Паутина. Книга 1 (СИ) - Стоев Андрей

– Конечно, знаю, – подтвердил Филип.

– Это самое подходящее место для встречи. Сообщите на входе, что встречаетесь со мной, и что вам нужен приватный кабинет. Вас проводят туда через отдельный ход, никто вас не увидит. Сейчас как раз обеденное время, вот и пообедаем вместе.

Минут через сорок я подъехал я на набережную Кземли [11], где и располагался «Ушкуйник». «Вас ожидают, позвольте проводить», – немедленно заявила девушка-администратор, как только я зашёл в небольшой вестибюль – такой, впрочем, маленький и уютный, что я скорее назвал бы его прихожей. Она, разумеется, знала, кто я такой, но правилами было запрещено обращаться к посетителям приватных кабинетов по именам, да и вообще считалось нежелательным хоть как-то показывать, что их узнали.

Роговски вяло ковырял какую-то закуску, демонстрируя прискорбное отсутствие аппетита.

– Здравствуйте, почтенный, – жизнерадостно приветствовал я его. – Уже заказали что-нибудь?

– Здравствуйте, господин Кеннер, – он приподнялся со стула. – Нет, пока ничего не заказывал.

– Ирина Стоцкая настаивает, что здесь нужно заказывать исключительно рыбные блюда. Вы, кстати, с ней случайно не знакомы?

– Случайно знаком, – отозвался Роговски с кислым выражением лица. – Чрезвычайно деятельная дама. Рыбные так рыбные.

– У меня все слуги деятельные, – улыбнулся я ему. – И всё у них получается.

Филип кивнул, явно не горя желанием обсуждать эту тему. Возможно, Ирина на чём-то его зацепила – она как опытный рыбак, подсекает умело и сразу. Не поэтому ли он захотел со мной встретиться? Впрочем, зачем гадать? Скоро узнаю.

Говорить о делах до десерта у нас не принято – разумный обычай, кстати. Если уж случится разругаться с собеседником и гордо уйти, то по крайней мере, не уйдёшь голодным. Вот мы и отдали должное местным рыбным блюдам, которые и в самом деле были хороши. Во всяком случае, осетрина на пару оказалось не хуже, чем та, что я пробовал в Итиле, а это о многом говорит.

Наконец, пришло время для десерта и кофе.

– Прошу меня понять, господин Кеннер, – наконец перешёл к делу Роговски, – я был вынужден общаться с вами именно так, как общался. Мне были даны строжайшие инструкции, как разговаривать с вами, и за выполнением этих инструкций внимательно следили.

Ну, положим, не нужно быть гигантом мысли, чтобы догадаться, что он не сам вдруг решил стать таким храбрым и побороться с Драганой. Интересно только, почему он не попросил о встрече сразу, а ждал чуть ли не неделю? Посмотрел, с какой лихостью мы разделались с владимирцами, и испугался? Вряд ли. Он прекрасно понимает, что физическая расправа ему не грозит – даже не представляю, что он может такого сделать, чтобы предоставить нам подобную возможность. Стало быть, случилось что-то такое, отчего он решил, что быть храбрым для здоровья всё-таки неполезно.

– Я-то понимаю и надеюсь, что сиятельная Драгана это тоже понимает, – сказал я сочувственно. – Она была изрядно раздражена результатом нашего с вами разговора.

Роговски почувствовал себя неуютно.

– Даже не буду повторять вам то, что она сказала, – добавил я, глядя на него с искренней жалостью. – Женщины, ну вы понимаете, почтенный, они такие эмоциональные. Сделают что-нибудь, а потом пожалеют, но ничего уже не исправить. Так сказать, что умерло, то умерло.

Роговски вспотел. Он попытался что-то сказать, но замолчал, собираясь с мыслями.

– Я был бы вам очень признателен, господин Кеннер, – наконец сказал он умоляюще, – если бы вы сообщили сиятельной, что я не в силах решить этот вопрос. Даже если я сейчас своей властью приму решение о выдаче лицензии, оно будет недействительным без подписи господина Остромира.

– Без подписи господина Остромира Грека, начальника Работного приказа? – уточнил я.

– Совершенно верно, – подтвердил Филип.

– То есть выдача этих лицензий контролируется непосредственно Греком, – задумчиво сказал я. – И с каких пор у вас установлен такой порядок?

