О нитях дриады (СИ) - Гарянин Дмитрий

- А ты сможешь?

- Не уверен. Когда пошел снег, с меня словно пелена сошла. Я так ясно все вспомнил. Семью, дом… Поэтому и ломанулся внезапно.

- Так ты женат? – вскинулась она. - Почему раньше не сказал?

- Во-первых, ты не спрашивала, а во-вторых, часть внутри нас тут действительно спит. Будто разделили до и после… И все что было до, спрятали.

- А я замужем, - вдруг сказала она.

- Дети есть?

- Да. Сын.

- А у меня дочь.

- А ты почему не рассказывала?

- Потому что все забыла. Мне всегда так стыдно, когда я вдруг вспоминаю. Вот и в этот понедельник, накрыло неслабо. А тут еще ты, такой живой и близкий. В общем, психиатричка сплошная.

Мы помолчали какое-то время. Отчетливо журчала речка, переливчато щебетали птицы, ритмично пели цикады. Мир пытался донести, что он прекрасен.

- Пойдем, я твои раны обработаю, и умыться тебе нужно, - тихо произнесла она.

- Погоди, ты что, глаза подвела?

- Ну, слава богу, заметил.

***

На следующий день Лина сломала ногу. Вышло по-дурацки и нелепо. Мы шли по узкому гребню холма, Лина поскользнулась, и ее потащило вниз по скользкой траве. На пути попалась ямка, и левая нога угодила в нее. Инерция падения была слишком велика… Я даже услышал этот почти хруст. А затем короткий вскрик. Мне хватило мгновения, чтобы оказаться рядом. Она сидела на земле и морщилась от боли. Стопа оказалась вывернута так, что я сразу понял, дело плохо. Очень плохо.

- Не двигайся! Сейчас, помогу! – Я разрезал штанину и осторожно ощупал раненую голень. Примерно в пяти сантиметрах от лодыжки стало горячо. В ладонях запульсировала, заметалась ее боль.

- Здесь. Ничего, могло быть и хуже, - через силу улыбнулся я. – Посиди немного. Я мигом. Только умоляю, не двигайся.

Лина кивнула. В ее глаза наплывали слезы, и все зеленое в них почти почернело. Искать подходящие ветки пришлось недолго. Буквально на соседнем дереве я выломал их голыми руками. Она сидела неподвижно с прямой спиной, тонкая шея вытянулась от напряжения, пальцы дрожащими опорами впились в землю. Щемящее чувство сопричастности обожгло грудь. Стало по-настоящему страшно. А если я не смогу помочь. Если нога не так срастется, если осложнения, если…

Я второпях соорудил шину, зафиксировал ее ремнем. Выглядело так себе, но функционально вроде работало.

- Кроссовки то второй надела, - тихо сказала Лина. – А они такие скользкие… Как на лыжах…

- Ничего, разносишь еще. Давай-ка, мы сейчас аккуратно встанем. Ногу на весу держи. Обопрись на меня... Закинь руку на плечо. Вот так, молодец.

Мы медленно заковыляли обратно. Я рассказывал анекдоты, все, какие мог вспомнить. Выдумал историю с собственным переломом, и все живописал в жутких подробностях. И, конечно же уверил в гарантированном исцелении. Лина благодарно улыбалась. Лоб ее покрылся испариной, но она стойко переносила мою болтовню и все перипетии нашего передвижения. Пару раз я норовил свернуть не туда, но моя пострадавшая подруга держала маршрут под контролем. И я вновь с оттенками паники думал о возможном одиночестве и неспособности ориентироваться в трех соснах без своего проводника.

Примерно через час мы вышли к заветной поляне. Я с облегчением усадил Лину на скамью, сооруженную из массивного бревна.

- Удобно?

Она благодарно кивнула.

- Как нога?

- Терпимо. Просто обидно. Столько ненужных хлопот.

- Не грузись. Сейчас начнем тебя лечить.

Я залез в палатку и проинспектировал все имеющееся имущество на предмет более оптимальной шины. Потом меня осенило, и я разобрал алюминиевую спинку одного из рюкзаков. Должно получиться. Кроме того, нашелся отличный кусок брезента, который можно распустить под бинты.

- Ну как дела у больной?

Лина вымучено улыбнулась.

- Буду жить.

- Сейчас мы починим твою ногу. Я не говорил тебе, что собирался стать врачом?

- И что помешало?

- Конкурс десять человек на место.

- То есть тебе мозгов не хватило?

- Почему сразу мозгов!? Смелости не хватило. Я даже не пытался. А сейчас жалею.

