Бытовик (СИ) - Путилов Роман Феликсович

Рассвет я встречал, сидя за столом и уплетая кусок буженины с, вкуснейшим, серым хлебом.

— Доброе утро… — дверь за моей спиной скрипнула, и я обернулся.

— Олег Александрович? — на пороге стояла гувернантка моих сестер, как ее там… о, я даже имени решительной барышни не знаю. Надо будет срочно узнать, а то неудобно получается.

Я поднялся с лавки, на которой сидел, коротко поклонился, надеясь, что при этом не нарушил никаких правил местного этикета, только после этого вспомнил о бутерброде, зажатом в руке.

— Здравствуйте, а я тут хозяйничаю… — я улыбнулся: — Могу вам чем-то помочь?

— Прошу прощения, я пришла справиться на кухне, почему нам с девочками не подали теплую воду для умывания, и только увидев вас, я вспомнила, что на кухне никого нет.

— Прошу прощения… — я снова улыбнулся, мне нравилось ей улыбаться: — О таком я, как-то не подумал. Но, печь горячая, думаю, что вода согреется быстро.

Через десять минут я подхватил ведро с горячей водой, но девушка заступила мне дорогу.

— Олег Александрович, не стоит, девочки еще не одеты, я сама справлюсь и приду, приготовлю завтрак…

— Так завтрак уже готов, приходите скорее…

— Как готов? — девушка подозрительно осмотрела кухню: — А кто приготовил?

Я пожал плечами: — Я. А в чем проблема?

— Нет, ничего. — Гувернантка окинула меня подозрительным взглядом, хмыкнула, после чего легко, для такой стройной девицы, подхватила ведро с водой и покинула кухню.

Сразу после девицы пришел дворник Борис, с ружьем на плече, миской, кружкой и ложкой он выглядел забавно, а увидев меня, стал выглядеть ошарашенно. Через несколько мгновений взгляд его посветлел:

— Вы, барин. Акулину из кладовой выпустили? Правильно, нечего ей бока отлеживать…

— Да я, честно говоря, про Акулину забыл, да и ты мне не сказал, куда ее запер?

— Да кто ж тогда здесь убирал? — изумился Борис: — Неужели вы барышню под это дело подрядили⁈

— Я Барабашке молочка налил да конфетку дал, он здесь порядок навел, да и кашу сварил…- я понял, что рассказывать «дворовому» о моих трудовых подвигах не стоит, не поймет, от слова совсем.

— Да иди ты⁈ Ой, простите ваша светлость, великодушно, просто никогда я такого чуда не слыхал!

— Ну, так узри. Кашу накладывай и иди Акулину корми, потом приведешь ее сюда, будем Еремеевские захоронки искать.

— Сейчас исполню. — Борис коротко поклонился, навалил себе каши из большого котла, получив к ней кусок буженины, отчего пришел в неописуемый восторг, быстро съел, после чего навалил каши в ту же миску и побежал кормить, томящуюся взаперти, Акулину.

Прибывшие на завтрак девочки попытались устроить небольшой скандал, отказываясь есть кашу и яичницу с большой чугунной сковороды, что я пресек очень быстро, объявив, что если кому-то не нравится приготовленная еда, то этот кто-то будет готовить завтраки, обеды и ужины для всех, живущих в усадьбе, благо этот опыт пригодится будущим невестам во взрослой жизни.

Отправив девочек под присмотром гувернантки, которая, кстати, съела мое варево без всяких возражений, я вышел во двор, где меня уже ждали Борис и Акулина.

— Барин, я тут подумала…

— Борис, подожди меня, я сейчас. В отцовском кабинете, в ящике комода, среди каких-то ремней, сумок и железяк, я обнаружил что-то вроде короткого кожаного хлыста за которым я и вернулся, поняв, что Акулина хорошего отношения не понимает.

— Так вот, барин… — судя по хлопку, на Акулине не одна юбка, а минимум четыре, но одного шлепка по широкой заднице наглой горничной хватило, чтобы в ее глазах заплескался страх.

— Борис, тащи ее на конюшню и к лавке привяжи. Сейчас получит по заднице сто горячих, после этого в полицию ее сдам. Надоела мне эта кикимора, хрен с ними, с деньгами.

Борис крякнул, но повалившуюся на землю, Акулину, в сторону конюшни рванул, так что затрещали нитки на душегрейке.

