Времена былинные. Книга Вторая. Вольные стрелки (СИ) - Макеев Максим Сергеевич

На стены залезли, вооружились, огнемёт взвели и пулемёт направили на заводь. Судно отодвинуло нашу защиту маскировочную и аккуратно зашло в нашу лужицу. С него спрыгнул мужик.

Это был Торир.

Полезли ещё люди. Кнут, Атли, Брунгильда, Ивар, Отар, сын его, их жёны. Мы бросились встречать мурманов. Над бортом показалась светловолосая голова с огромными глазами.

- Сигни!... - крик Кукши огласил окрестности, парень бросил винтовку, щит, побежал по холодной воде и почти запрыгнул на судно.

- Ну здравствуй, Торир. Чего так долго? - я обнимал седоволосого мурмана.

- А-а-а, не спрашивай... - тот только махнул рукой.

Мы повернулись к лодке - там была трогательная сцена встречи. Кукша стоял в воде, и нежно, как будто боясь, что Сигни сейчас растворится словно мираж, помогал ей спуститься с лодки, понёс на руках к нам. Остальные спускались сами. Кукша, не замечая нас, понёс девушку в крепость. Ну наконец-то, свершилось! Слава Перуну, добрались! А черноволосый где?

- А Ярослав?

- Нет больше Ярослава, ушел к Хель, - Торир махнул рукой в сторону озера, за моей спиной послышалось всхлипывание.

Я обернулся, Веселина уже тоже прибежала встречать, стояла в метре от меня, глаза от услышанного были полны слез. Бросился обнимать девчушку, та зарыдала.

- Как получилось? Перехватили вас? Напали? - я гладил Веселину, та залила мне уже всю грудь и всё не унималась.

- Нет. Мор. В тот раз через Ладогу пошли. Сигни слегла. Домой пришли - ей худо стало. Потом и мне. Остальные разбежались, чтобы не заболеть. Давен выходить хотел нас, слёг. Ярослав только здоров был. Меня на ноги поставил. Сигни. Давен ушёл к Хель. Поставил Ярослав нас на ноги - сам слёг. Три дня - и тоже ушёл, - Торир снял шлем, рубленными фразами рассказывал про события двух последних лет.

У меня комок в горле, у него тоже, по лицу вижу. Веселина рыдает, я сейчас тоже расплачусь. Народ стоит с опущенными головами, не зная что делать.

- Он в повязке на лице ходил, как у вас были. Да тоже мор его достал. Только и успел нас выходить. Уже больной был. В Хель ушёл, арбалет сжимал ваш.

- То я ему подарила, чтобы защититься смог, - снова приступ рыданий у меня на груди, - а его... Он...

- Мы его по морю пустили. Да все одно. В Хель дорога. Не в бою ушёл, - Торир продолжил тихим голосом.

- Не-е-е, Торир, не в Хель, - я гладил Веселину, посмотрел на Торира, - Не в Хель. В Вальгалу. До последнего бился с болезнью за товарищей своих, даже с той силой, что глазом видеть не мог! До последнего в строю был! И умер за товарищей своих, а нет на свете больше чести!

Последнее я выкрикнул сорвавшимся голосом. Торир развел руками:

- Да. Так. До последнего бился, да себя не сберёг. Может, и впрямь в Валгалле он. Свободный. Я ему свободу ещё в походе дал... Чтобы... Веселина...

Мурман отвернулся, я уставился в небо, племянница всхлипывала у меня на груди.

Новости огрели, как оглоблей. Не такую встречу я планировал, ой не такую... Молча все направились в дом. Я поднял Веселину и понёс на руках. Даже приезд Сигни не улучшил общего мрачного настроения. Разместили всех мурманов, крепостные смотрели через открытые ворота крепости на нас, перешёптывались. Мы зашли в дом.

Церемонию прощания с Ярославом устроили через три дня. За это время Вера сделала металлическую табличку, мы ей все помогали правильно изобразить Ярослава. Кудрявый парень стоял на фоне лодки и заводи, улыбался, ветер трепал его волосы. Хорошая табличка получилась, правильная. И надпись на ней добрая. Вывели мы на табличке, что погиб Ярослав смертью храбрых, до конца выполняя долг перед товарищами, спасая их от болезни, но сам не уберёгся. И пусть навеки память о человеке этом золотом останется у предков наших. Который себя не пожалел, и до последнего, пока кровь в жилах на застыла, вытаскивал с того света своих друзей и соратников. Жизнь свою отдал за товарищей. Веселина заперлась у себя, кроме Сигни никто к ней не ходил, даже Кукша. Тот был смурной, не знал куда себя приткнуть. Сигни же привезла цветов сушенных из дома, Ярослав Веселине собирал, давно ещё. Я боялся, что Веселина на Сигни взъестся, из-за неё ведь тот погиб, по сути, из-за неё и Торира. Но нет, застал их вдвоём у Веселины, сидели на кровати и рыдали, обнявшись. Хороший парень был, добрый и улыбчивый, умный и светлый.

