Золото Омейядов. Часть первая (СИ) - "Ортензия"

— Вот и я о том.

Я поднялся на ноги и, открыв дверцу, выглянул на улицу.

Мы построили восемнадцать домиков размерами приблизительно 6×12 метров с односкатной крышей в одном общем кругу, и выглядели они как олимпийская деревня.

Повезло, что бамбук рос на самой высокой точке, да ещё и на каменистой площадке, иначе все наши усилия сошли бы на нет.

32 ребёнка от 4 до 12 лет, командиром которых был торжественно назначен Мобуту, а его заместителем, разумеется, Джина, и 366 женщин уже в возрасте и совсем юных барышень, в том числе и бывшие пленницы старухи-вампирки, разбитые на 16 отрядов. Все те, кто отказался покидать принца Алекса и белого оракула.

Конечно, были и противники, и колеблющиеся. Тем более, когда я зарядил всех строительством бамбуковых домиков. Но и это была не самая тяжёлая работа. На второй день пребывания на новой территории, осматривая окрестности, обнаружил странное скопление разнообразного мусора в небольшой прогалине. Не совсем мусор, как можно предположить из характера XXI века. Ветки, листья, поленья и что-то напоминающее перекати-поле. И как говорил Винни: «Это жжжж, неспроста».

Оказался прав, бросив на разбор завала добрую сотню девчонок. Уже к середине дня в скале обнаружился тоннель, и по всему выходило, что завален он был давно. Скорее всего, до вселения в пещеру оракула, а иначе как объяснить, что никто о втором выходе ничего не знал. Вероятнее всего, во время дождей сносило весь хлам в самую нижнюю точку не один десяток лет.

Но и это не точно. Когда удалось расчистить коридор, выяснилось, что тоннель ведёт в никуда. Длиной в двадцать метров, на всю ширину скалы, и ведь рукотворная работа, не природа же на самом деле посмеялась.

Я как раз закончил возиться с крышей первой казармы, когда прибежали две девчонки и сообщили, что проход полностью расчищен. Почти правильной круглой формы, диаметром чуть больше трёх метров. Я, изначально увидев такой лаз, сразу прикинул, что через него бус свободно пройдёт и прицепы затащит, но, когда вышел с другой стороны, только хмыкнуть и оставалось. Передо мной находился каньон глубиной около десяти метров, по дну которого текло нечто буро-жёлтое. Ширина провала была небольшой, всего-то в три с половиной метра, и первая мысль была, как бы мостик уложить. Потом глянул на дно каньона и отказался от этой затеи. Пешеходный ещё, куда ни шло, а вот прокатиться на автомобиле желание не появилось.

Соединили несколько бамбуковых стволов, получили короткую дорогу к домикам на зелёной воде и обнаружили себя воинам Чинга, который не преминул явиться в гости и узнать, кто развернул у него по соседству бурную деятельность. Не мог не услышать, как я валил сухие деревья и нарезал их двухметровыми чурками, которые самоотверженно таскали девчонки. Вот тогда мы и потеряли основную массу женщин, чему, признаться, я был очень рад. Ну и девчонки поменяли не совсем уверенное будущее с принцем Алексом, который собирался покинуть их после сезона дождей, на вполне сносное настоящее — общину, где имелись мужчины, готовые взять их в жёны, ну или, как по-местному, назвать своими женщинами.

Но и Чинг, увидев готовую казарму, заинтересовался подобным строительством и оставил мне в услужении пять крепких воинов, которых я загрузил на все двенадцать часов светового дня. И благодаря парням решился на постройку моста, чтобы убрать автомобиль в надёжное место. К тому же обнаружил в лесу целую рощу деревьев с корой, которая напоминала своим цветом насыщенный горький шоколад. Я знал его под названием розовое дерево Конго, ангольцы называли боконге, а воины Чинга — миботу. Но это было совершенно неважно, главное — его плотность.

Чтобы перетащить пятиметровые брёвна диаметром 30 см, пришлось выпросить у вождя ещё пяток ребят. А чтобы доставить нужные образцы к тоннелю и сделать мост, на который я не побоялся бы заехать автомобилем, ушёл целый день. Но это того стоило.

