Стороны расстались, хорошо поужинавшие и вполне довольные друг другом.
Начало ноября 1936 года. Кабинет Кузнецова, Картахена.
Кузнецов в сомнениях ходил по кабинету. У него были громадные сомнения во всей этой истории. Если дать ход делу официально, привлечь испанцев, то вообще непонятно, куда можно было выплыть. Да и этого расп**дя Лёху отдавать на съедение бюрократической машине расследования ему не очень хотелось. При всем его разшильдяйстве, он умудрился отбить грузовик и всё таки решился рассказать об этом.
С другой стороны, доверие испанцев терять было нельзя.
«Почему же всё таки Орлов примчался из Мадрида контролировать отгрузку?» — эта мысль не давала ему покоя. Если испанцы расплатились с англичанами, то причём тут НКВД и Орлов?
В СССР он бы скинул дело в особый отдел и доложил по команде наверх, а тут приходилось действовать самому и как можно более аккуратно, чтобы не навредить.
Начало ноября 1936 года. Дорога на Мурсию.
Наутро, раздобыв полуторку, брезент, верёвки и организовав своих подчинённых, Кузнецов, улыбаясь, указал на место за рулём пепелаца:
— Желающие покрутить баранку есть? Нет? Тогда, товарищ Алексей, мы единогласно утвердили вас на эту почётную роль! Немедленно пройдите к своему рабочему месту! А вам, товарищи военно-морские советники, предоставляется место в кузове с прекрасными видами на природу и обилием свежего воздуха!
Кузнецов почему то был в хорошем настроении. Военно-морские доны Рамишвили и Дрозд, один выдернутый из порта, а второй удачно сошедший со своего эсминца на берег отдохнуть в Картахене, притворно ругаясь, полезли в кузов. Лёха крутанул рукоятку, мотор застучал на холостых и наш герой полез внутрь очередного приключения.
Добравшись на этом творении советского автомобилестроения до места, Лёха, с одеревеневшими от руления руками, закрепил верёвку, и товарищи капитаны в компании одного авиатора полезли вниз. Подъём ящиков ничем примечательным Лёхе не запомнился, кроме того, что занял несколько часов и вконец измотал привыкших руководить моряков. В итоге грязные, потные, замученные товарищи вытащили все двадцать три, показавшихся неимоверно тяжелыми, ящика наверх.
Под конец, уже во время погрузки ящиков в кузов, освоившийся и растерявший п от совместной работы пиитет перед начальством, Лёха, стоя в кузове полуторки, выдал:
— Товарищи адмиралы, не сачкуем! Активнее подаём ящики!
Пока ещё капитан третьего и пара капитанов второго ранга переглянулись, импульсивный грузин сказал:
— Николай, а у тебя пинка под зад нет среди дисциплинарных наказаний?
— А давайте просто поймаем его и навешаем фофанов! — выдал сам Кузнецов.
Со стороны это, наверное, выглядело фантасмагорически: три здоровых молодых мужчины лет тридцати с воплями и хохотом радостно носятся за двадцатилетним парнем. Заловив его, Кузнецов лично, с огромным удовольствием, отвесил Лёхе пару зверских фофанов, пока тот крутил головой и пытался вырваться.
Уже почти ночью полуторка подъехала прямо к стоящему под погрузкой советскому пароходу. Силами команды двадцать три, обернутых брезентом, ящика быстро подняли на борт. Наутро советский пароход взял курс на Одессу.
Начало ноября 1936 года. Аэродром Лос-Альказарес.
Вернувшись на аэродром под утро, не выспавшийся Лёха нашёл Кузьмича, радостно улыбнулся ему и протянул навстречу оттопыренный мизинец правой руки:
— Кузьмич! Давай мириться! Я был неправ, извини!
Наконец-то проблема золота перестала быть Лёхиной головной болью, она была с огромной радостью делегирована его начальству.
Кузьмич, с удовольствием осмотрев здоровенный шишак у Лёхи на лбу:
— Наконец-то кто-то занялся твоим воспитанием! Эх, надо тебе второй фингал поставить, для симметрии! — и протянул ему руку.
Начало ноября 1936 года. Правительство Республики, Валенсия.
