Да-да, бюрократия незыблема и вечна.
В благодарность Винс пригласил писца посидеть в трактире, отметить составление бумаги. Тома согласился не раздумывая.
Винс относился к его любимому типу мужчин. Сам Тома был не слишком высок, пухловат и чуточку лысоват, а вот Винс… красавец, как ни погляди! Высокий, стройный, с черными кудрями, с карими глазами с поволокой… бабская погибель!
Не только бабская, как оказалось.
Тома уж на все был согласен, лишь бы видеться, разговаривать… Тома страдал, Тома худел, Тома изо всех сил давил в себе свои чувства и желания, лишь бы Винс не узнал… пусть ни о чем не догадывается, лишь бы быть рядом! Смотреть на него, разговаривать, допоздна засиживаться с каким-нибудь свитком, которых в ратуше было так много, разговаривать о былых временах, о преданиях, о двуипостасных…
Тома с ужасом думал о том времени, когда рядом с Винсом окажется какая-то жадная и злая баба. Почему она будет именно такой?
А вот! Тома просто так себе это и представлял, сначала свадьба и нежные улыбки, потом дети и домашние хлопоты, и вот уже, в его кошмарах друг видится безнадежно опустившимся и утратившим свою красоту, улыбку, полет души… как это страшно!
И дети еще появятся, вот уж воистину жуткие существа! Сам Тома с семьей старался общаться как можно меньше, потому что там было еще пятеро детей, а он… не любил он ни братьев, ни сестер, ни в ком из них не было и капельки того огня, который обжигал душу Тома. Или, если уж прямо, они были абсолютно нормальными людьми.
Дом, дети, семья, работа… плохо ли?
Просто замечательно. Только не для извращенца [2].
Тома ждал этого кошмарного дня как казни, и что удивляться, что однажды мужчина потерял над собой контроль? Они с Винсом просто сидели у Тома дома, в маленькой комнатенке, которую он снимал, пили вино, разговаривали, а Тома в тот день устал больше обычного, и поесть не успел. И его потихоньку, незаметно повело.
Слово за слово, он выпил больше, чем надо, и события понеслись так стремительно, что их и осознать-то толком никто не успел. Даже и сам Тома.
Половину он и сам потом не помнил, только поутру с ужасом сообразил, что они с Винсом лежат в одной постели. И…
Но прежде чем Тома впал в черное беспросветное отчаяние, оттого, что сам до основания разрушил свою жизнь, проснулся Винс… и все у них опять случилось!
Поговорили они только час спустя.
Тома обреченно признался в своих чувствах и услышал ответное признание.
Да, Винс тоже был таким же. И женщины его не привлекали. Он понимал, что это ненормально, старался с этим бороться, но – не мог ничего сделать.
Он может жить с женщиной. Но с мужчиной ему намного лучше и приятнее. Вот, с Тома.
Юноши были счастливы. Но в то же время… как им было жить дальше?
Близость не скроешь, она все равно прорвется, словами, жестами, каким-то непроизвольным движением, более того, привыкнув вести себя дома более свободно, они легко могут выдать себя на людях.
Как можно пройти мимо любовника, и не коснуться, не обнять, не поцеловать… даже сейчас мужчинам было сложно сдерживаться, а уж тогда-то! Когда все только начиналось, и кровь кипела, бурлила, руки так и тянулись, блудливые!
И что можно со всем этим сделать?
Да ничего! Не видели любовники выхода, не было его. В лес бежать, там, в уединенной хижине жить? Так ведь не смогут они, они люди городские, цивилизованные, они охотой и рыбалкой не проживут. А огород и вообще за гранью возможностей. Тома до сих пор полагал, что морковка на дереве растет… разве нет?
В Шагрен?
Говорят, там к таким наклонностям более лояльны, да вот беда – среди шагренцев. А Винс и Тома там были чужими, чужими и останутся. Кто их на работу возьмет, кто им кров и пищу даст?
Мужчины медленно, но неотвратимо впадали в отчаяние. Оставаться нельзя, бежать некуда, и что делать? ЧТО?!
