За окном уже брезжил рассвет.
* * *
Я проспала почти до полудня.
Меня разбудило шевеление и покряхтывание рядом. Я повернулась на левый бок. Рядом со мной, лежа на животике, пытаясь ползти, возилась наша кроха.
Боже, какое счастье просыпаться и видеть беззубую улыбку ребенка.
Перед сном я забрала малышку к себе в спальню. Один край кровати мы отгородили спинками стульев, собранных со всей квартиры, на другой край легла сама, детку уложила рядом. Она дала мне выспаться. Не думаю, что специально старалась, но у нее получилось не разбудить меня раньше. Я погладила ребенка по спинке. Значит, ей около четырех месяцев, я напрягла память и не смогла вспомнить, что мои уже умели делать к этому возрасту. Помню, что Китти начала рано сама переворачиваться. А рано — это когда? Сколько месяцев ей было? Вот, убей бог, не помню.
Я гладила кроху по спинке и думала, что, если бы она была котенком или щенком, то в этом возрасте уже бодро бегала бы. Погладила по головке, перебрала пальцами мягкие волосики на маковке, заговорила с ней все о том же:
— Подрастешь, будешь перекидываться в кошечку. Будешь ловкой, быстрой. Все будет, маленькая.
Лапушка снова заулыбалась на звуки моего голоса. «А почему я решила, что улыбка крохи беззубая?» Я присмотрелась. И вовсе не беззубая, полный набор передних едва выступающих мелких зубиков с чуть выделяющимися клычками.
— Да ты у нас зубастенькая!
Пока я вглядывалась в улыбку детки, она покрылась уже знакомой дымкой и превратилась в толстенького плюшевого котенка размером больше, чем взрослая земная кошка.
Я обалдела. А милота выбралась из одежек и, топая толстенькими короткими лапами, заваливаясь с боку на бок и поднимаясь, двигалась ко мне.
Я перехватила котенка под мокрое пузико, бросила взгляд на одежки на кровати: где-то там полный подгузник.
Забыв, что не одета, как должно, в тонкой шелковой пижаме, состоящей из коротких шортов и короткого топа на тонких бретельках, я помчалась на кухню, где по звукам определила какую-то жизнь.
Шок — это по-нашему. Я в шоке от малышки, мужики в шоке от меня, от моих голых коленок, от свободно колышущейся груди и сосков, просвечивающихся сквозь тонкую ткань топа. До меня не сразу дошло от чего вся компания в ступоре. Ну, кроме Арсана. Женские прелести в его возрасте еще не впечатляют. Хотя, он тоже слегка удивился: должно быть, тому, что прилично, а что не прилично, уже хорошо обучен.
Но пока мысли о приличиях скользнули по краю сознания и пропали. Я возбужденно показывала малышку компании.
— Мэтр Бернс, это нормально? Когда происходит оборот у детишек оборотней?
Бернс удивленно смотрел на котенка в моих руках.
— Года в три-четыре.
— Что? Какие годы? Ей четырех месяцев нет, если вы помните! Это опасно для ребенка?
— Я не знаю, — заикаясь пробормотал Бернс.
— А кто знает? Антамар? Маркас?
Я требовала помощи.
— Леди, — неуверенным голосом спросил Бернс, — как получилось, что она обратилась? Расскажите, пожалуйста, все, как это произошло, подробно.
Я на мгновение задумалась, а потом изложила все от моего пробуждения до обращения малышки.
— Леди, вы сами убедили ее обратиться.
— Я знал! — воскликнул Марк.
— Что-о? Я ее убедила? Как?
— Ева, ты — маг. Не знаю, какой, но тебя послушалась магия. Ты хотела, чтобы малышке было удобно. Ну и вот…
— Да, леди, это наиболее вероятное и разумное объяснение, — поддержал Марка Бернс.
Тут вмешался опомнившийся Ант.
— Сложность в том, что дети, обратившись первый раз, не могут вернуть человеческий облик сами, а слишком долго им быть в животной ипостаси нельзя, они могут застрять навсегда. То есть это будет животное с сознанием маленького ребенка, пока сознание зверя полностью не заместит сознание человека. Обычно им помогают взрослые, убеждают и подсказывают, как вернуться, и очень редко детям удается перекинуться обратно самостоятельно.
— Как ее убедить вернуться обратно? Она же совсем маленькая. Что она понимает? — я волновалась и уже начинала паниковать.