— Ой, барин, прости дуру, не то я тебе сказать хотела лопату надо брать, Еремей добро в саду закопал! — Акулина вырвала руку у опешившего дворника и отползла от нас на пару шагов.

Я мотнул рукой, и дворник рысцой бросился к своей сторожке, чтобы через несколько минут притрусить обратно, сжимая в руках нужный инструмент.

Хорошо быть барином, особо ничего делать не надо, только в порядке демократизма забрал у Бориса, мешающее ему копать, ружье, да кивнул, когда Акулина ткнула пальцем на какую-то проплешину за густым розовым кустом.

— И зачем Еремей закопал ценности здесь? — подивился я, когда, Борис выкопав неглубокую ямку, извлёк оттуда небольшой деревянный ящик, в котором, обмотанные тряпками, находились чуть ли не сотня единиц столовых приборов — массивных ложек, ножей, вилок и еще какой-то ерунды.

— Так в его комнате найти могли, а он сказал поварихе, что серебро в чистку повез, к ювелиру.

Я прикинул, что одна ложка весит примерно около ста грамм, ну ладно, восемьдесят, приборов больше сотни штук в ящике, серебряный рубль, навскидку, весит грамм двадцать, следовательно, если брать цену лома, то стоит это добро рублей четыреста, а в скупке — в два раза меньше.

— Деньги где, мартышка? — я хлопнул себя хлыстом по ладони и поморщился, было больно.

— Не знаю…- глаза Акулины недобро блеснули, но встретившись со мной взглядом, хитрая девка промямлила: — А, барин, вспомнила. На балке, над кроватью.

В комнате Еремея, под потолком, действительно проходила широкая балка, до которой, при всем желании, убиравшие комнату, горничные, достать не могли. Пришлось Борису бежать за лестницей, но его усилия не пропали даром — вниз он слазил, сжимая в руке толстый бумажник. Естественно, пересчитывать при прислуге деньги я не стал, приоткрыл и вытянул из нутра кошеля синенькую «пятерку», которую вручил дворнику.

— Спасибо, Борис. Эту выведи на улицу и пинка дай под зад…

— Барин, вы же мне сто рублей обещали…

— А ты мне обещала все ухоронки Еремея показать, а из тебя каждое слово тянуть пришлось. И еще — чую я, ты мне не все тайники показала, опять хитришь, но я, все равно, с тобой возится не хочу, поэтому пошла вон отсюда!

Акулина опустила глаза, стараясь не глядеть мне в глаза, но я чувствовал, что сказанные, по наитию, слова, попали в точку. Есть, есть где-то еще у Еремея тайнички, не все деньги я вернул…

— У двери подожди… — гаркнул девке дворник, а сам подошел ко мне, ломая в куре картуз и зашептал: — Барин, богами тебя заклинаю, не гони девку, дозволь ей остаться. По нраву она мне…

— Ты что, Борис, она же подлая, и с Еремеем сожительствовала? — я был поражен порывом дворника.

— Ничто, я ее и такую взять готов…- Борис махнул рукой.

— Ты женится, что ли на ней собрался? — не поверил я.

— Ага, честь по чести, пойду к жрецу и повенчаемся.

— Едрить -колотить. Ты если хочешь ее здесь оставить, то только под твою ответственность. И если она будет дом убирать за тоже жалование. — подумав, ответил я: — Давай, зови ее.

— Акулина, Борис хочет на тебе женится, тогда ты сможешь здесь остаться… — проговорил я, пытаясь понять мысли горничной.

— А что ж не пойти, коли позовет. — пожала пухлым плечом молодуха и «стрельнула» глазом на «жениха».

— Ну раз такое дело, я не возражаю. Вот вам, Борис, мой свадебный подарок. — я вытащил еще три «пятерки» из кошеля и протянул счастливому жениху: — Все, можете быть свободны, до завтрашнего утра. Идите, желаю счастья.

Глава 6

Глава шестая.

После ухода Бориса и его нареченной, уж не знаю, в храм или еще куда, в усадьбе я остался один. Чтобы контролировать вход в домовладение, я запер кованные ворота, взял несколько книг, и расположился на крыльце дома, на солнышке, решив почитать свои учебники, одновременно наблюдая за воротами — ожидался визит полицейского чина, который должен был взять мои показания относительно задержанных вчера слуг, да гувернантка, по моим расчетам, уже должна была вернуться.