Мацзу (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

— Без приказа не стрелять, — тихо напомнил я и начал заряжать винтовки.

Члены экипажа были не только бывалыми моряками, но и воинами. Я убедился в этом, проведя несколько учебных тревог. В океане делать было нечего, а так с утра, по прохладе, позанимались часик-другой, размялись и заодно отработали приемы защиты корабля, включая боевые стрельбы по выброшенным за борт мишеням из рисовой соломы, которой много накопилась после выгрузки фарфора. Сейчас у моих подчиненных будет шанс сразиться с бывшими коллегами.

— Носовая и кормовая пушки, начинайте ядрами по ближним! — крикнул я.

Выстрелы прозвучал почти сразу. Скорее всего, уже забит был порох и пыж, только ядро оставалось затолкнуть. Две яркие вспышки разорвала и тишину, и темноту. Куда попали ядра и попало ли вообще, не увидел, но на джонках сразу начали орать, а потом заработали веслами, подвернув на шхуну, чтобы побыстрее поджаться к ней, зайти в мертвую зону.

— Длинностволые, бейте по рулевым! Пушки зарядить картечью, прицелиться и пождать, когда подойдут ближе! — отдал я следующие приказы и, взяв одну из винтовок, положил ее ствол на планширь, начал целиться.

Прогремели три выстрела, после чего рулевой на двухмачтовой джонке, идущей к нашей корме, которого собирался снять я, упал за борт. Я выбрал того, что управлял следующей, одномачтовой. Попал ему в туловище. Бедолага, отпустив длинное рулевое весло, схватился двумя руками за живот и присел. Джонка сразу начала поворачиваться левым бортом к нам. Рулевого на второй после моего выстрела, как мне показалось, подбросило вверх, и он оказался за кормой. Его джонка тоже начала заваливаться, но в другую сторону, и на нее чуть не навалилась идущая следом.

Перезаряжая винтовки, я оценил дистанцию до вражеских судов и отдал приказ:

— Пушки, огонь!

Места на главной палубе было много, стояли орудия далеко друг от друга, пушечные порты широкие, так что можно было поворачивать стволы влево-вправо градусов на пятьдесят. Наводчики уже выбрали цели и выстрелили быстро и точно. Картечью промазать трудно. Железные сетки и циновки пиратам не помогли. Эти приспособления, может, и защищают от ядер, но сравнительно маленькие свинцовые и железные шарики запросто преодолевают их. Даже при заложенности ушей, когда рядом стреляет пушка, я все-таки расслышал, как завопили раненые на джонках.

Я успел зарядить оба ружья и выстрелить из них, когда сразу две одномачтовые джонки поджались к нашему левому борту, поэтому перешел на лук, который заряжать намного быстрее. Стрелял по пиратам, выходившим на нос или корму ближних джонок. С дистанции в несколько метров каждая стрела не просто находила цель, а прошивала ее насквозь. Рядом стреляли аркебузы. И пушкари успели сделать еще пару выстрелов картечью по дальним джонкам, после чего взялись за копья и мечи-дао.

В этом грохоте чудом вычленил за спиной звук спрыгнувшего на палубу человека. Обернувшись, увидел ломящегося на меня, мелкого типа с коротким, метра полтора, черным копьем с более светлым наконечником длиной сантиметров двадцать. Тетива со стрелой была наполовину натянута, поэтому добавил еще малость и выстрелил в грудь пирату, который сразу завалился на спину. Это остановило идущего следом, и я успел уронить лук на палубу и схватить саблю. Пират был вооружен двумя керисами, полуметровым в правой и тридцатисантиметровым в левой. Это кинжалы с волнистым лезвием. Изгибов бывает не менее пяти и всегда нечетное количество. Изготавливаются из многослойной стали и имеют узоры, характерные для булата. Возле рукоятки лезвие шире и сделаны две впадины для указательного и среднего пальцев, чтобы удар, особенно клюющий, был метче и сильнее. Пират оказался не очень хорошим фехтовальщиком. Впрочем, саблю была почти вдвое длиннее его кинжалов. Я сделал обманное движение и первым же косым ударом разрубил его от плеча до позвоночника. После чего метнулся к фальшборту правого борта, где над планширем поднималась еще одна голова в темной чалме. Развалил ее на две половины. После чего разрубил толстую веревку с мусингами, привязанную к деревянному крюку, зацепившемуся за планширь.