– С недавних, – ответил Роговски. – Буквально за день до того, как к нам поступил ваш запрос на выдачу лицензии, было издано распоряжение, что все решения о выдаче лицензий четвёртой группы подлежат обязательному визированию.

– Ну что же, почтенный, – сказал я, – я вижу, что и в самом деле источник проблем вовсе не в вас, и готов походатайствовать за вас перед сиятельной Драганой. Но услуга за услугу – расскажите мне, что вас подвигло на эту встречу. Ещё несколько дней назад вас ничего не беспокоило. Только честно, пожалуйста – я чувствую ложь, так что не отнимайте у меня время глупыми историями.

Роговски заколебался. Он потел, мычал, и находился на грани паники.

– Я гарантирую вам конфиденциальность, – торжественно добавил я, и он решился.

– Дело в том, господин Кеннер, что господин Остромир потребовал от меня вести себя определённым образом, но при этом обещал мне полную защиту. Я не мог отказаться, поймите! – он почти выкрикнул это, сделав несчастное лицо. – Но вчера я совершенно случайно услышал обрывок разговора… в общем, господин Остромир обеспокоен последними событиями. Я проанализировал те намёки, что проскользнули в этом разговоре, и понял, что меня специально впутали в это дело, чтобы сделать жертвой.

– Вы имеете в виду, подставить вас сиятельной в качестве виноватого, – уточнил я, – так, чтобы потом поставить ей в вину то, что она из своих личных интересов расправилась с честным и принципиальным чиновником?

– Именно так, господин Кеннер, – закивал тот. – Вы поняли всё совершенно правильно. Причём такая расправа ничего бы не изменила, потому что тот, кто меня сменит, точно так же не сможет решить вопрос с лицензией.

– Вот сейчас картина окончательно прояснилась, почтенный, – отметил я. – Кстати, вы не поняли с кем разговаривал Грек? Нет? Жаль. Но неважно. Я поговорю с сиятельной о вас, и попробую её убедить, что вы наш друг. А нам с вами встречаться больше не стоит, это может привлечь к вам нежелательное внимание. В случае чего будем держать связь через Стоцкую. Она вас предупредит, если возникнет какая-либо опасность. И вообще, обращайтесь к ней в случае любых трудностей, мы вам обязательно поможем.

А ещё Стоцкая гораздо лучше меня умеет использовать завербованных агентов, кем с этого момента и является Филип Роговски, честный и принципиальный чиновник Работного приказа.

Наконец-то эта безумная неделя закончилась, и я с облегчением встретил выходной. Вообще-то, в выходные разные пакости случаются с неменьшей частотой, но всё равно подсознательно воспринимаешь выходной как день отдыха, в том числе и от житейских проблем.

В этот выходной мы, наконец, смогли устроить давно обещанную вечеринку-новоселье для своих. Под «своими» подразумевались наши компаньоны по путешествию Алина с Драганой. Я бы позвал ещё и Стефу Ренскую, но мама воспротивилась, сказав, что к Стефе она относится в принципе хорошо, но пока не готова принимать Ренских в близком кругу. Я не стал настаивать, поскольку так и предполагал – мама очень трудно прощает свои обиды, и наверное, потребуются годы, прежде чем Ренские снова станут для неё своими. А что касается сроков возможного примирения с Ольгой, то я даже гадать не рискну. Скорее всего, никогда.

Как положено, гости принесли подарки на новоселье. Стандартные подарки вроде пылесоса или чайника в нашем кругу не были приняты, так что они ограничились предметами искусства, а именно скульптурой. Гана подарила небольшую статуэтку – как она объяснила, греческую скульптуру ранней архаики. Не особо в этом разбираюсь, но Ленка изрядно возбудилась. С моей точки зрения, скульптура выглядела весьма примитивной, но моим мнением не поинтересовались, а я ещё в прошлой жизни научился держать своё мнение при себе, когда его не спрашивают.

Меня больше поразил подарок Алины, который она создала сама – веточка ландыша, на верхнем изгибе которой сидела, скрестив ножки, фея с прозрачными крылышками и лицом Ленки. Это было сделано из какого-то материала, окрашенного в нежные пастельные тона, и накрыто прозрачным стеклянным колоколом. Искусность работы и проработанность деталей потрясала, а лепестки цветков были такими тонкими, что почти просвечивали насквозь.