Я снял старую шину, расшнуровал и аккуратно стащил кроссовок. Место перелома ощутимо опухло. Но стопа лежала вроде ровно.

- Пошевели пальчиками.

Лина сжала губы. Пальцы дрогнули.

- Больно…

- Все ясно, - сказал я с уверенностью, которую не ощущал.

Инсталляция шины прошла успешно. Материал оказался годным, фиксация - надежной. Завязав последний узел, я похлопал Ее по здоровой ноге.

- Все, почти как в травмпункте. Через месяц опять танцевать начнешь.

- Почему опять? Ты когда-нибудь видел, чтобы я танцевала?

- Нет. Но мне почему-то кажется, что ты умеешь.

Лина с тоской посмотрела на меня, потом закрыла глаза.

- Давным-давно я действительно танцевала. Можно сказать, профессионально.

- Вот видишь, грацию то никуда не спрячешь. Сразу видно.

- Да, сейчас грация особенно сильна, - коротко хохотнула Лина.

- Погоди, это я еще тебе костыли не соорудил.

Насчет последних у меня уже возникла идея. У нас скопился целый запас трекинговых палок – идеальный материал для создания искусственных опор. Повозившись около часа, я с гордостью представил миру пару неказистых, но вполне годных костылей. Лина с воодушевлением принялась осваивать новый способ передвижения, и через некоторое время довольно сносно научилась перемещаться в пределах нашей «усадьбы».

Конечно, объем моих обязанностей значительно вырос. Только теперь я понял, насколько продуктивно и много работала Лина до несчастного случая. Десятки маленьких дел, выполнение которых требовало выживание в дикой природе, погружали тебя в состояние перманентной занятости. От одного ты переходил ко второму, затем спешил к третьему, а потом замечал, что первое опять требует внимания. И так по кругу. Готовка, дрова, вода, огород, дом. И это при том, что в рейды самостоятельно я не ходил, но мне хватало. Лина конечно изо всех сил старалась помочь. Каждое утро она ковыляла к реке, садилась на камень на берегу и рыбачила. И всегда успешно. Потом по мере возможности помогала готовить, чистила овощи, следила за регламентом варки. Ограничения, связанные с переломом, сильно давили на нее. Наше обычное взаимное молчание теперь угнетало, словно всю недосказанность смешали с болью и чувством вины. Все попытки добавить туда старого доброго оптимизма умирали как робкий огонь на сырых углях. Еще удивляло почти полное отсутствие сочувствия. Каждое утро я смотрел, как Лина с трудом, волоча забинтованную ногу, преодолевает гравитацию, поднимаясь на уровень своих костылей, и ничего не чувствовал. При том дефиците эмоций, в который мы были погружены, я ощущал лишь умножение ответственности. Как муравей, который тащит добычу домой, теряет напарника и перекладывает всю тяжесть на себя. Инстинктивно. Та частичка сознания, отвечающая за сострадание, осталась там, в муравейнике.

***

Утром в четверг я проснулся рано. Привычно воспринял веселые трели уже бодрых птиц. Потянулся, зевнул. Посмотрел на спящую девушку. Лина лежала бесшумно, словно не дышала. Без ее обычного сопения, которое всегда так сыгранно вплеталось в общий фон, было как то не по себе. Я подвинулся поближе и склонился почти вплотную к ее лицу. Уловил почти невесомый вдох.

Поднялся, надел свои умирающие резиновые шлепанцы и отправился за водой. День солнца. Банный день. День, когда в лаконичности нашего бытия проступают раскрывающиеся как бутоны чувственные нюансы.

Я быстро наполнил все имеющиеся котелки, разжег костер. Чай получился насыщенным и бодрящим. С сушеной малиной и багульником. Для сладости добавил ложку меда и, смакуя и причмокивая, вылакал большую кружку. Я очень ценил такие мгновения. Любил целиком погрузиться в свой особый созерцательный мир, и не спеша, со вкусом потратить время на самого себя. Целиком.

Вдруг какую-то шестеренку, прокручивающую мой утренний дзен, где-то заклинило. Я словно проснулся и посмотрел по сторонам. Чего-то не хватало. Присутствия Лины. Обычно в четверг она просыпалась сразу после меня. И к завтраку уже возвращалась с рыбалки. Я заглянул в дом. Она лежала в той же позе. Внутри уже было ощутимо жарко, но Лина так и не сдвинула одеяло. На лице блестели капельки пота. Губы потрескались. Волосы влажными локонами рассыпались по подушке.