Препод от бога (СИ) - Плотников Сергей Александрович

Все юные некроманты проживали в общежитии: таково было правило. На других факультетах ситуация была иная — Леу и Лиихне никто и слова не сказал, когда они заявили, что сами разберутся со своей жилищной ситуацией. Но я уже понял, что некроманты в Академии одновременно и существа привилегированные, и несколько на отшибе, что ли. У них все особое, куда ни кинь.

И вот тут проявилось первое явное сходство с Хогвартсом (а я, конечно, не мог не сравнивать Академию с книжками о сами-знаете-ком — как студент педагогического в конце девяностых и начале двухтысячных, я просто не имел шанса от них увернуться!). В смысле, детей расселили по смежным комнатам на одном этаже, с общей факультетской гостиной. В комнатах жили по четыре человека, и моему курсу полагалось бы занять три — однако в силу того, что девочек было всего трое, а мальчиков девять, комнат получилось четыре, и учеников распределили в них по трое. К старшекурсникам, слава богам, их подселять не стали.

Я уже знал, что перекос неслучаен: женщин-некромантов в принципе меньше! Обычно не вдвое меньше, чем мужчин, но существенно. И это связано с тем, что у девочек Ядро чаще проявляется в юном возрасте, когда мрачные мысли и сильные негативные эмоции с большей вероятностью приводят к гибели. Бывает даже — мне это Рагна рассказала, и тут я содрогнулся от ужаса и от души пожелал, чтобы нашу семью это не коснулось — что Ядро Нежизни проявляется у младенца, и тот погибает, едва родившись. Точнее, в процессе родов, которые так-то для малыша достаточно дискомфортные. И ничего с этим не сделаешь, никак не спасешь — ни некромантией, ни другими чарами: ребенок еще слишком мал, чтобы на него как-то психологически повлиять! У девочек такой синдром раннего Ядра встречается чаще, чем у мальчиков.

Кстати говоря, обратное правило: девочек с Ядром Природы больше именно из-за этого! Здесь ранняя манифестация Ядра, наоборот, дает им больше шансов избежать всяких младенческих и детских хворей. Так что факультет Природы по праву считается в Академии цветником и лучшим местом отыскать жену.

Так вот, а «моих» девочек оказалось всего три штуки. Одной по анкете было тринадцать лет, но выглядела она на все шестнадцать, если не на двадцать! Вот не знал, что в местных условиях возможна такая акселерация. Высокая девица, чуть ли не с Мириэль ростом, со вполне развитой фигурой, и даже лицо уже не совсем детское — то есть надо приглядываться, чтобы понять, что перед тобой именно ребенок. Звали ее Маргарита Бангер-Кнейт, и по двойному имени я заключил, что передо мной дворянка — так и оказалось. Так-то дети уже все переоделись в черно-фиолетовую форму некромантского факультета, и по одежде понять, кто есть кто, было затруднительно. Разве только по прическам и сопутствующим аксессуарам (Аня, например, сохранила свой чепец, который выдавал в ней девочку из нижних слоев общества). И последняя, по имени Мелисса Картер, на фоне Маргариты и Ани не выделялась: темные волосы, темные глаза, средне-симпатичное личико, выглядит на честные двенадцать, речь правильная, без явных диалектизмов и деревенского говора.

Шестерых мальчишек, помимо тех, кого я сопроводил в Академию, звали Симон Аруано, Питер Эдвардс, Гийом Жувар, Альбрехт Ретс, Финн Эверетт и Роже Дюпен. Сильнее всех из них выделялся Питер Эдвардс: мало того, что самый старший, он еще вдобавок оказался из какой-то явно непростой семьи, хоть и не дворянской, потому что шпагу или меч он не носил. Зато вместе со школьной формой мальчишка нацепил на себя несколько дорогих колец, браслет, да еще и положенный мальчикам шейной платок заколол драгоценной булавкой. Глядел он на всех несколько свысока, сидел в кресле развалясь. Над верхней губой уже пробивались усики.

«С ним будут проблемы», — тут же решил я.

Тринадцатилетний Симон Аруано, как мне показалось, уже решил идти в подпевалы к Джексону и даже заключил с ним какое-то соглашение: во всяком случае, сидел он рядом и вел себя как подхалим: пытался повторять его реакции в режиме «труба пониже и дым пожиже», смеялся его шуткам. Гийом и Финн показались мне совсем детьми: при официальном возрасте одиннадцать лет они выглядели лет на десять, если не младше. Но Финн сидел рядом с Мелиссой и они вроде бы общались, а Гийом казался особенно бледным, грустным и одиноким. «Обратить внимание в первую очередь», — решил я.

