Время наточить ножи, Кенджи-сан! 5 (СИ) - Волков Тим

Однако я все же успел кое-что узнать. Незнакомец сказал о провокации, о том, что «Спрут» всё ещё под ударом. Я должен был предупредить Акико и разобраться, кто стоит за этим.

— Надо звонить Акико, — сказал я, вытаскивая телефон. — И убираться отсюда, пока копы не нагрянули.

Волк кивнул, его взгляд всё ещё был прикован к телу. Татуировка осьминога молчала, но я знал, что она приведёт меня к ответам. Рано или поздно.

В кабинете старшего детектива Кобаяши было душно, несмотря на открытое окно, через которое доносился шум вечернего Токио. Лампа на столе отбрасывала резкие тени, подчёркивая глубокие морщины на лице Кобаяши и его тяжёлый, почти хищный взгляд.

Он сидел за столом, постукивая пальцами по стопке папок, и смотрел на Акико Танака, стоявшую перед ним. Её осанка была прямой, но напряжённой, как струна, а глаза горели сдерживаемым гневом. Она только что вернулась в участок по его срочному вызову, всё ещё в чёрном вечернем платье, которое теперь казалось неуместным в этой комнате, пропахшей табаком и властью.

Кобаяши, сидя за заваленным папками столом, поднял взгляд от бумаг. Его морщинистое лицо исказилось в насмешливой гримасе, а глаза, тяжёлые и цепкие, пробежались по её наряду.

— Танака, — протянул он, его голос был хриплым, с лёгкой издёвкой. — Это что, новый стиль для допросов? Или ты решила, что участок — это подиум?

— Рабочий день закончился, сенсей, — сказала она, её тон был профессиональным, но с едва заметным вызовом. — Я была на прогулке, когда вы позвонили. Не успела переодеться.

Кобаяши хмыкнул, откидываясь в кресле. Его пальцы забарабанили по подлокотнику, а взгляд стал острее, как у ястреба, почуявшего добычу.

— На прогулке, значит? — переспросил он, его губы растянулись в холодной улыбке. — У полицейского, Танака, рабочий день не заканчивается. Никогда. Ты должна быть готова круглосуточно. Или ты забыла, что значит носить жетон?

Акико сжала губы, её глаза встретились с его, не дрогнув. Она знала, что он цепляется к мелочам, чтобы вывести её из равновесия, и не собиралась поддаваться.

— Я готова, — ответила она, её голос был твёрдым, но спокойным. — Поэтому я здесь. Что вы хотели обсудить?

Кобаяши фыркнул, его улыбка стала ядовитее. Он наклонился вперёд, постукивая пальцем по столу.

— Хочу обсудить твою голову, Танака, — сказал он, понизив голос. — И то, как ты тратишь время на ерунду.

— Что вы имеете ввиду?

— Ты слишком увлеклась этим делом с фугу. Я начинаю думать, что ты забыла, кто здесь твой начальник. Пора сосредоточиться на главном.

Акико сжала кулаки, скрывая их за спиной. Она знала, к чему он клонит, но не собиралась подыгрывать.

— На главном? — переспросила она, её тон был ровным, но с острым краем. — Я и так копаю. У нас есть записи, где кто-то другой подменяет блюдо. Хироси Накамура не виновен, и я уверена, что это не внутреннее дело «Спрута». Нужно проверить другие рестораны, поставщиков, даже…

— Хватит, — оборвал её Кобаяши, его голос стал резче, а пальцы замерли на столе. Он наклонился вперёд, его глаза сузились. — Ты слышала, что я сказал? Главное — это Мураками. «Спрут» — центр всего. Перестань гоняться за призраками и начни копать под него. Он виновен, я в этом уверен. Найди что-нибудь, что прижмёт его к стенке. Доказательства, свидетелей, что угодно.

Акико почувствовала, как гнев закипает внутри, но она заставила себя дышать ровно. Её голос стал холоднее, но оставался профессиональным.

— Сенсей, — сказала она, подчёркивая каждое слово, — расследование должно быть всесторонним. Если мы зациклимся на Мураками без улик, мы упустим настоящего виновного. У нас есть видео, которое показывает…

— Мне плевать на твоё видео, — рявкнул Кобаяши, ударив ладонью по столу. Папки подпрыгнули, и в комнате повисла тяжёлая тишина. Его лицо покраснело, но он быстро взял себя в руки, его улыбка вернулась, теперь ещё более ядовитая. — Ты слишком умная, Танака. Это твоя проблема. Думаешь, я не вижу, как ты бегаешь за Мураками, как верная собачка? Хочешь знать, что будет, если ты не начнёшь меня слушать?

