Провидец (СИ) - Бадевский Ян

Переродившись в теле юного Володкевича, я лишился большей части своих магических навыков. А я, между прочим, считался одним из величайших волшебников своей эпохи. Довольно быстро выяснилось, что местная энергия ки — это одна из форм привычного мне эфира. Я начал ставить эксперименты, исследовать границы своих возможностей. По крупицам собирал утраченное. Постепенно отчаяние сменилось холодным расчётом и уверенностью в своей победе. Не впервые Гримаун поднимается из грязи. Ох, не впервые…

Пустошь ускорила моё развитие.

Многократно ускорила.

И сейчас я не имею права на ошибку.

Волшебники моего уровня привыкли жить долго. Магистр Урфис, например, видел падение Бунгарского Ханства, а это случилось восемьсот лет назад. Оперирование эфирными потоками требует вдумчивого, основательного подхода. Есть техники, которые осваиваются десятилетиями. Но здесь моя плоть немощна, каналы недоразвиты и… у меня нет этих десятилетий. Во всяком случае, без полного биоконтроля. И я рассчитываю на прорыв в обозримом будущем. Прорыв, которого можно достичь у незримых рубежей Фронтира.

Нащупав кнопку на правом подлокотнике, я опустил кресло в горизонтальное положение. Открыл секцию в переднем сиденье, чтобы достать плед с подушкой.

Самое время поспать.

— Красивый у тебя кот, — раздался грубоватый басок справа. — Можно погладить?

Бесцеремонный сосед уже тянул руку, и Троглодит зашипел.

— У, ты какой, — бородач коротко хохотнул. — Не бойся, я не кусаюсь.

Меня пьяный детина, казалось, не замечал.

Что ж, дам последнюю попытку:

— Он не любит чужих.

— А тебя кто спрашивал, малец? — сосед положил руку на мой подлокотник, всем своим видом давая понять, что он здесь альфа.

Я уже собирался долбануть его разрядом, но тут порадовал питомец. Порадовал и немного позабавил. Лёгкая трансформация — и котоморф увеличивает пасть, удлиняет клыки, меняет цвет глаз с сиреневого на жёлтый. Из пасти зверька вырывается раздвоенный змеиный язык.

Бородач отдёргивает руку.

Вы бы посмотрели на его лицо в тот момент! Выражение превосходства и самоуверенности как водой смыло. Пьяный хмырь перекосился от суеверного ужаса и прошептал:

— Бесы… Хтонь… Тьфу ты, напасть какая… — мужик сначала вжался в кресло, не отрывая глаз от Троглодита, который ещё больше удлинил морду и даже покрылся радужными чешуйками. Затем мой незадачливый попутчик встал, задом выдвинулся в проход и на всех парах устремился в тамбур. До моего слуха донеслось нечленораздельное бормотание. — Всё настойки эти… говорила мама… не пей…

Я не сдержал улыбку и погладил Троглодита, успевшего вернуть свой базовый облик.

— Умный мальчик.

Кот, довольный похвалой, заурчал.

Мальчик… Я вообще не представляю, какой у него пол. Даже в карантинной зоне этого не знают. Существо, способное столь радикально переделывать свой организм… Как они вообще размножаются, эти полиморфы? И размножаются ли? Логика подсказывает, что должны, но… Это млекопитающие, рептилии, амёбы? Вдруг он однажды начнёт почковаться и произведёт свою точную копию с теми же повадками?

Спать расхотелось.

За окном было темно, там проносились какие-то бескрайние поля, в которых даже огоньки деревень не горели. А я вдруг понял, что голоден.

— Сиди здесь, — сказал я Троглодиту. — Охраняй наше имущество.

— Мяу, — возмутился кот.

— Надо. Это второй, мать его, класс.

Смирившись со своей участью, Троглодит свернулся калачиком в кресле, положив передние лапы на подушку. В моей голове всплыл образ пластикового контейнера с роллами.

— Достану, — пообещал я. — Если есть.

Пьяный идиот, наверное, пошёл курить в тамбур. Думаю, минут через десять-пятнадцать он вернётся, решив, что почудилось. За Троглодита и свой баул я не переживал. Скорее, надо было переживать за любителя сибирских настоек.

Экспресс был двухэтажным, и мы с Троглодитом окопались на втором ярусе. Мне же предстояло отыскать вагон-ресторан. Который, если верить моему опыту, в поездах «СеверТранса» располагается в голове состава.

