Повелитель тьмы (СИ) - "Amazerak"

Первым изложил свою позицию Михаил через своего адвоката. Как я и предполагал, меня обвиняли в похищении собственной сестры и удерживании её против воли родителей вдали от дома. Судья задал Михаилу несколько вопросов, после чего передал слово мне.

Я тоже доверил выступление адвокату. Караулов имел кое-какой опыт в этом деле и пользовался более корректными с точки зрения юриспруденции формулировками. Он объяснил ситуацию, «свалив», как мы и договаривались, ответственность за побег из дома на Свету, и заявил, что у неё была веская на то причина — угроза чести и достоинства, заключающиеся в словесных оскорблениях и физических действиях.

— Да это ложь! Клевета! — не выдержал Михаил.

— Истец, вы уже выступили, — судья стукнул молотком. — Прошу тишины.

Затем дали слово «потерпевшей», то есть Свете. Она подтвердила версию, что её никто не похищал, и что она сама упросила меня отвезти её в Первосибирск, поскольку чувствовала к себе плохое отношение со стороны членов семьи, выражающихся в словесных оскорблениях и угрозе чести. Сестра подробно рассказала об инциденте с братьями и о том, как я помог ей переехать.

Судья задал ей несколько вопросов, касающихся жизни в родительском доме и у меня в гостях: угрожал ли ей кто-либо и надевал ли блокировщики магии, имела ли она доступ к образованию и тренировкам, расспросил подробнее о причинах плохого, как она считает, отношения со стороны родителей.

Тут Свете скрывать было нечего. Никакие блокировщики я на неё не надевал, и недостатка в магических тренировках она не испытывала. Только с образованием у нас, к сожалению, был пробел, хоть я и планировал нанять гувернёра.

Под конец выступили свидетели. Со стороны Михаила вышли дворецкий и какая-то горничная. Оба они ничего конкретного не сказали, твердили лишь, что «батюшка Михаил Сергеевич» о семье своей заботится, детей воспитывает, образование им даёт, у каждого и своя комната есть, и всё необходимое, и вообще, глава рода чуть ли не ангел небесный.

С моей стороны выступал Захар. Он сказал, что прежде служил шофёром моему дяде, а потом — мне. Тоже меня всячески расхваливал, мол я о сестре забочусь, все условия ей создаю, тренироваться заставляю, и что да — она сама по своей воле отправилась в Первосибирск и домой возвращаться не хочет. Не забыл упомянуть он о моей службе в императорской гвардии и о том, что я сражаясь с тёмными плечом к плечу с Его Величеством. В моё же отсутствие за сестрой присматривают слуги и её «тренер» Екатерина.

Свидетельство слуг не считалось особенно ценным по вполне понятным причинам: ни один слуга против своего господина не пойдёт. Тем не менее, какую-то информацию, наверное, и из их болтовни можно было почерпнуть, поэтому выступать им в суде не запрещалось.

Судьи, выслушав обе стороны и свидетелей, удалились из зала, а когда вернулись, главный объявил, что моя вина в случившемся отсутствует, поэтому иск Михаила Озёрова отклонён. Вдобавок толстяк прочитал наставление, что родители должны заботиться о детях и блюсти их честь и достоинство, а детям полагается слушаться родителей, поэтому Света необходимо вернуться в семью.

— Прошу прощения, ваша честь, но боюсь вы слишком поверхностно рассмотрели моё дело, — возмутился Михаил. — Этот негодяй похитил мою дочь, а теперь выгораживает себя.

— Михаил Сергеевич, суд внимательно выслушал обе стороны и принял решение, — строго проговорил толстяк с носом картошкой. — Если вы найдёте более веские доказательства своим обвинениям, можете потребовать повторное слушание. А на сегодня всё. Заседание окончено. Всем встать.

Очевидно, Михаила разочаровало решение судей, а вот нас с сестрой — наоборот, такое вполне устраивало. Суд не дал никакого предписания, имеющего юридическую силу, а это значит, мы со Светой могли со спокойной совестью ехать обратно в Первосибирск.

— И это всё? — проговорила Света, когда мы выходили из зала суда. — Мы можем ехать обратно?

— Можем, если отец не попытается воспрепятствовать.

— А если попытается?

— А если попытается, то мы ему не позволим. Секундочку… — я достал из кармана кителя мобильный телефон и включил на нём диктофон. — На всякий случай. Вдруг нам с ним придётся пообщаться. Запись будет не лишней.

