Тишина. Он постучал снова, громче.
– Иванов! Открывай, или мы выбьем дверь!
Изнутри послышались шаги. Замок щёлкнул, дверь приоткрылась на цепочку. В щели показалось лицо мужчины средних лет – осунувшееся, с тёмными кругами под глазами.
– Чего надо? – спросил он хрипло.
– Ты почему не на работе? – Бык уперся рукой в дверь.
– Болею, – Иванов протянул через щель листок бумаги. – Справка от врача. Мигрень. Не могу работать.
Бык взял справку, бегло пробежал глазами. Печать больницы, подпись врача, дата сегодняшняя.
– Мигрень, – повторил он медленно. – Удобно.
– Это правда! – Иванов попытался закрыть дверь. – У меня справка! Вы не имеете права…
Бык резко дернул дверь. Цепочка с треском оборвалась, дверь распахнулась. Иванов отшатнулся назад, упал на пол в коридоре.
– Собирайся, – коротко сказал Бык. – Едешь на завод.
– Но у меня справка! Законная! – Иванов попятился на четвереньках.
– Мне плевать на твою справку.
Два наёмника зашли в квартиру, подняли Иванова за руки, потащили к выходу. Тот пытался сопротивляться, кричал, но это не имело значения.
Бык вышел следом, закурил новую сигарету.
Одного взяли. Осталось ещё триста.
* * *
Следующая квартира была заперта изнутри на засов.
Бык стучал пять минут. Никто не открывал.
– Выбивай, – приказал он.
Наёмник с тараном – здоровенный детина по прозвищу «Медведь» – размахнулся и ударил в дверь. Раз. Два. Три.
Дверь поддалась, распахнулась. Внутри была пустая квартира. Окно на первом этаже распахнуто настежь. Рабочий сбежал через окно, пока они ломали дверь.
Бык выругался сквозь зубы.
– Ищите по всему дому! Он не мог уйти далеко!
Наёмники рассыпались по подъезду. Обыскали подвал, чердак, соседние квартиры.
Никого.
– Блядь, – Бык плюнул на асфальт. – Ладно. Следующий дом.
* * *
К обеду группа вытащила восемь человек.
Из сорока, кого нужно было забрать только в этом районе.
Остальные либо сбежали, либо баррикадировались в квартирах так, что проще было бы взрывать стены.
Бык стоял возле своего внедорожника, глядя на список адресов на планшете.
– Мы так до вечера одну улицу будем зачищать, – сказал Рысь, вытирая пот со лба. – Их слишком много, они разбегаются, прячутся…
– Знаю, – Бык закурил очередную сигарету.
Его рация ожила. Голос другого командира отряда, работающего в соседнем районе:
– Бык, у нас проблема. Трое моих парней застряли на Заводской улице. Машина не заводится.
– Какая машина?
– «Барс». Новый, только вчера на базу пригнали. Проводку кто‑то перерезал.
Бык нахмурился.
– Перерезал? Кто?
– Не знаю. Машина стояла под охраной, но когда ребята вернулись – она уже была мёртвая.
Бык молчал несколько секунд, переваривая информацию.
– Ладно. Высылаю эвакуатор, держитесь там.
Он выключил рацию, посмотрел на Рыся.
– Саботаж, – сказал тот тихо.
– Да, – Бык затушил сигарету о подошву ботинка. – Похоже на то.
* * *
К вечеру ситуация ухудшилась.
Бык получал доклады один за другим:
«Патруль на Промышленной улице – у всех четырёх машин проколоты шины. Все четыре, одновременно, пока мы проверяли дом».
«Группа на Речной – один из парней отравился. Съел пирожки, которые ему дала местная женщина. Сейчас блюёт как проклятый, не может встать».
«Третий отряд – рации глючат. Кто‑то забивает частоту белым шумом. Не можем связаться с половиной групп».
Бык стоял в своём временном штабе – переоборудованном складе на окраине города – и смотрел на карту Котовска, усеянную красными метками.
Саботаж повсюду. Ничего опасного и прямых атак не было, но это было хуже.