Механическая стрела вспарывала ткань ночи, а я, спустившись по узкому трапу на первый этаж, двинулся через вереницу вагонов и тамбуров в нужном направлении.

Ресторан оказался там, где ему и положено быть.

По обе стороны от прохода размещались столики, накрытые белоснежными скатертями, и мягкие кресла в кожаной обивке. Людей было много — о основном, прилично одетых. Все ужинали, оживлённо беседовали и не обращали на меня ни малейшего внимания.

Разминувшись с големом-официантом, я направился к барной стойке в торце вагона. Там уже сидел давешний знакомый, которого я ошибочно списал со счетов. Бородач рассматривал янтарную жидкость в тумблере. При моём появлении зыркнул исподлобья, но решил не отрываться от своего увлекательного занятия. Присев рядом, я изучил меню, полностью игнорируя винную карту.

— Что угодно молодому господину? — поинтересовался официант с серебристым лицом и стандартным доброжелательным выражением.

Я говорил, что «СеверТранс» — жадные упыри? Единственная железнодорожная компания в России, предпочитающая големов нормальному персоналу. Кто-то у них посчитал, что услуги каббалистов обходятся дешевле, чем расходы на живых людей. И действительно: проводницам надо платить зарплату, делать страховые и налоговые отчисления, нести убытки из-за отпусков, выходных и больничных. А големы… Заказал — и забыл. Лет на двадцать, пока привязка не ослабнет.

— Жареная оленина под брусничным соусом, — начал перечислять я. — Рагу с картофелем и грибами, травяной чай. А как у вас подают филе омуля?

— Мелко нарезаем и добавляем приправы, — охотно ответил голем.

— Мне, пожалуйста, без приправ. Чистое филе. С собой, в контейнер.

— Будет исполнено. Присядьте, пожалуйста, за восьмой столик.

Бородач опустошил стакан и потребовал добавки. На лице идиота вызревала мрачная решимость. Не знаю, что он там задумал, но лучше бы ему проспаться.

Я благополучно дождался своего заказа.

Играла тихая музыка, что-то клавишное. Полотно железной дороги обступил лес. Смотреть было особо не на что, и я вновь погрузился в свои мысли.

Минут через двадцать принесли заказ.

Я ел неторопливо, продумывал свои дальнейшие шаги и наслаждался спокойным вечером. О хамоватом попутчике я и думать забыл, но он сам решил напомнить о себе, когда я возвращался с едой для Троглодита.

— Малыш, а ну погодь!

Да я, собственно, и не спешил.

Недоносок, пыхтя и отдуваясь, догнал меня в коридоре купейного вагона. Кроме нас тут никого не было. Лампы переключились в ночной режим, их света едва хватало на то, чтобы разглядеть перекошенную морду моего надоедливого спутника.

Положив контейнер с омулем на полочку у окна, я обернулся.

— Чего тебе?

— Ты борзый, как я погляжу. Что за хрень творится с твоим котом?

— Лучше не думай.

Здоровяк остановился в шаге от меня, дыша перегаром.

— Ты мне не нравишься, малой. Иди-ка сюда…

Бородач попытался применить один из проверенных временем быдло-приёмов — притянуть мою голову к себе, чтобы «дать бычка» или зарядить в челюсть. Я не стал уклоняться от неповоротливого кретина. Вместо этого шагнул вперёд и пнул неудачника в колено. Удар был усилен совсем чуть-чуть. Ровно настолько, чтобы не сделать бородача инвалидом, но свалить с копыт. Тело уже заваливалось на ковёр, когда я перехватил руку здоровяка и выкрутил убогому палец.

Сосед взвыл, но я успел прикрыть ему рот ладонью.

— Тссс, не шуми, — я приблизил губы к самому уху утырка. — Я могу переломать тебе все пальцы, не только этот.

— Что… — выдохнул бородач. — Что…

— Буёв сто, — передразнил я. — Ты мне спать мешаешь. Чтобы остаток ночи я тебя не видел. Найди гнездо и не высовывайся, имбецил.

Палец я ему вывихнул.

Чтобы жизнь мёдом не казалась.

Вернувшись на прежнее место, покормил Троглодита. Выбросил контейнер, посетил местный сортир и совсем уж настроился на сон, укрывшись пледом до подбородка, как появился новый персонаж.