Альбрехт и Роже показались мне, по выражению Лиихны, «нормальным хулиганьем»: в смысле, обычные такие непоседливые мальчишки, вроде Эдвина Олиса. Кстати, с ним эти двое уже успели спеться: сидели вместе, Жан Ренье тоже вроде при них, но чуть в стороне. Я сделал себе мысленную пометку, что надо попытаться Жана «прикрепить» к этой компашке, пусть на них положительно влияет. Если, конечно, они не станут тянуть мальчика назад.

Ну и д’Артаньян, ожидаемо, держался сам по себе, но без демонстративного «нагибания» окружающих, которым страдал Питер. Еще один ученик, с которым наверняка получится непросто.

— Здравствуйте, — господа, — сказал я детям, рассевшимся по диванам и креслам в небольшой общей зоне выделенной нам секции общежития. Других курсов в этой секции не проживало, хотя имелись две пустовавшие запертые комнаты. — Меня зовут Андрей Вяз, я новый преподаватель факультета Нежизни и ваш куратор. Буду вести у вас несколько непрофильных предметов и основы некромантии. Со всеми вопросами обращайтесь также ко мне. Для начала — давайте знакомиться. По списку. Я называю фамилию, человек называет себя и говорит о себе несколько слов. Начну я. Как я уже сказал, меня зовут Андрей Вяз. Я женат, у меня есть маленький сын, мое любимое блюдо — мясной пирог по рецепту бабушки моей жены. Жан Ренье, прошу.

По одному ребята выдавливали о себе несколько слов — в основном, явно стесняясь и не зная, что сказать. Я недаром начал с любимого блюда: это дало детям шаблон, которому большинство и последовало — и тоже, кстати, в основном называли разнообразные пироги! Аня только отличилась:

— Я люблю белый хлебушек, — сказала она мечтательно. — С коровьим маслом! И еще печенье, которым угощал меня господин учитель Вяз!

И произнесла это таким тоном, будто ничего более вкусного даже представить себе не могла.

Я подспудно ждал от Питера или от двух наших дворян какого-нибудь сюрприза уже на этапе знакомства, но нет, ничего.

— Ладно, — сказал я. — Раз с этим покончено, идемте на наше первое занятие.

— Разве сегодня должны быть занятия? — тут же вылез Питер.

— Это трудовое воспитание, — сказал я. — Будем драить подвал, чтобы сделать там мастерскую.

Об этом я уже договорился с Эйбрахтом: подвал некромантского общежития никак сейчас не использовался, так что Хранитель ключей не возражал, если мы его займем.

— Мы? Сами? — поразилась Маргарита крайне удивленным тоном. — А тут разве нет служащих? Или скелетов-уборщиков?

— Есть, — сказал я, — но не про вашу честь. Если сумеете сами анимировать скелет — он будет вам помогать. Правда, сначала его нужно найти… Возможно, пару крыс в подвале убьете. Давайте-давайте. Встаем, закатываем рукава. Ведра, тряпки и щетки я вам уже подготовил.

Ага, я собирался быть жестким преподавателем. А вы что подумали? Перефразируя одного персонажа из едва ли не единственной хорошей книжки о магических академиях, что я читал, «если у меня ребенок во время занятия будет вставать, ходить по кабинету и делать, что вздумается, я попрошу отставки». Но для того, чтобы дети слушались, нужен авторитет. Есть несколько методов, как авторитет может заработать учитель-предметник. Например, захватить интерес и любопытство с первого урока. Типовой прием — кстати, описанный в той же книжке! — даже в педе на филфаке преподают. По крайней мере, у нас преподавали. Выходишь к доске, рисуешь на ней китайский иероглиф «учиться»: ребенок под крышей и сверху когти. (На самом деле там, конечно, ключ «руки», а не «когти».) И говоришь что-то типа: вот, древние китайцы правильно понимали суть процесса! Все, аудитория ошарашена и твоя.

Учителю-классруку подобные способы не годятся, потому что нужно завоевывать не интерес, а уважение — а для этого сразу верно себя поставить. Тот же Макаренко, например, при всей своей гениальности, в какой-то момент хватал пистолет и грозил воспитанникам самоубийством — до такого лучше все-таки не доводить. У мэтра российской педагогики, конечно, обстоятельства были исключительные. Но если перед тобой не колония малолетних преступников, а сам ты не перебиваешься с хлеба на воду в отсутствии всяких ресурсов, лучше все же с самого начала показать себя мужиком (ну или теткой) без нервов, у которого не забалуешь. То, для чего в английском языке есть отличное прилагательное «no-nonsense».