— Не кричи так!
— Почему? — обиженно отозвался водитель с переднего сидения, — Мне, например, интересно, чем дело кончится. В школе преподаете? Решили пьесу поставить?
— Мгу-м, — ответила я.
— Таких прекрасных женщин в конце старинных пьес всегда сжигали на кострах. Ну, или казнили на крайний случай.
— Вот же нахал! Сначала просветителями назвал, так ещё и костер пожелал в довесок.
— Или казнь, — напомнила я.
— Чтоб у вас в доме мышей никогда не водилось, и голуби вашу повозку стороной облетали, — на свой лад проклял водителя Нечто.
— Приехали. Пакеты свои не забудьте в машине.
— Жену вам красавицу, модницу, чтоб готовила каждый день по три выноса блюд и всегда ходила с модным маникюром на каждом ноготке! — прокляла хама Буся.
— Спасибо, дамы! — улыбнулся водитель в ответ.
— И квартиру на семь комнат с балконом, — вылезла я из машины. Багажник открыт, пакетов стало как будто ещё чуточку больше.
— Н-да.
— Я не специально. Эти вещи сами хотели, чтоб их купили.
— Да я про водителя, с тобой и так все понятно. Он ведь даже не заподозрил, что кто-то может жить так, как мы. И все равно это хамство, — Ты зачем квартиру ему пожелала? Надеюсь, из вредности?
— Представь, какая выйдет квартплата? А ремонт? А как ее убирать? Это же каторга, на своем опыте знаю.
— Бедная.
— А ты ему зачем жену красавицу пожелала?
— Чтоб с ума сошел от трат на косметику, вещи и продукты. Переборщила маленько. Чтоб ты разбогател, гад! — от всей души пожелала Буся и так же точно хлопнула багажником.
Тропка петляет между кустов, небо совсем ещё темное, черные ветви так и норовят ухватить пакет, дёрнуть, заглянуть внутрь, порвать. Будто бы и вправду вокруг множество веточек-пальцев. Брр. Зря я это представила.
За окнами второго этажа, в глубине почты, сверкают огоньки. Или это бликами отражается свет фонаря? Не понятно.
— Он выпустил домового! — заприметила свечение Буся.
— Кто выпустил?
— Малток, кто же ещё! Нам конец!
— Все так плохо? — споткнулась я о корень в земле.
— Не падай! И духом тоже! Просто представь себе, как ошалеет нечистый дух, когда увидит, во что превратился его особняк! Там не то, что моральная травма будет, дело грозит нервным срывом.
— Домовому?
— Ему-то что! Нам грозит нервный срыв и заодно всем местным. Домовик принадлежал ещё моей бабке, и отличался точно таким же вредным нравом! Он будет в бешенстве. Сидел себе тихо-мирно в чистом сундуке на кружевом полотенчике, дремал в рукавичке с семнадцатого года. И тут тебе на! Ни мебелей, ни картин, ни посуды, ничего же не осталось. Теперь этот дом точно придется купить и привести в порядок. Хотя? Может, его в замок забрать? Нет, там тогда точно никакой жизни не будет. Станет ночами расставлять посуду так, как привык и считать серебро. Слуги точно этого не оценят, да и мы с тобой тоже. Ещё экономить начнет. Нет уж. Давай его лучше в квартиру Олега отправим? Хоть приглядит. Может, и подскажет чего.
— Там пепелище.
— Огонь не всех комнат коснулся. И пусть твой муж поскорее делает ремонт.
— Мы разводимся.
— Тем лучше. Поделите пополам, купишь себе новую. Жаль с драконом так просто не развестись. У него отличный замок и кладовая сокровищ наполнена доверху.
— Что значит, не развестись?
— Я тебе потом расскажу. Тише, не разбуди малышку, — провернула Буся ключ в скважине и тихонечко отворила дверь, — Ненавижу, когда Верина плачет, сразу так жалко ее становится.
Друг за дружкой мы шагнули внутрь особняка. В комнате полумрак, огоньки свечей тонут в растопленном воске. Тишина полная, только коза аппетитно хрумкает сеном в углу. Малток ее привязал. И как будто нет никого.
— Смотри, — прошептала няня, указывая пальцем на кресло. Оно развернуто к нам спинкой, из-за нее возвышаются черные взлохмаченные кудри. Буся обходит кресло на цыпочках по дуге. Я тихонько шагаю следом.