А потом Винс совершенно случайно наткнулся на это письмо. Как уж оно попало в ратушу? Да случайно, наверное, просто пошла последние сто лет такая мода, завещать городу книги.
А книги – это дорого, ОЧЕНЬ дорого. Они рукописные, их переплеты щедро украшены и серебром, и тиснением, так что дары принимались с благодарностью и радостью. Потом уж из них изымались какие-то тома для подарков, что-то прилипало к рукам чиновников, что-то копировалось и переписывалось для других городов и монастырей. Винс этим и занимался, почерк-то у него был отличный, и въедливости хватало, и усидчивости, и терпения.
Вот, в одной из книг он это письмо и обнаружил.
Милая сестра!
Знаю, как ты переживаешь за свою дочку, за милую Аврору! Скоро уже малышке можно будет проходить инициацию!
Я хочу рассказать тебе, как обрел своего зверя мой сын.
Санто родился слабеньким и хлипким, ты знаешь, как я переживал за него, и один человек, не стану называть его имени, посоветовал мне верный способ, которым я и воспользовался.
Я боялся, что мой сын не перенесет инициации. По словам моего друга, которого я пока не назову, этот метод дает гарантию обретения зверя.
Примерно за месяц до инициации ты должна начать давать девочке частицу кого-то из ее предков. Не свою кровь, нет, ты знаешь, что так и получались настоящие чудовища. А вот если брать частички праха… ты помнишь, я приезжал в поместье к брату перед инициацией Санто! Я тогда вскрыл гробницу деда и извлек оттуда несколько костей. Растер их в порошок и принялся подсыпать его Санто в пищу. Как я понял, наша кровь слишком сильная, а вот в мертвых частицах силы меньше. В то же время они сохранили память своего хозяина. Наш дед был медведем, и Санто тоже смог обернуться медведем, правда, маленьким, но это полноценное животное. Такое забавное, со светлой морщинистой мордочкой, длиннющим языком и жуткими когтями, но это самый настоящий медведь… [3]
Может быть, мой совет поможет и тебе.
Я очень хочу, чтобы племянница полноценно прошла инициацию!
Твой любящий брат
Эрр И. Ахон.
Чего еще было в достатке у Винса, так это любопытства.
Род Ахон?
Надо бы посмотреть, проследить, у него есть два имени. Некто И. Ахон и Аврора. Санто? Имя или уменьшительное прозвище? Надо искать…
И Винс углубился в изыскания.
Да-да, пока двуипостасные были в силе, все это проходило и через ратушу в том числе. Там же находились все сведения о землях, которые передавались из рук в руки… Раньше было как? Эррами могли быть только двуипостасные, остальные – иссы. Допустим, в семье эрра родилось шесть детей. Из них двое смогли получить вторую ипостась, четверо – нет. То есть четырех детей лишали титула, они получали другую фамилию, к примеру, не Ахон, а Ахонт, Ахонес, и становились иссами. Те, кто смог обрести своего зверя, становились эррами. И могли равно наследовать родителям или получить свой кусок земли от короля.
Естественно, все документы отправлялись на утверждение королю, а копии их оседали в ратушах. И хранились очень тщательно, градоправители знали, что в любой момент с них могут за это спросить. Какие там мыши-крысы! В ратуше постоянно жило штук двадцать котов, которых, конечно, подкармливали, но и мышей эти хвостатые давили немерено. Тот, кто приходил на работу последним, по традиции, убирал за скотами тушки мышей. Единственный кошачий недостаток – добычу эти хвостатые твари сносили на главное крыльцо ратуши. Все и ругаться уже перестали.
Итак, род Ахон!
Своего И. Ахона Винс нашел очень быстро.
Ивар Ахон, сын – Санторино Ахон, сестра Ивара – Катарина Ахон, ее дочь Аврора – и все эрры.
Кто бы ни дал Ивару этот совет, он не прогадал, потому что эррами они оставались и впредь. Не все в роду, но один-два эрра там были обязательно. Вплоть до темных времен Данакта.
Снадобье действовало?
Винс задумался.