Акико молчала, её челюсть сжалась, но она не отвела взгляд. Кобаяши наклонился ещё ближе, его голос понизился до шёпота, но каждое слово было как удар.

— Никакого продвижения, — сказал он, его глаза блестели. — Никаких наград, никаких новых дел. А если продолжишь тянуть в другую сторону, можешь попрощаться с жетоном. Полиция не держит тех, кто не умеет работать в команде. А особенно тех, кто не слушает своих начальников. Усекла?

Акико почувствовала, как кровь стучит в висках. Она хотела ответить, бросить ему в лицо, что знает о его разговоре с Танабэ, о деньгах, которые он взял, чтобы подставить Кенджи. Но она понимала, что без доказательств это будет самоубийством. Вместо этого она выпрямилась, её голос стал ледяным.

— Я поняла, сенсей, — сказала она, но в её тоне не было ни капли покорности. — Могу я идти?

Кобаяши откинулся назад, его улыбка стала шире, но в ней не было тепла.

— Вали, — бросил он, махнув рукой, будто отгонял муху. — И помни, что я сказал. Копай под Мураками, или пожалеешь.

Акико повернулась и вышла, её каблуки стучали по линолеуму, как метроном. Дверь за ней захлопнулась, но напряжение осталось висеть в воздухе. Она знала, что Кобаяши не шутит, но также знала, что не отступит. Кенджи был невиновен, и она собиралась доказать это — даже если придётся играть против собственного начальника.

Я сидел на заднем сиденье машины, глядя, как неоновые вывески Токио мелькают за окном, словно осколки чужой жизни. Волк вёл машину молча, его массивные руки крепко сжимали руль, а лицо было непроницаемым, как всегда. Подворотня всё ещё стояла перед глазами: тело парня с татуировкой осьминога, кровь на асфальте, выстрел, эхо которого всё ещё звенело в ушах. Сато, Танабэ, Кобаяши, новая провокация — я пытался сложить этот чёртов пазл, но кусочки ускользали. Мы ехали в офис «Спрута», чтобы перегруппироваться, но я чувствовал, как усталость накатывает, как волна.

Мой телефон вдруг завибрировал, разрывая тишину. Я вытащил его, взглянув на экран — номер неизвестный. Нахмурившись, я ответил, прижав трубку к уху.

— Мураками, — сказал я, мой голос был хриплым, резким, как ржавый нож.

На том конце раздался женский голос — уверенный, с лёгкой хрипотцой, но с какой-то тенью, которую я сразу не распознал.

— Господин Мураками, добрый вечер, — начала она. — Меня зовут Кейта Исикава. Я журналистка, работаю на «Асахи Нихон». Хочу поговорить о том, что произошло в «Белом Тигре».

Я сжал челюсть, пальцы стиснули телефон так, что костяшки побелели. Журналисты. Они уже вились вокруг, как мухи над падалью, вынюхивая грязь после смерти Сато. Я не собирался давать им ни крошки.

— Никаких интервью, — отрезал я, мой голос был холоднее льда. — Мне нечего сказать. Прощайте.

Я уже потянулся сбросить вызов, но она перебила, её голос стал острым, как лезвие, с ядовитой уверенностью.

— Не торопитесь, господин Мураками, — сказала она, и я почувствовал, как её слова впиваются, как крюк. — Вам лучше выслушать меня. У меня есть информация о вашем бизнесе — и о вас. Информация, которая может разрушить «Спрут» и вас вместе с ним. Хотите, чтобы это попало на первые полосы? Или всё же поговорим?

Я замер, рука застыла над экраном. Волк бросил на меня взгляд через зеркало заднего вида, его брови чуть приподнялись, но он молчал. Мой пульс ускорился, а в груди загорелась тревога. Она знала что-то — или блефовала, чтобы заманить меня. Но её тон… он был слишком уверенным, слишком тяжёлым. Что у неё могло быть? Ложь, чтобы выманить меня?

— Что вам нужно?

Она усмехнулась — короткий, резкий звук, как щелчок затвора.

— Не по телефону, Мураками, — ответила она. — Завтра, в полдень, кафе «Сакура» на Гиндзе. Приходи один. И не опаздывай. Поверь, тебе не понравится видеть своё имя в заголовках.