня Надя, — вы, кажется, предлагали поужинать? Я ужасно проголодалась, а дома у меня пустой холодильник.

Вот это да! Женщина, которую я дважды терял, и которую минуту назад считал недосягаемой, дарила неожиданную надежду найти ее вновь, но, в то же время, я уже боялся загадывать вперед, избегая нового разочарования. Я предложил выбрать место на ее усмотрение, и она привела меня в ресторан, стоявший среди деревьев на полпути к ее дому.

За ужином Надя расспрашивала о двух других своих воплощениях и надолго задумывалась, видимо, представляя себе, как бы могла сложиться ее жизнь. Она жалела Надю и Алексея в Заречном, пыталась представить себя в Италии и Испании, и, наконец, призналась, что видела меня во сне. Тогда она выпросила у редактора интервью со мной, и, побеседовав с Алексеем, поразилась разнице увиденного во сне и наяву. С ней разговаривал человек, лишенный воли, безразличный ко всему. Он был только внешне похож на того, которого она видела во сне.

У нее проснулся чисто журналистский интерес, и она подробно расспрашивала обо мне, об установке, и о том, что я теперь собираюсь делать. Я объяснил ей, что постараюсь умотать отсюда, как только запущу установку, и пусть со всем этим разбираются те, кто сделал из страны задний двор Америки.

— Ну, да, это легче всего, — усмехнулась она, а что вы говорили насчет взрывчатки?

— Завтра посмотрю, как там контролируют поступающие материалы.

Пока мы беседовали, заиграла музыка, и на маленький танцпол вышли несколько пар. За соседним столом расположилась группа кавказцев, судя по разговору, перекупщики с ближайшего рынка, и к Наде подошел один из них, приглашая к танцу. Она вопросительно посмотрела на меня – я пожал плечами. Надя усмехнулась и отказала ему. Тогда ее пригласил я.

Во время танца я осторожно притянул ее к себе, она окинула меня удивленным взглядом, но не отодвинулась. На минуту мне показалось, что я вернулся в Сан-Ремо, но того ощущения счастья не было. Если там я прижимал к себе нечаянно раскрывшуюся Надю, здесь передо мной была уверенная в себе самодостаточная женщина, осторожно изучающая меня. Мазнув взглядом по залу, я наткнулся на злое лицо кавказца, внимательно смотревшего на нас из-за стола. Похоже, он еще доставит мне забот.

И верно, не успели сесть за стол, как подошел самый упитанный из их компании:

— Дэвушка, приглашаю тэбя за наш стол.

— Пфф, – фыркнула Надя, брезгливо смерив его взглядом, и отвернулась. Толстяк зло по-своему что-то процедил, но отошел. Через полчаса их стол опустел. За ужином незаметно пролетело время, и в десять, расплатившись, я вышел с Надей на улицу. Невдалеке в тени деревьев стояли четверо кавказцев. Увидев меня, они пошли наперерез, и умело окружили нас, прижав к стене.

— Ты можешь идти, — предложил толстый, — а дэвушка пусть останется с нами.

Драться с четырьмя подонками глупо, перестрелять их к чертовой матери, и все. Я выхватил пистолет, опуская флажок, и передернул затвор.

— Нэ надо, — выдохнул толстяк и попятился, — нэ стрэляй. — Остальные резво отскочили в стороны.

— Пошли вон, — бросил я, и они, зло оглядываясь, ушли за деревья.

— Спасибо. — поблагодарила Надя, придя в себя от испуга. — Вы убили бы их?

— Не задумываясь. Понимаете, я терпеть не могу хамов, которые как шакалы нападают на людей, собравшись в стаи. У меня половина друзей – кавказцы разных национальностей, но эти – подонки, отбросы, которых можно найти в любой нации, они позорят свои народы.

До самого дома она задумчиво посматривала на меня, не говоря ни слова, и лишь перед домом, тихо сказав: — Не пропадай, — быстро вошла в подъезд. «Не пропадай» звучало намного приятней, чем «Не пропадайте». Может, начать обживаться здесь? Ведь, неизвестно, куда меня занесет в следующий раз, может, там и жить-то будет невозможно.

Утром сел в машину и поехал в институт. Он располагался недалеко от Надиного дома на территории бывшей испытательной лаборатории отраслевого НИИ, и представлял собой два одноэтажных здания, один из которых был лабораторным, другой – административным корпусом. Я когда-то ставил там спектралку, поэтому безошибочно нашел дорогу в лабораторию. Перед дверью встретил какого-то лысого хмыря, который, поймав меня за руку, сразу запричитал:

— Что же вы творите, Алексей Владимирович, вы помните, что вытворяли вчера в пьяном виде? — Я изобразил усердную работу мозгами и, нацепив виноватую улыбку, лихорадочно думал, что же он такое натворил.

— Вы показали американкой делегации такое, что мне потом пришлось долго извиняться за вас. Как же так можно?

— Ну, это совсем другое дело, — успокоился я, этим можно и фак показать, в самый раз будет.

— Нас ждет Кроуфорд, он рвет и мечет в вашем кабинете.

— Идите первым, — подтолкнул я его, надеясь, что он приведет меня туда, куда надо.

По кабинету ходил из угла в угол тот самый «полицейский», с которым я разговаривал в Барселоне. Он подошел и, подозрительно уставившись, принюхался ко мне.

— Алексей, я не буду говорить про ваше безобразное поведение вчера, но вы совершенно забросили проект: установка стоит второй месяц без движения. Вы постоянно пьяны. Мы со своей стороны полностью выполняем условия договора: у вас неограниченный кредит без контроля расходов, мы доставляем вам все, что вы запрашиваете, не спрашивая, для чего это нужно. Взамен мы хотим одного: чтобы вы перестали пьянствовать и активно взялись за работу. В противном случае, вы знаете, чем это может закончиться для вас.