Богоборец. Дорога Силы (СИ) - Кожедуб Ярослав

Собрав остатки воли, я невероятным усилием отбросил видения и широко улыбнулся. Нет уж. Я ни о чем не жалею. Кем бы я был, если бы не моё прошлое? Очередным слюнтяем-Идущим, который помогает слабосилкам-крестьянам отгонять зверей от полей? Или примерным семьянином, в бессилии наблюдающим, как кто-то из детей стареет и умирает, потому что слишком ленив и бесталанен, чтобы стать хотя бы Заклинателем? Нет, спасибо.

— Годится… — шепнула в ухо Тьма.

А следом на меня обрушилась новая волна образов — на этот раз образов будущего…

— Что думаешь? В чем был смысл испытания? — спросил я у напарницы лекторским тоном, забирая записи.

— Проверка силы воли? Устойчивости к… эээ… — Диомеда замялась, сделала неопределенный жест рукой. — … сомнениям?

— Частично — скорее всего, да. Но, как мне кажется, тут сразу два испытания в одном. Первое — это как раз про силу воли, про устойчивость к ментальному давлению. Существенная часть известных ментальных техник связана именно со стихией Тьмы — и, судя по прочитанному, это неспроста. А второе… я не совсем уверен, хотя видел много упоминаний о том, что Стихия влияет на адепта по мере углубления связи с ней…

— Ну да, про это все знают, — кивнула напарница. — Поэтому тех же адептов Тьмы не особо любят. Они те еще ублюдки.

— Не все, — покачал я головой. — Особенно до этапа Обладателя. Но да, Тьма со Светом тут стоят особняком. Судя по всему, только эти две стихии влияют не только на характер, но и на… эээ… моральные нормы человека, скажем так.

— Хочешь сказать, Хранитель проверял Альгала на соответствующую Тьме мораль?

— Похоже на то. Всех адептов Тьмы, про которых я читал и которых я видел вживую, объединяли вовсе не те страшилки, которые про них рассказывают — вроде пожирания младенцев или кровавых ритуалов, а обычный, простейший эгоизм. Пусть и возведенный зачастую в неприличную степень. И в дневнике он тоже упоминается, пусть и в необычной для темных форме — Альгал попросту отдалился от всех людей, сведя контакты с ними к минимуму. Так что, мне кажется, Хранитель проверял в том числе и это качество.

Диомеда вскочила с пола и возбужденно начала ходить вокруг меня, раздумывая о чем-то. Шаг вперед, разворот, шаг назад. Вдаль по коридору мы договорились пока не уходить, так что приходилось мерить шагами кусок пола у пелены, где мы с ней устроились. Наконец, устав мельтешить, она уселась обратно и спросила:

— Получается, здесь нас может ждать проверка на добродетели? Если это Свет, а он противоположен Тьме, то и испытание вывернется наизнанку? — она недовольно поджала губы и вздохнула. — Тогда лично у меня проблемы, я особой добродетелью не отличаюсь. Нищим иногда подкидывала бревнышко-другое, но на этом все. Да и ты, кстати, тоже не образец…

— Такая вероятность имеется, — с неохотой признал я. — Но есть ощущение, что всё сложнее. Светлых адептов я встречал даже чаще, чем тёмных, и я не замечал за ними особых… добродетелей, что бы ты не понимала под этим словом. Обычные люди. Разве что чуть правильнее остальных, но эти черты не выделяются так сильно, как у адептов Тьмы. Так что я предполагаю, что проверять нас будут на что-то более сложное — и тогда у нас куда больше шансов пройти испытание. Потому что проверку на добродетели, будем честными, мы завалим оба.

В коридоре повисла тяжелая тишина. Мы оба вспоминали свою жизнь и пытались оценить её с точки зрения… добра. Лично у меня оценка выходила неутешительной — в плане здорового эгоизма я был ближе скорее к Тьме, чем к Свету. Помогать незнакомцам? Да, временами я готов — если это будет несложно, недолго, или если мне заплатят. В остальном же… Мать, дед, Диомеда — единственные люди, за которых я готов пожертвовать многим.

