Грязь комьями летела из-под копыт лошадей, а всадники в красивых латах лупили друг друга мечами и ломали копья. Как правило, все оставались в живых.
Мы устраивались где-нибудь рядом и листали прихваченного с собой Вальтера Скотта, сравнивая с реальностью.
Понятно, после такого жмурки во дворе выглядят как наскальные изображения дикаря рядом с киноэкраном. Кстати, бывало, что и наскальные изображения вырубались на наших глазах. Когда мы уходили в седую древность. Какие-то лохматые мужики так отделывали стенки пещер, что только искры сыпались.
И тем не менее мы возились вместе с детворой нашего родного двора.
— Так надо, — говаривал, бывало, Ванюша. — Осторожность и еще раз осторожность. Мы не должны отличаться от всех. — Он не хотел, чтобы не доведенная до совершенства машина попала в чьи-нибудь руки. — Машину поломают, — уверял он, а мне оставалось соглашаться.
Когда настал период погружения в прошлое и ухода в будущее, мы перенесли сеансы на ночь. Соседи по дому, попадавшие в сферу действия машины, уносились вместе с нами, а поутру рычаг времени приводился в нормальное положение, и соседи вставали как ни в чем не бывало, шли на работу. Каждый из них полагал, что в эту ночь ему снился удивительный, великолепный сон, со странностями, правда, но с кем не бывает… Только и всего, сон. Соседи были людьми осмотрительными, осторожными. И никому о странных снах на всякий случай не рассказывали.
Тайна оставалась неприкосновенной.
Только один раз словно бес толкнул меня под бок. На трамвайной остановке я подождал одного из соседей, длинного флегматичного завскладом Клотикова, заговорщически подмигнул ему и сказал, зайдя сзади:
— А хорош был этот, со страусовым пером на шлеме, с крокодилом на щите?
Завскладом дернулся всем телом, уставился на меня, потом, не раздумывая, прыгнул в подошедший трамвай, и его унесло.
Ванька выслушал это приключение довольно мрачно.
— Или кончаем эксперименты, или такого не повторится, — отчеканил он.
Я понимал своего друга. Ему доставалось не легко. Машина барахлила. Последний раз она чуть не развалилась от перегрузки. Мы с трудом выбрались из времен средневековья.
А между тем дома у него обстановка накалялась.
Родители ссорились чаще и чаще. Гораздо чаще, чем во времена магистров и профессоров. И хотя с того момента прошло достаточно времени, они так и не пришли к единому мнению. Таковы уж были они, Ванины родители. Ах, если бы не эта их черта!..
Все произошло внезапно. Мы пришли к Ване и хотели сесть за работу. Не тут-то было. Родители ссорились. Успокоить их было невозможно. Я заметил, что трюмо уже разбито, а скатерть сдернута в сторону. И еще заметил, как дрожат руки у моего друга Вани. Он ненавидел эти минуты.
— А мы спросим у него самого, — вдруг громко сказал Кузьма Серафимович, увидев сына.
Я схватил шапку и помчался по ступеням вниз.
О дальнейшем могу только догадываться.
Расхлябанная машина была настроена на малый радиус действия. Ваня подбежал к ней, рванул рычаг, чтобы перевести время хотя бы на два часа назад. Ему уже случалось успокаивать родителей таким способом. Но руки его дрожали сильней обычного. Он рванул, и время заскользило. Да, оно ушло за пределы Ваниного возраста. Машина исчезла, исчез и Ваня. А родители только помолодели, лет этак на двенадцать-тринадцать. И еще их при этом разнесло в разные стороны.
Утром следующего дня я пришел узнать, чем все кончилось. Беглый осмотр комнат сразу сказал мне все. Вернуться из прошлого Ваня не мог: восстановитель времени в момент катастрофы был свинчен и лежал в углу чулана. Но я не пал духом. Ведь по железным законам вероятности все должно было повториться. Помолодевшие родители обязаны были в силу этих математических законов встретиться вновь, понравиться друг другу. А вновь родившийся Ваня, конечно, вновь должен был соорудить великолепный и очень нужный человечеству аппарат — машину времени.
Так и случилось. Они встретились. Я подкараулил их под теми же самыми часами, которые служили местом первой встречи тринадцать лет назад. Я ликовал. Еще бы, все шло как по маслу. Прекрасна ты, математическая закономерность, и ты, стальная логика событий! Ване — быть! Машине — быть!
Но что это? Парень, удивительно похожий на Ваниного отца, и девушка, ну, копия матери Вани, стоят и молчат. Они смотрят друг на друга недоверчиво, с опаской. И вдруг поворачиваются, идут в разные стороны. Мой лоб покрывается испариной. Видимо, память того и другого сохранила то будущее, которое поджидало их.
Так не родился мальчик, так погибла машина времени!