На Перуново поле пошли под первым снегом. Мелкая, противная крупа мела. Пошли мы, мурманы, крепостные за этим наблюдали из крепости, они не знали Ярослава. С дедом прикрутили табличку у основания идола. У подножья языческого символа появилась ещё одна надпись, да ещё и с шестиконечной иудейской звездой, он же вроде хазарин был. Долгих речей не было, больше стояли да молчали.

- Все запомните, - я тихо промолвил, - и детям своим передайте, и внукам. Про парня хорошего, который в бою с болезнью страшной жизнью своей пожертвовал, но товарищей своих ей не отдал. Сам живота не пожалел - других из-за кромки достал...

- Память о том вечная будут, - эхом добавил Буревой.

Веселина разрыдалась опять.

- Если видишь нас, Ярослав Рубенович, где бы ты ни был, низкий тебе поклон, - я снял шапку и поклонился табличке железной, - да вечная память. И прости, если что не так...

Веселина вырвалась из рук матери и побежала по полю. Я хотел было кинуться за ней, но дед остановил:

- Пусти её, Серега, пусти. Пусть поплачет, легче станет. Любовь у неё первая, да такая несчастная...

Сигни и Кукша взялись за руки. Торир мял в руках шлем, Брунгильда уже не казалась такой железной, Кнут крутил рукой протез. Снег чуть перестал идти, в проёме между облаками выглянуло солнышко.

- Слышит он нас да видит, - шепнула Зоряна, - хороший парень был...

- Я думал, у них с Веселиной не сильно заладилось, - по дороге домой все молчали, я только в крепости смог продавить комок в горле и спросить деда.

- Дык любовь, у обоих, а Веселина-то дитя ещё, вот и пугалась его, - Зоряна ответила вместо деда, - он ухаживал за ней, красиво... Влюбилась девочка, да только поняла это только в последний раз... Той осенью... Вот и подарила арбалет, и сказала ему, что ждать будет. Он расцвёл весь...

У супруги глаза на мокром месте, у всех тоже самое.

- Ушёл он, зная что любит она его, - Агна прижалась к Святославу.

- Верно, - я махнул рукой.

Мы устроились за столом, помянули хазарина Славика...

Вечером, долго сидеть не стали, часовой окрикнул меня, мол, в ворота кто-то стучит, тихонько. Открыл - там Горшок, с Веселиной на руках.

- Вот... Ваша, вроде? - Горшок был потерян, - Я домой шёл, с болота, гляжу - лежит на земле, спит. Прямо так, без ничего. Одета вроде по-нашему, я забрал... Там только бросить все пришлось, палатку да котелок с инструментами...

- Не страшно, Горшок, не страшно.

- Разбудить боюсь, - пожаловался Горшок, - куда несть-то?

- А давай за мной... - отвёл парня к дому Леды и Лиса, тот уложил девочку прямо в одежде на кровать, мать накрыла её одеялом.

Мы вышли из дома.

- Чего так? Заболеть можно, околеть, - Горшок был смущён, что для него было, судя по всему, в новинку, - я ведь это... Ну... Плохого не хотел... Если что не так...

- Пойдём, Горшок, расскажу я тебе о славном парне, Ярослав его звали. Веселину нашу очень любил, и она его, как выяснилось... Не стало только парня того...

По дороге к актовому залу, где стол мы ещё и не разбирали с поминок, рассказывал Горшку про Славика. Выпили, закусили, поговорили. Утром нашёл его на Перуновом поле, у идола Перуна. Геолог наш задумчиво рассматривал новую табличку. Потом ушёл в лес - палатку забирать да инструмент. В этом году работа его закончена.

За время подготовки к прощальной церемонии расспросил Торира о событиях прошедших лет. Сидели в актовом зале, с дедом, Кнутом и Атли. По словам мурмана, после того как они нас покинули, у Сигни будто крылья за спиной выросли, все хотела приехать пораньше обратно к Кукше. Ну и понятное дело, бегала по Ладоге, куда они зашли на пару дней перед отплытием в Скандинавию, искала побрякушки к свадьбе. Там и слегла. По приезду домой с больной девушкой на руках Торир заперся с Ярославом, ухаживали за Сигни. Потом и вождь слёг. Видя такое, народ от пожилого викинга разбежался - он даже не протестовал, понимал, чем грозит мор. Остались в их селении только самые преданные люди - Кнут, Атли, Ивар, Давен, и все, кто с ним в этот раз пришёл. Когда Ярослав поставил на ноги Сигни и его, слёг сам. Остальное было известно. У девушки начался "Пинг-понг" - только встала, засуетилась, опять слегла. Торир использовал повязки да кипячённую воду, это ему Ярослав так сказал. Народ, который приходил с Ториром в прошлый раз, пришёл к вождю, и после недолгого совещания забрал лодку, и направился на запад, на грабежи. А что делать? Жить-то как-то надо, Торир их отпустил спокойно, не до того было. До середины прошлого лета мурман поддерживал жизнь в постоянно заболевающей дочке. По осени та отошла от хворей, наверно, иммунитет выработался.