Может, моё путешествие за Панацеей, и, особенно, клятва Небу и вызов богам частично и зачтется за некий альтруизм, но вот иных весомых «добрых» поступков я, пожалуй, и не совершал. А некоторые так и вовсе… я вспомнил бродяг, которых мы с Диомедой без особых моральных терзаний поубивали на дороге в самом начале своего пути и скривился.

Судя по унылому лицу напарницы — у неё мысли двигались в схожем направлении.

Глава 7

«Жалобы на несправедливость — прибежище слабых. Сильные молча вершат справедливость по своему усмотрению.»

Церетеус Таубер

Из тьмы небытия я вынырнул резко, одним рывком. Сквозь закрытые веки пробивался неяркий свет.

Где я? И… кто я?

Осознание того, что я не помню ровным счетом ничего, ударило как обухом по голове. Даже имени! Я покопался в памяти — но не добился ровным счетом ничего, кроме легкой головной боли. Может, что-то… или кто-то рядом подскажет? Открыв глаза, я недоуменно моргнул. Зал. Небольшой, но достаточно богато украшенный — позолоченная лепнина, стены, выложенные мелкой цветной плиткой, добротные магические светильники. Массивный стол, заваленный бумагами, за которым я сижу. Стражник в полном обмундировании, закованный в сталь под самую макушку, несет караул у дверей. И не жарко бедняге?

— Ваша светлость? Все хорошо? — раздался голос сбоку.

Я повернул голову и оглядел собеседника. Тощий молодой парнишка, на вид едва-едва лет двадцати, с жиденькими усами и бороденкой. Уже было собрался спросить у юнца, кто я такой, но опустил взгляд на свои небесного цвета халат и штаны, расшитые серебряными нитями. Не знаю, что за ткань — но выглядит богато. А у собеседника куда менее красивая и качественная одежда, разве что цветовая гамма схожая. Он мой подчиненный? Или просто ниже по социальной лестнице? Если подчиненный, то, пожалуй, не стоит давать ему повод усомниться в моем умственном здоровье.

— Я… да. Задремал немного, — подумав, я решил уточнить хоть что-то, но как можно более размыто. Сейчас любая информация в радость. — Что там у нас сейчас по плану?

К счастью, парнишка вопросу не удивился ни капли — наоборот, кивнул и, суетливо порывшись в бумагах на столе, подал мне несколько листов:

— Вот. Ани Улимар, воровка. Ждёт за дверью. Прикажете ввести её для оглашения приговора?

Черт. Я что, судья? И мне сейчас нужно будет выполнять свою работу? А как мне решать, если я даже законов местных не знаю? Может, отпроситься с работы, сославшись на плохое самочувствие? Стоило мне подумать об этом варианте, в голове будто звякнул колокольчик: не стоит, это кончится плохо. Стараясь не выдать своего смятения, я качнул головой:

— Погоди, ознакомлюсь с бумагами сначала… еще разок.

Сосредоточившись, я уставился на красивые ровные строчки, выведенные каллиграфическим почерком с завитушками. Так… Ани Улимар. Тридцать шесть лет, детей нет, мужа нет, обычный человек. Официально не работает, ранее не привлекалась… или не попадалась. Украла кошелек у торговца на рынке, но попалась на горячем и схвачена самим торговцем — благо, Заклинателю даже напрягаться особо не пришлось, чтобы догнать обычную женщину. В кошельке была дюжина золотых — и подсознание подсказывало, что эта сумма довольно весомая.

Пробежавшись глазами по письменным свидетельствам торговца и свидетелей и чистосердечному признанию воровки, я добрался до последнего листа. На нем было написана лишь одна строка:

Предварительный вердикт: отсечение руки.

Я невольно моргнул. Не слишком ли сурово? Кажется, придется поговорить с подсудимой. Но сначала… Отложив бумаги, я бросил взгляд на помощника, и, сделав вид, что задумался о чем-то, рассеянно порылся на столе в поисках подобных предварительных вердиктов — надо узнать, какие вообще наказания тут в ходу. Хм… Каторга за городом, бесплатные работы в его пределах… казнь, штрафы, штрафы, штрафы… Денежных взысканий было больше всего — на каждом втором листе были именно они. Упоминания тюрьмы не было вообще — судя по всему, содержать и кормить преступников просто так тут никто не собирался. Из необычных наказаний было разве что «выжигание даньтяней» на одном из листов.