Малток развалился в кресле, на груди у него устроилась моя дочка, раскинула ручки в стороны, сладко сопит, прижавшись щеккой к обнаженной мужской груди. Из одежды на герцоге ничего не осталось, только вокруг бедер обмотана штора. Красив невозможно, глаз не оторвать от этой уютной картины. Хочется прикуснкться к ребенку, провести ладонью по колючей щеке мужчины. Пухлые губы чуть приоткрыты во сне, черные брови, наоборот, строго сдвинуты.
— Малток, ты посмел нарушить приказ, — шепчет Буся. Мгновенно распахнулись изумленные до гоубин души глаза.
— Я?
— Ты спал, Малток. Уснул вместо того, чтоб охранять главное наше сокровище. Позорище! — ехидные искорки пляшут у няни в глазах, — Отпер сундук, выпустил домового!
— Он помог успокоить малышку.
— Раскрыты два сундука, — посмотрела я по сторонам.
— И, кто тот второй дух, которого ты освободил?
— Леший. Простите, госпожа ведьма. Он выл, мешал спать малышке.
— А ведь я тебя предупреждала, барон. Теперь пеняй на себя. Как прежде относиться больше к тебе не станем.
— Молю!
Глава 26
Малток
Все случившееся кажется теперь продолжением сна, чудовищной ошибкой. Мне доверили самое ценное, а я не смог оправдать надежд двух женщин. Уснул, выпустил нечисть на волю, пыль с книг не стёр, ещё и коза пожрала какие-то бумаги за последние сто лет, кажется, неоплаченные квитки за отопление и свет. Пожеванные обрывки в назидание мне усеяли пол. На многих печати, гербы, указаны даты. Собираю их в стопку. Серп и молот намекают на мое будущее, двуглавый орёл смотрит гневно, словно прицеливается, за какое место станет трепать.
— Ты что, столько лет не платила по счетам? — пеленает Глория дочь в чудесные иномирные вещи. Шелковые одеяльца, кружевные носочки, чепчики – все разложено на столе. На мгновение глаза сыграли со мной злую шутку, показалось, что у ее дочери острые ушки. Точно такие же, как мои собственные. То игра света и тени, свечи давно еле мерцают.
— Нет, а зачем? Свечи я сама выплавляю, топлю камин дровами, электричества в моей части особняка не завелось. Ума не приложу, как почтальон находит мою дверь. На ней даже номера нет! Мало того, об этой комнате вообще никто не догадывается, ее даже в план здания никогда не вносили.
— Коммунальные службы везде найдут.
— Но не под таким же мороком? Знаешь, как моя бабка старалась все это зачаровать? Честно, мне кажется, что в ЖЭКе сидят одни только ведьмы. Малток, брось эту гадость в камин. Платить по счетам я не собираюсь. Ни по каким. Не только по этим.
— Будет исполнено, — глухо ответил я, сам изумившись, как звучит теперь голос. Потерял все, даже доверие ведьм, ничего не осталось. Кроме стыда и капельки чести. Тяжело прикрывать наготу чужой шторой в обществе двух наряженных женщин.
— Кстати, а куда ты дел штаны? — обратилась ко мне Глория.
— Они были испачканы. Здесь не нашлось воды, чтоб я мог привести себя в порядок, баронесса. Простите мне вынужденную неопрятность, — покаялся я. Лучше б в мокрых ходил, ничего бы со мной не случилось! Хотя, если вспомнить, где именно растеклось пятно… Нет, все же штора и то лучше.
— Вот только не надо ныть! — вскипела Буся, раскладывая по меркам наши вещи.
— Я лишь пытаюсь объяснить свой проступок, — покраснел я словно юноша. Ведь, и вправду, стыдно до боли. Титул остался, а толку? За ним наготы не спрятать.
— Я купила тебе кое-что из вещей. Вон в том пакете. Можешь переодеться.
— Мы не отвернемся, даже не надейся, — хихикнула Буся, — Я хочу посмотреть на то, как ты станешь переодеваться под шторой.
— Тебе не стыдно? — оторвала от дочки свои прекрасные глаза Глория. Хотел бы я предстать перед ней обнаженным. В другой день и в другом статусе.
— Очень!
— Ни капельки, — фыркнула вторая ведьма и игриво на меня посмотрела.
— Позвольте, я уединюсь в лесу, дамы.
— Лешему привет передай.
— Всенепременно, — поклонился я всем трём и слишком быстро сграбастал в руки пакет, не удержался, показал свое нетерпение. Ещё и в шторе запутался, черт бы ее побрал. Чуть не упал на колени.
