Кодекс Агента. Том 2 (СИ) - Снегов Андрей

Всех кроме Юсуповых и Романовых расселили в стандартных гостевых номерах. Братьям, как обычно, достался сдвоенный, а наследникам короны — царские люксы, расположенные в конце коридора.

Я едва успеваю принять предложенный душ, как слышу негромкий стук в дверь. Оборачиваю бедра полотенцем, открываю и вижу перед глазами улыбающуюся физиономию Андрея.

— Ты меня преследуешь, аристо? — спрашиваю я, подражая интонациям питерских гопников — для полноты образа не хватает лишь смачного плевка на дорогой ковер.

— Нет смысла, потому что у тебя есть два чудовищных недостатка: отсутствие груди третьего размера и присутствие уда! — язвит Трубецкой и заваливается в комнату.

Он подходит к окну и начинает декламировать Александра Блока.

— Бегут неверные дневные тени.

— Высок и внятен колокольный зов.

— Озарены церковные ступени,

— Их камень жив и ждет твоих шагов…

Андрей поворачивается ко мне, и я вижу на его породистом лице грустную улыбку.

— Нам осталось всего две недели свободы, — задумчиво произносит он, приглаживая мокрые волосы.

— До начала обучения в Академии? — уточняю я со всей беззаботностью, на которую только способен.

— До Инициации! — отвечает он, и я отчетливо слышу в его голосе нотки отчаяния. — Ты не боишься?

— Нет, какой в этом смысл? — я пожимаю плечами. — А должен бояться?

— Мы оба должны переживать: чем выше по радуге — тем ближе к Тьме…

Андрей внимательно смотрит в мои глаза, будто хочет прочитать в них ответ на свой невысказанный вопрос: знает ли вновь испеченный аристо, а в недалеком прошлом — бастард, о риске оказаться Темным.

— Тебе не нравится черный цвет? — с иронией спрашиваю я, оставляя ему пространство для маневра.

Трубецкой молчит, продолжая меня гипнотизировать. В широко распахнутых синих глазах отражается напряженная работа мысли: парень размышляет о том, можно мне доверять или нет.

— Инициация, затем два года учебы, свадьба…

Он решил не развивать тему риска оказаться Темным, не ступать на тонкий лед, прогулка по которому может закончиться каторгой. Что ж, первую проверку я не прошел. Точнее, прошел не на все сто. Полное преодоление недоверия еще впереди.

— Я же уже пообещал тебе, чтобы буду дружком⁈ — я подхватываю новое направление беседы.

— Свадьба ждет нас обоих, бастард! — Андрей ухмыляется.

— Твоя фраза звучит несколько двусмысленно, аристо! — я смеюсь, пожалуй, чересчур наигранно.

— Я на твое сердце не претендую! — отвечает Трубецкой и подмигивает. — Даже не мечтай!

— Может, ты и имя моей невесты назовешь?

— А ты не ознакомился с новыми обязанностями, когда в Род вступал? — спрашивает Андрей, удивленно подняв брови.

— Ты об обязательной женитьбе до полного совершеннолетия? — я отвечаю вопросом на вопрос, чтобы не упоминать о том, что контракт еще не подписан. — Я не наследник Великого Рода Фиолетовых, и сия участь мне не грозит!

— Пока не наследник! — Андрей направляет на меня указательный палец. — Я даже не сомневаюсь, что разговариваю с будущим Великим Князем Шуваловым!

А я не сомневаюсь, что ты обхаживаешь меня только по этой причине, думаю я и с удивлением отмечаю, что очевидная мысль пробуждает во мне обиду. Обычную детскую обиду, которая вызывает неконтролируемое желание язвить собеседника почем зря.

— Не уверен, что этого хочу! — искренне признаюсь я.

Признаюсь вместо того, чтобы задать вертящийся на языке вопрос: «Ты, как и Цесаревич, льнешь ко мне лишь потому, что видишь перед собой будущего наследника Фиолетовых? Или дружба и доверие для тебя что-то значат?».

— Давай лучше вернемся к упомянутой тобой свадьбе! — предлагаю я, отогнав детскую обиду. — Кто моя будущая избранница? Я ее знаю?

Андрей мрачнеет. Его улыбка гаснет, на высоком лбу вздувается вертикальная жила, а носогубные складки углубляются, придавая красивому лицу хищное выражение.