— Леди, так же, как вы убедили ее обратиться, — уже совсем спокойно посоветовал Бернс.
Тут вставил свои пять копеек Арсан:
— А, может, пусть побудет котенком. Она такая хорошенькая, не то что этот непонятный младенец. Я мог бы с ней играть.
Тут я успокоилась, и мозги встали на место.
— Ну уж нет, Ваше Высочество! Арсанчик, ты только подумай, по всему дому будут кучки и лужи и не только на полу. Ты будешь за ней убирать?
— Почему я? — испугался Арсан.
— Ну не я же. Это ты хочешь с ней поиграть. А я лучше подгузники буду менять.
Мужчины рассмеялись, глядя на растерянного и расстроенного Арсана.
— Господа, а что у нас на завтрак?
Повисла напряженная тишина.
— Ева, — откашлялся и заговорил Марк, — тебе нужно одеться.
— Ой, — я бочком, чтобы не демонстрировать свой тыл в полупрозрачной пижаме, отправилась на выход из кухни.
Я влетела в спальню, не выпуская котенка из рук, схватила халат и закрылась в ванной.
«Позорище! Полуголая перед кучей мужиков! Блин! Ну, ничего. И я переживу, и они переживут. Не все же мне одной в шоке все время находиться».
Уложила котенка на стиралку.
— Ну что, крохотулечка, котенком будем купаться или ребенком?
Я, придерживая кошечку одной рукой, включила воду и начала подстраивать температуру.
— Ну, рыбонька, будем купашки, да? Давай, лучше девочку искупаем?
— Мя-ааа, — бархатистое, хрипловатое и недовольное мне было в ответ.
А потом вместо котенка появилась девочка.
— Ха, вот, это правильно, лапонька! Ребеночком купаться сподручнее.
«Блин, какая магия? Я же ровным счетом ничего не сделала и не почувствовала. Я же просто разговаривала, но логика подталкивает поверить в магию, потому что детка четырех месяцев отроду вряд ли понимает, о чем я тут ей ворковала».
Устроив малышку в тазу, стремительно вделась в халат.
После купания, одевашек и кормления детку снова отправила в объятия кресел в гостиной. Где она сразу и уснула.
Я переоделась в нормальную одежду, то есть в юбку и блузку. Кто их знает — трепетных местных — как они на брюки отреагируют.
Местные реагируют. Наверное, Ант — большой поклонник сисек, потому что уже который раз поймала его взгляд, прилипший к моей груди. Ну, а что? Я ни при чем. Блузка непрозрачная, бюстгальтер, грудь, несмотря на возраст, сохранила форму и не свисает до пояса. Все прилично. Так что это его личные предпочтения.
Маркас поставил передо мной тарелку с быстрой овсянкой.
Рядом сидел Арсан над размазанной по тарелке кашей. То есть пока я занималась с малышкой, он так и не успел с ней расправиться.
— Арсан, не любишь кашу?
Он поморщился.
— А так?
Я поднялась с табурета, достала из шкафчика две пластиковые банки. Из одной зачерпнула и растрясла в кашу две столовых ложки кукурузных хлопьев, а из другой так же редкими каплями высыпала столовую ложку шоколадных чипсов. Он тут же начал выбирать и пробовать.
— Э-ээ, нет. Арсанчик, делаешь вот так.
Я отняла у него ложку, зачерпнула кашу, пару хлопьев и шоколадную капельку.
— Ну-ка. Ам!
И загрузила ему ложку в рот.
— Годится?
Мальчик покатал содержимое ложки во рту и улыбнулся.
Я вернула ему ложку. Конечно, каша уже остыла, но ее и не обязательно есть горячей — лишь бы вкусно было ребенку.
В свою кашу я добавила ложку меда, и не спеша съела.
— А почему мне без меда?
— Потому что я не знаю, вдруг у тебя аллергия на мед. Мы это выясним отдельно.
Мужчины молча наблюдали за мной и Арсаном.
Масркас подсунул мне чашку с кофе. Он мне его сварил с гвоздикой, как я раньше любила. Сто лет уже не пила нормальный кофе. Вот так, напоминание о моих прежних привычках избавляло меня от сомнений в том, что Марк — это и на самом деле Мирон.
— Спасибо Маркас. Кофе замечательный. Господа, и долго вы пробыли на Земле?