Михаил со своими сопровождающими вышел из другой двери. Его массивная фигура, облачённая в бархатный тёмно-синий пиджак с чёрными лацканами преграждала нам путь. Опять на меня смотрел этот бычий взгляд белёсых выпученных глаз с обрюзгшей, квадратной физиономии, обросшей бородой.

— Ну здравствуй, сны, — проговорил Михаил спокойным тоном, хотя чувствовалось, что князь Озёров едва сдерживается.

— Здравствуй, отец. В суд, значит, на меня решил подать? Как видишь, смысла в этом было мало. За мной нет никакой вины. А тебе стоило бы приглядеть за двумя своими болванами и подобрее относиться к другим детям. Иногда случаются крутые повороты судьбы.

— А ты, смотрю, далеко пошёл. Синий мундир надел, большим человеком стал.

— Есть такое. Как я говорил тебе ещё прошлым летом, я хочу бороться с тьмой. Этим теперь занимаюсь, пока многие аристократы живут в роскоши и не желают видеть ничего за пределами свои владений.

— Ну молодец-молодец, — недовольно пробурчал Михаил. — Только это всё не относится к нашему делу. Моя дочь должна вернуться домой — и точка.

— А если она не хочет?

— Да, отец, я не хочу. Я не хочу больше жить дома. Мне хорошо и в Первосибирске, — возможно, Свете стоило великих внутренних усилий, чтобы осмелиться сказать такое, но она всё-таки подала голос.

— А мне всё равно, что ты хочешь, а что — нет. Не тебе это решать. Мала ещё, — стрельнул в неё грозным взглядом отец.

— Через год мне будет восемнадцать, и тогда я смогу жить, где захочу. Я ни за что не буду жить с вами.

— Так, ладно… Алёша, давай-ка наедине поговорим. На улице, — произнёс Михаил, всё ещё сдерживая злость.

Мы с ним вдвоём спустились на первый этаж и вышли на крыльцо. Старинное двухэтажное здание суда располагалось на широкой улице, и за решётчатой оградой тёк поток машин, шумя шинами по мокрому от недавнего дождя асфальту. На противоположной стороне возвышался постамент с одним из императоров российских, восседающим не коне.

Отойдя подальше от крыльца, где нас не могли услышать проходящий мимо люди, мы остановились. Михаил, чувствовалось, был зол, но почему-то до сих пор продолжал сдерживаться. Неужели, зауважал? Увидел во мне ровню?

— Ну что, сын, упорствуешь, значит, — произнёс он. — Продолжаешь перчить отцу. Сестру похитил свою, ещё и мозги ей промыл. Вон как разговаривать дерзко стала. А была тише воды, ниже травы. Это ты её научил язык распускать со старшими?

— Она выражает своё мнение, и тебе неплохо было бы к нему прислушаться. Моя сестра — не вещь, а человек, и она чётко донесла до тебя свою мысль: она не будет жить с вами под одной крышей.

— Да ты… вы оба ни черта не понимаете! — повысил голос Михаил. — Думаете, умные такие? Светлана обещана в жёны моему деловому партнёру. Этот брак, как и прочие, послужит укреплению моего рода. А тут ты влез. Думаешь, я оставлю это безнаказанным? Ну уж нет! Я тебя к ответу призову, будь уверен. Засужу на такие суммы, что за всю жизнь не расплатишься, свой заводишко мне отдашь и всё равно должен останешься! Сам приползёшь на коленях, прощения просить будешь. Не с тем связался. Отдавай мою дочь, или пожалеешь. Последний раз предупреждаю!

— Так я её и не неволю. Но ты сам всё слышал: Света не хочет возвращаться. Она попросила у меня помощи. Что мне оставалось делать? Я обещал защитить её и своё слово сдержу.

— Какой же ты упёртый. Весь в мать, даже хуже. Ладно, ты слышал, что я сказал. Не вернёшь мою дочь — пожалеешь. Я тоже умею слово держать.

— Ну вот и посмотрим, чьё слово окажется крепче. Это всё?

— Всё! Вали давай к своим тёмным.

Наш минивэн стоял на стоянке возле здания суда. Мы со Светой, Карауловым и Захаром выехали на нём с территории и отправились на другой берег реки, где находились вокзал и недалеко от него — гостиница, в которой нам предстояло провести остаток дня и ночь. Я бы предпочёл убраться из Нижнего Новгорода поскорее, да вот беда, билетов раньше, чем на утро, не было, когда мы заказывали.