Кузнецов доехал до Валенсии, куда в ноябре переехало республиканское правительство Испании. Встретившись с Индалесио Прието, министром военно-морского флота и авиации в правительстве Народного фронта, он сообщил тому, что по оперативной информации отгрузка золота с базы в адрес англичан была захвачена мятежниками.
Импульсивный министр вскочил, и, колыхаясь, как огромная мясистая глыба с бледным ироническим лицом, схватил Кузнецова за руку и буквально вкатился вместе с ним в кабинет к министру финансов Хуану Негрину.
Там Кузнецов, не вдаваясь в подробности, ещё раз озвучил:
— Из оперативных источников есть сведения о захвате мятежниками какой-то части отгрузки в Банк Англии из района расположения артиллерийской части. Частично нам удалось этому помешать. К сожалению, погибли советские люди, — подвёл итог Кузнецов и подивился реакции министра финансов.
— Это уже проблемы англичан. Мы свои обязательства перед ними выполнили. Конечно, мы начнём расследование, а ваши люди будут похоронены как герои, — отреагировал Негрин.
«Шесть тонн золота списать в утиль и даже не пытаться расследовать? Тут явно торчат чьи-то высоко сидящие и сильно заинтересованные уши», — сделал для себя однозначный вывод Кузнецов.
* * *
На следующей неделе Негрин посетовал приехавшему из Каталонии Орлову:
— К сожалению, ваш маскарад не увенчался успехом. Мятежники смогли перехватить часть ценного груза.
Раздосадованный Орлов с трудом постарался сдержать нейтральное выражение лица.
Начало ноября 1936 года. Кабинет Кузнецова, Картахена.
«По распоряжению министра финансов Негрина со склада в Картахене было отгружено около шести тонн золота представителям банка Англии. В пути груз подвергся атаке и был захвачен мятежниками. Усилиями советских моряков удалось отбить полторы тонны и отправить в распоряжение правительства СССР. Кузнецов.»
Кузнецов подумал и решил воспользоваться своим правом в случае чрезвычайных ситуаций выходить на вождя отправил копию телеграммы в Кремль, параллельно с информированием своего морского начальства.
Начало ноября 1936 года. Аэродром Лос-Альказарес.
Когда Кузьмич увидел, что именно Лёха притащил в ангар, он схватился за сердце.
— Лёша! Ну давай это хоть Алибабаевичу засунем! — умолял он, оглядывая грозное орудие.
— Засунем! И тебе засунем, и Алибабаевичу засунем, всем засунем! — обещал радостный Лёха.
Глава 31
Товарищ Браунинг
16 ноября 1936 года. Аэродром Лос-Альказарес.
Советские моторы поначалу вырабатывали всего по тридцать лётных часов, и несмотря на ежедневную фильтрацию масла, устроенную Лёхой техникам его самолета, буквально через месяц активных полётов Лёхина СБ-шка в один прекрасный день встала под замену моторов.
Действие обещало быть не слишком быстрым, и Лёха рванул дорабатывать напильником детище авиаконструктора Туполева.
Главный заказчик советской авиации, товарищ Сталин, оценивал самолёты в первую очередь по максимальной скорости полёта. Чтобы выиграть гонку за бомбардировщик, Туполев принял несколько очень сомнительных решений, за которые теперь и расплачивались советские лётчики в Испании.
Самолёт оказался «слепым» — пилот видел только вперёд и вверх. Штурман только вперёд, а если встать на четвереньки и пролезть в стеклянный колпак остекления, то немного вниз и вбок, а стрелок при закрытом фонаре мог смотреть только вбок. К тому же все трое видели, надо сказать, в целом фигово — советский целлулоид быстро мутнел под ярким испанским солнцем.
* * *
Прилетевший из Мадрида раненый в ногу Рычагов рассказал, как подкравшийся сзади Хенкель-51 сбил экипаж СБ, который спокойно уже заходил на посадку. Они с Лёхой помолчали на пару сняв береты. Сам Рычагов, хотя и хромал, был бодр и весел. Ходили слухи, что его подали на орден Ленина за бои над Мадридом.
Лёха не удержался и расспросил его о подробностях боёв. Выяснилось, что тот садился подбитым прямо на мадридские улицы.