В какой-то момент подумал, что единственного оставшегося в живых вождя хватит кондрашка, когда он впервые увидел, как из леса выехал автомобиль и, переваливаясь на кочках, подъехал к мосту. Его бравые парни едва не побежали, но тут Чинг проявил себя. Правда, он сначала вперился взглядом в детей и девушек, которые радостно приветствовали наше появление, и, вероятно, решил, что если сейчас бросится в ужасе бежать, то о главенстве можно смело забыть. К тому же, как человек неглупый, должен был сообразить: раз даже дети восторженно вопят и пританцовывают, значит, это странное чудовище не кусается. И остался стоять на месте сам, и воинов остановил от постыдного бегства. Однако странно: ведь малышня и молодые девушки отреагировали на то, что наш домик на колёсах движется, совершенно спокойно, в отличие от мужчин. Может, потому, что воины всегда готовы к опасности? Это рассуждение мне показалось глупым. Они все всегда готовы к опасности и смерти.

Я, как-то просматривая составленный мною словарь батутси, наткнулся на слово «печаль» и поинтересовался у Нии, почему они так легко относятся к своим умершим. Не плачут, не печалятся. Во всяком случае, я ничего подобного не видел и получил вполне разумный ответ, который не ожидал услышать от африканки начала XVII века:

— Разве если я буду плакать и печалиться, — спросила девушка, — кто-нибудь из них вернётся с острова мёртвых?

И пока я молчал, размышляя над ответом Нии, она грустно спросила:

— Принц Алекс уже выбрал женщин для геса, великого воина У-ю?

Я в тот момент поднёс к губам железную кружку, в которой плескался кофе, и едва не поперхнулся. Опять? Вроде решил эту проблему, навернув черепом старую бабку-оракула, но, как выяснилось, девчонки продолжали ждать судного дня. С большим трудом убедил, что белый оракул договорился с духом великого воина и на жертвенный алтарь девушек больше класть не будут. А уж если понадобится свежая кровь, так диких животных в округе хватает.

У Нии на лице появилось кислое выражение. «Бог ты мой, и что теперь не так?» — подумал я. И новый шок. Выяснилось, в последнее полнолуние перед дождём всегда проводят что-то вроде обряда или ритуала, выпрашивая у Вока (не духа, а реально существующую особь), чтобы пошёл дождь. И обязательно в жертву должна быть принесена девственница. «Вот, мало им было смертей!» На это Ния только пожала плечами и сказала фразу, которую я перевёл дословно с языка батутси, и звучала она примерно так: «И жертва, которую приносит приносящий, как рождение и как истина, и необходимо принять потерю».

Элен, когда я озвучил эту ересь, только глазами захлопала, а Дженни, наморщив носик, сказала:

— А что ты хочешь? Это не изменилось за 400 лет, и в XXI веке в некоторых местах такое присутствует. Они сами готовы забраться на жертвенный камень, надеясь, что там точно станут женщинами какого-нибудь геса и жить будут гораздо лучше.

— Мы это остановим? — спросила блондинка, но я лишь пожал плечами.

— Нет, Элен, не остановим. В этот раз, учитывая бедственное положение общины, жертва будет одна, из племени шонов. Для них это великий праздник, вот и поприсутствуем. Поглядим, как наши предки веселились в XVII веке. Да и на Вока поглядим, кто это или что это.

Именно об этом я вспомнил в тот момент, когда колёса минивэна съехали на брёвна моста. Я придавил тормоз, проверяя надёжность сооружения, и, обернувшись к Дженни, сидящей на пассажирском сиденье, сказал:

— Вылезай, на всякий случай.

— Вот ещё! — возмутилась девушка. — Сейчас всё брошу и покину автомобиль.

Я усмехнулся: «Успела нахвататься у меня выражений».

— Даже не думай об этом, я не уйду, — с вызовом проговорила она.

— Дженни, — я укоризненно глянул на неё, но девушка, сложив руки на груди, отрицательно помахала головой, а потом, улыбнувшись, сказала:

— Лучше нажми на сигнал, чтобы те, кто ещё не смотрит на нас, примчались немедленно.

Я перевёл взгляд на вождя, который стоял, едва не падая в обморок, и, кивнув на него, сказал:

— Ага, Чинг и так еле держится, а на лицах его воинов такой ужас написан, только просигналить и остаётся.