В три прыжка преодолел дистанцию до второго крюка с веревкой, зацепившегося ближе к баку, с помощью которой пытался взобраться на шхуну еще один пират в темной шапочке с узкими полями. Я разрубил и шапочку, и то, что было в ней, а потом и веревку. Оглядевшись, заметил, что на полубаке лежат оба пушкаря со стрелами в спинах. Еще двое истекали кровью на главной палубе. Остальные на левом борту продолжали стрелять из луков и аркебуз, или колоть копьями, или сечь мечами-дао, и на шхуне не было ни одного живого пирата. От нашего правого борта быстро отходила одномачтовая джонка. Видимо, гибель четырех соратников образумила остальных.

Я вернулся на левый борт, где рукопашная закончилась. Три опустевшие джонки, обе двухмачтовые и одномачтовая, продолжали покачиваться на низких волнах возле шхуны, а остальные медленно двигались в сторону острова Суматра. Им вслед стреляли лучники и аркебузиры. Остальные члены экипажа вернулись к пушкам, чтобы послать заряды картечи вдогонку. Выстрелили почти залпом, после чего ближняя джонка с опущенными в воду веслами начала поворачиваться к нам правым бортом. По остальным еще раз выстрелила ядром ретирадная пушка.

— Прекратить огонь! Оказать помощь раненым! — скомандовал я и вдруг заметил, что уже совсем светло, хотя солнце еще не взошло.

Мы потеряли четверых убитыми, и семеро были ранены, причем двое в грудь. Они тяжело дышали, выпуская розовые пузыри. Раненых перевязали и напоили байцзю с опиумом, чтобы снять боль. Погибших сложили возле полубака.

Затем начали собирать трофеи и добивать раненых врагов. Всё ценное складывали на лючинах трюма. Трупы врагов выкидывали за борт.

— Большие джонки можно отбуксировать в Сингапур и продать, — подсказал я. — Заодно найдет там лекаря для раненых и похороним погибших.

— Да, — коротко произнес Бао Пын, лицо которого все еще было бледным, несмотря на загар, и улыбка исчезла бесследно.

Как догадываюсь, в отличие от остальных членов экипажа, он участвовал в бою впервые.

20

Сингапур был меккой советских моряков. Каждый мечтал побывать там и затариться дешевой радиотехникой и прочими товарами, которых не хватало в СССР, страдавшем хроническим дефицитом на все, кроме пропаганды. У некоторых получалось. Один мой однокурсник, скупившись в припортовых магазинах, у которых были русские названия, зашел в бар и принял на грудь. По русским меркам так, ерунду для разгона. Не учел, что находится в тропиках. В то время выходили на берег только группами не менее трех человек. Одного назначали старшим, чтобы было, кого сделать козлом отпущения, если что-то случится. Остальные члены группы оказались опытными, купили бухло в магазине, чтобы выпить на судне. Так дешевле и проблем меньше, если что. Заглянули они в бар, где оставили моего однокурсника, а там его нет. Старший группы пришел в ужас. В то время отважные постоянно сбегали из советского рая, просили политическое убежище в капиталистическом аду. В таких случаях после возвращения судна в СССР шла раздача: капитана и старшего группы переводили в каботаж работать за гроши, замполита и вовсе списывали. Группа, не обнаружив пропавшего в соседних заведениях, отправилась на судно, как на казнь. Идут по порту и видят, что то тут, то там валяются ценные вещи в фабричных упаковках. В Сингапуре с ворами разбираются строго, поэтому аборигены изо всех сил стараются не брать чужое. Совки в этом плане были совсем наоборот. Они же не воровали у государства, а брали свое, потому что «всё вокруг народное, всё вокруг моё». Подбирают они находки и радуются, что пусть и последний рейс заграницу, зато так повезло. И вдруг видят впереди моего однокурсника, двигавшегося на автопилоте к своему судну и, наверное, чтобы легче было достичь цели, разбрасывавшего накупленное в разные стороны. После этого ему дали погоняло Сеятель. Наверное, посеял разумное, доброе, вечное.