Горожане начали против них войну на истощение.
Рысь подошёл к нему, протянул отчёт.
– Итоги дня. Вытащили на завод тридцать два человека. Потеряли три машины – одну из‑за проводки, две из‑за проколотых шин. Четверо наших в лазарете – двое отравились, двое подрались между собой из‑за какой‑то херни.
– Подрались? – Бык нахмурился. – Свои подрались?
– Да. Говорят, просто сорвались. Нервы на пределе.
Бык молчал, глядя на карту. Тридцать два человека из трёхсот.
Чернов сказал – каждый час простоя минус десять процентов зарплаты. Завод простоял весь день. Значит, сегодня он и его люди работали бесплатно.
Бык почувствовал, как внутри разгорается глухая ярость.
– Что с этим «Святым»? – спросил он, не отрывая взгляда от карты.
– Никто не знает, где он. Люди видели его – курьер с чёрным котом, но когда мы приходим по адресам – его уже не было.
– Кто‑то предупреждает его, – Бык сжал кулаки на краю стола.
– Да. Весь город на его стороне.
Тишина затянулась.
Потом Бык медленно выпрямился, посмотрел на Рыся.
– Завтра меняем тактику, – сказал он холодно. – Хватит ходить по квартирам. Блокируем весь район, перекрываем выходы – никто не входит и не выходит. И начинаем давить: отключаем воду, потом электричество. Посмотрим, сколько они продержатся без света и воды.
Рысь кивнул молча.
Бык вернулся к карте, положил ладонь на красные метки.
– Хотят играть в партизан? Получат полную блокаду.
* * *
Ночь накрыла Котовск тяжёлым одеялом тишины. Бык стоял на крыше своего штаба, куря последнюю за день сигарету и глядя на город внизу. Огни в окнах жилых домов горели.
А он стоял здесь, с автоматом на груди и рацией на поясе, и впервые за двадцать лет службы чувствовал… неуверенность.
Он привык воевать с теми, кто стреляет в ответ. С боевиками, террористами, бандитами. С теми, кого можно найти, прижать к стенке и уничтожить. Но как воевать с городом? С женщиной, которая продает тебе пирожки с улыбкой, а через час ты блюёшь от отравления? С подростком, который прокалывает шины, пока ты отвернулся? С рабочим, который сидит дома с официальной справкой, и ты не можешь доказать, что он симулирует?
Бык затянулся последний раз, швырнул окурок вниз, на асфальт.
– Ну что же, «Святой», – пробормотал он в пустоту. – Это война.
Он повернулся, направился к лестнице вниз.
– Только ты забыл одну вещь. В войне побеждает тот, у кого больше силы.
Глава 10
Степан Васильевич проснулся от пения птиц.
Он лежал в своей постели, глаза ещё закрыты, и несколько секунд не мог понять, что его разбудило. Это был не резкий звонок будильника и не кашель жены, который врывался в его сон каждое утро последние двадцать лет.
Степан прислушался и тут до него дошло – его разбудило пение птиц. Чистое, звонкое и радостное.
Степан Васильевич медленно открыл глаза и посмотрел на потолок. Утренний свет лился через щель между шторами – мягкий, тёплый, золотистый. Не привычный серый и тусклый, пробивающийся сквозь завесу смога, а…
…Золотистый.
Он повернул голову. Рядом, на своей половине кровати, спала его жена – Марина. Её лицо было спокойным, расслабленным. Дыхание ровное, без хрипов и кашля. Волосы, тронутые сединой, рассыпались по подушке.
Степан Васильевич смотрел на неё и чувствовал, как внутри поднимается радость.
Впервые за двадцать лет она спит спокойно.
Он осторожно, стараясь не разбудить жену, приподнялся на локте и прислушался.
Тишина.
Словно он жил не в городе, а где‑нибудь в деревне, такая тишина стояла – живая, дышащая тишина. Где‑то внизу слышался смех детей, игравших во дворе, шелест листвы за окном, далёкий гул машин на главной улице – размеренный, спокойный, не раздражающий.
