– Высокое разрешение представляло проблему?
– Я сейчас продемонстрирую.
Брад придвинулся к громоздкому аппарату, надел нечто вроде шлема с матовыми окулярами и склонил голову, как бы прислушиваясь. Иво опять овладело чувство нервозности, и он понял, что оно исходит от внешнего сходства окуляров шлема с очками, которые он купил, когда пытался улизнуть от Гарольда Гротона. Даже по прошествии времени он почувствовал неловкость, вспоминая об инциденте, в котором он вел себя столь глупо.
Иво выбросил все из головы и сконцентрировал внимание на движениях Брада.
Его левая рука парила над клавиатурой, напоминающей терминал компьютера. «А это, вероятно, и есть терминал компьютера», – заметил про себя Иво.
Рука оператора удерживалась рядом с клавиатурой с помощью браслета; было бы нелегко нажимать клавиши в невесомости, если тело не закреплено в какой-либо точке. Правая рука сжимала тонкий рычаг с круглым набалдашником, очень походивший на переключатель скоростей в старинных автомобилях. Пальцы Брада пробежали по клавиатуре, и большая выгнутая полусфера над его головой засветилась мягким светом.
– Сейчас покажу тебе главный экран, – сказал Брад. – Смотри, с клавиатуры я ввожу параметры программы; это расстояние, диапазон, фокус, – реакции человека недостаточно, чтобы контролировать хотя бы один параметр. Да одни только особенности орбиты планеты учесть довольно сложно, особенно если мы захотим сфокусировать прибор на определенную точку.
– Я имею представление об орбитах планет, – он вспомнил свою старую мозоль. – Я как-то разобрался в небесной механике, когда хотел раскритиковать идею путешествий во времени. Если бы у человека была возможность совершать прыжки во времени вперед или назад, не двигаясь в пространстве, то он бы попадал либо в космос, либо глубоко под землю, так как планета все время движется. Это все равно что пытаться перепрыгнуть с одной летящей ракеты на другую.
– Тем не менее, мы путешествуем во времени, при помощи макроскопа, – улыбнулся Брад.
– Уж не собираешься ли ты подсмотреть, как зачали твоего дедушку?
– Порядочность не позволяет. – Руки Брада задвигались. – Сейчас центр обзора в заранее запрограммированной точке: планета Земля. Компьютер учитывает движение всех планет и спутников в Солнечной системе, а также перемещение множества планет и астероидов. Правая ручка – точная регулировка, после грубой установки мы можем ею изменять высоту с шагом в несколько футов и управлять углом обзора. Сейчас мы вращаемся вокруг Солнца на расстоянии девятьсот тысяч миль от Земли – рукой подать по космическим масштабам. Но достаточно далеко, чтобы не чувствовалось влияние Луны. Смотри.
На экране была темно-красная масса.
– Если это Земля, то политическая ситуация на ней сильно изменилась, пока я был здесь, – заметил Иво.
– Но это Земля. Самый центр. В геометрическом смысле.
– Центр? Буквально?
– Ну, это вопрос терминов. Сейчас начало координат находится в центре тела. Масштаб один к одному.
– То есть как в жизни? Так значит...
– Да, макроскоп проникает сквозь материю. Как я тебе говорил, мы имеем дело не со светом, хотя временная задержка та же. Это изображение раскаленного ядра нашей планеты, каким оно было пять секунд назад, отфильтрованное и обработанное компьютером, разумеется. Необходимо подниматься от этой точки около пяти тысяч миль, пока не выберешься на поверхность, на которую, как думают многие, только и смотрят в макроскоп. Теперь ты можешь понять, какое это имеет значение для геологии, разведки ископаемых, палеонтологии.
– Палеонтологии?!
– Ископаемые останки. В ходе обычного сканирования мы уже сделали впечатляющие находки. Для кого-то это работа на всю жизнь.
– Постой-ка. Не такой уж я невежда, профессор. Я думаю, что кости лежат не слишком густо, даже в богатых останками отложениях. Как вы можете их различить, если находитесь, скажем, внутри, а не смотрите сверху? Так вы ничего не увидите.
– Поверь мне, сынок. Мы делаем проход на удвоенной скорости по определенному уровню и записываем данные на ленту. Машина делает спектроскопический анализ записи и выдает сообщение, если есть что-то интересующее нас. И это только начало.
– Спектроскопический анализ? А ты говорил, что макроскоп не использует свет.
– Он не использует, но мы используем. Мы запрограммировали спектры всех элементов периодической системы. Таким образом, приходящий сигнал превращается в изображение, совсем как в телевизоре. На самом деле макроны сильно отличаются от световых квантов. Они не диффрагируют, отсутствует такая неприятность, как красный сдвиг. Спектроскопия – это поверхностный метод, на это приходиться идти, так как пока мы можем анализировать и записывать только световое излучение. Но когда мы научимся работать с исходным сигналом, разрешение увеличится на два порядка.
– Неужели это возможно?
– Возможно, Иво. Мы знаем только малую часть возможностей этого инструмента. Изобретение макроскопа значит для науки больше, чем открытие атомного распада значило когда-то для энергетики.
– Я об этом читал. Но я туповат, сам знаешь. Ты тут мне говорил, что трудно работать при высоком разрешении, даже с компьютером.
– Так оно и есть. Смотри, вот поверхность Земли, сорок футов над уровнем моря, вид сверху. Это еще одна запрограммированная позиция.
На экране замелькали разноцветные пятна.
– Позволь мне самому догадаться! Значит, твоя камера неподвижна, а планета вращается, причем эквивалентная линейная скорость составляет около тысячи миль в час. Это все равно, что лететь на реактивном бомбардировщике на малой высоте над экватором и смотреть в бомбовый прицел.
– Для пацифиста у тебя сильное воображение. Хотя, где-то так оно и есть. Где над океанами, где над сушей, иногда сквозь горы, если они вдруг выше уровня съемки. Но если чуть подняться... – манипулируя ручками, он сфокусировал изображение. – Высота около мили. Картина более понятная, но слишком высоко, чтобы различать детали.
Иво наблюдал проплывающую перед ними поверхность Земли.