— Наследственность располагает к союзам между тремя Великими Родами: Голубыми, Синими и Фиолетовыми — мы близки по спектру Силы, — задумчиво произносит Андрей.

Наследственность, значит. В моем мозгу вихрем проносится мысль о наших отношениях с Трубецкой, которые возникли лишь благодаря действиям Великого Князя Шувалова. Заранее спланированным действиям. Если это так, то возможная помолвка с Романовой, которую он сам же инспирировал, расстроит планы старика.

— Ставлю червонец, что тебя женят на Романовой, несмотря на генетику! — уверенно продолжает Андрей. — Не скажу, что тебе завидую, но я бы не отказался!

— Ты хочешь править Империей⁈

— Я хочу трахать зеленоглазую красавицу с третьим размером! — возмущенно отвечает Трубецкой.

— А я бы от голубоглазой не отказался!

— Надежды юношей питают! — с чувством произносит Андрей. — Одевайся и пойдем на завтрак — устроим пиршество если не для плоти, то хотя бы для глаз!

Нам выделили гостевой ресторанный зал. Золотая и серебряная посуда вычурных форм дополняет помпезную роскошь интерьеров. На раздаточном столе деликатесы соседствуют с простыми, народными блюдами, в воздухе витают ароматы свежевыпеченного хлеба, изысканных сыров и копченостей, и во мне просыпается неимоверный аппетит.

Среди деликатесов расставлены фигурные тарелки из армянского лаваша с копченой уткой в яблочном соусе, с бараниной под клюквой и разнообразными закусками из морепродуктов, включая устрицы и креветки. На серебряных блюдах разложены сырные, колбасные и рыбные нарезки, а в широких приплюснутых вазах — изысканные фрукты и десерты.

Я мысленно прощаюсь с рельефным прессом, но мое внимание привлекает сцена, разыгрывающаяся в противоположном углу зала.

— Довыпендривался⁈ — зло спрашивает Цесаревич Апраксина. — Мне едва удалось спровадить Бестужева из дворца! Сколько раз просил тебя ни нажираться как сапожник! Неужели так трудно держать себя в руках⁈

— Я был неправ, — отвечает Апраксин, понуро свесив голову — он старательно прячет глаза, чтобы Алексей не заметил плещущийся в них гнев.

— Неужели ты думаешь, что отделаешься извинениями? — Цесаревич качает головой с недоумением. — Ты чуть не испортил нам двухнедельный отдых! Если хочешь провести его под чутким надзором Бестужева — отжигай дальше, но имей в виду: мы просто спровадим тебя домой! К привычным оргиям в вашей высотке!

Апраксин молчит и все так же смотрит на мраморные плиты пола. Его виноватое лицо явно раздражает Цесаревича, и он сыплет угрозами, распаляясь все больше и больше.

— Я все понял, Алексей! — виновато произносит Апраксин и сокрушенно кивает.

Цесаревич молча гипнотизирует Олега еще с полминуты, а затем выражение его лица меняется. Венценосное чело разглаживается, губы расплываются в радушной улыбке, а взгляд обращается на нас.

— У нас в программе прекрасный завтрак с Крымским шампанским, дамы и господа!

— Теперь узнаю нашего Цесаревича, — шепчет мне Трубецкой с глумливой ухмылкой, — а то в последнее время он сам не свой!

— Алексей всегда командует? — спрашиваю я.

— С детства! — отвечает Трубецкой

Возможно, Цесаревича гнетет тяжесть его положения и постоянное нахождение под пристальным вниманием, и он пытается соответствовать ожиданиям. А меня воспринимает как чужака, как случайного попутчика в поезде, с которым можно сбросить маску и быть самим собой. В этом мне еще предстоит разобраться.

Столики на двоих в ресторанном зале невелики и расставлены довольно далеко друг от друга, что создает атмосферу уединения и приватности. Роскошное классическое оформление зала соответствует величественному стилю всего дворца. Я словно переместился в прошлое, где каждая деталь интерьера погружает в атмосферу элегантности и величия.

Я оглядываю свой наряд: белая футболка с изображением могучего бурого медведя в имперской короне, черные шорты до колен и спортивные кеды. Все остальные одеты примерно так же, даже наши красавицы и совершенно не чувствуют дискомфорта, хотя среди мрамора и позолоты мы выглядим как электрические лампочки в бронзовых канделябрах.