Основатель 2 (СИ) - Шиленко Сергей

В каком-то смысле это некоторым образом даже напоминало греческий идеал государственного устройства. Ну, если не сильно в историю углубляться и забыть, что большинство аристократий исторически скатывались в кумовство, коррупцию и прочий блатняк.

И если я смогу свободно назначать и снимать этих Аристократов, как нерадивых менеджеров, то смогу и регулировать их деятельность, гарантируя, что к власти люди приходят за счёт реальных заслуг и навыков, а не по праву рождения или через постель. В любом случае сделаю именно так, чтобы полезно, эффективно и лояльно лично ко мне!

Но самый жирный плюс, самый главный профит состоял в том, что мне больше не придётся работать со старейшинами, с этим, простите, советом бабок у подъезда.

Хоть они и выказывают неоспоримую мудрость в некоторых вопросах, особенно касающихся того, как правильно квасить капусту или предсказывать погоду по полёту ворон, но не приемлют ничего нового, прогрессивного.

Закоренелые ретрограды, которым на фиг не сдались никакие новые и захватывающие перспективы. А ведь я адепт именно новых проектов.

Консерваторы, так их называли в Англии. Одним словом, «лучше ну его, а то как бы чего не вышло» — их девиз по жизни.

Аристократы, если их сформирую я, станут другими. Почему? Да потому что сам отберу тех, у кого в прошивке есть прогрессивное мышление, кто не боится перемен и готов рисковать ради общего блага… Ну, и моего, конечно.

Меня аж распирало от предвкушения наконец-то выбрать новую, адекватную систему управления, свой собственный маленький госаппарат построить, с блэкджеком и… шхунами.

Оставалась одна ма-а-аленькая проблемка: придумать, как убедить старпёров добровольно сложить полномочия и уйти на покой, не поднимая бучи.

Проблемка, конечно, та ещё! Она сверлила мозг, заметно поубавив мой энтузиазм. Да уж, задачка со звёздочкой, похлеще чем вывести убыточную компанию на Московскую Биржу.

С этими мыслями я отправился на прогулку по поселению. Ветер лениво гнал облака, порхали птицы, народ занимался работой. Хорошо.

Итак, в совете этом, чтоб его так перетак через коромысло, заседало семеро старейшин. Ну, типа самые древние и, по идее, самые уважаемые во всей деревне Весёлое перцы и перечницы, соль земли, так сказать.

Засада заключалась только в одном, но зато в каком «одном», ёпрст! В управлении деревней, которая, по-хорошему, уже тяготела к статусу городишка, в уровне компетенции, интеллекта и способности понимать ситуацию, эти кадры показали себя, мягко говоря, не Копенгаген.

Не тянули они на наш нынешний уровень. Вот вообще! Как будто их основной навык заточен только на «сидеть и не отсвечивать», а всё остальное так, факультатив, на который они успешно забили.

Был там, к примеру, один хрен по имени Яков, мелочный такой старикашка с вечно поджатыми губами и глазами-буравчиками, который молодежь на дух не переносил просто физически. Аж морщился, когда видел кого помоложе себя.

Вечно ко мне подкатывал с нытьем, подбираясь эдак бочком, понизив голос до заговорщицкого шёпота: — Алексей Сергеич, дорогой, уважь стариков, давай порку введем, а? Чтоб жизнь мёдом не казалась этим соплякам, а то распустились совсем! На мой резонный вопрос, который я старался высказать максимально спокойно, хотя внутри всё кипело, «а когда, собственно, и за какие такие конкретные косяки сечь будем, уважаемый? Может, регламент какой составим, список проступков, а?», этот маразматик, не моргнув и без того выцветшим глазом, отвечал: — Ежедневно и без всякой причины, чисто для профилактики! Чтоб порядок знали, как при дедах наших!

И вот что самое охрененное, прикинь, этот Яков среди них, этих семи самураев геронтократии, считался самым прогрессивным! Остальные были ещё хуже, если ты понимаешь, о чём я. Одна старуха, Ирэн, например, на полном серьёзе предлагала запретить смеяться после захода солнца, «чтобы злых духов не привлекать». Такая вот петрушка, блин, хоть стой, хоть падай!

И с такими вот людьми судьба меня свела работать.

Но старпёры, надо отдать им должное, отлично умели поддерживать статус-кво. Это да, тут не поспоришь.

Деревня до меня не развалилась в труху, жратва какая-никакая всегда имелась, и на том спасибо. Но на этом их таланты, похоже, и заканчивались, причём резко, как обрыв на дороге.

И хотя я стал настоящим Избранником деревни, фигурой, по местным понятиям, почти сакральной, и они вроде как мне даже симпатизировали, по крайней мере на словах и с подобострастными ужимками, частенько я ловил себя на мысли, что они разговаривают со мной, как с пацаном несмышлёным, желторотым птенцом.

Мол, «молодой ещё, жизни не знаешь, вот поживёшь с наше, тогда поймёшь». Не объяснять же им, что по прошлой жизни я тоже старикан, только не такой тугой, как они. Мне же сейчас уже хорошо так за семьдесят, просто божественная магия сбросила возраст моего тела до крепких двадцати пяти.

Одна из старейшин, бабка по имени Агата, с лицом, похожим на печёное яблоко, и голосом скрипучим, как несмазанная телега, вообще имела наглость как-то заявить, глядя на меня свысока, будто я у неё милостыню прошу: — Ты, милок, не кипятись, я, скорее всего, ещё и твоё правление переживу, вот увидишь.

Самодовольство, вот как называлась их главная игра, и они в неё играли просто виртуозно, мать их так и эдак. Как будто всю жизнь только этим и занимались: сидели на попе ровно, грели кости на солнышке и кичились своей древностью, словно она сама по себе являлась достижением вселенского масштаба.

Но главный геморрой, просто вишенка на прокисшем торте всей этой, так сказать, системы управления, заключался в том, что решения старейшины должны были принимать единогласно. Едино-глас-но! Фига себе⁈

Я когда такое впервые услышал, думал, ослышался.

Натуральная геронтократия, власть старейшин в самом её махровом, первобытном виде, как в каком-нибудь племени из учебника по истории каменного века.

Я, конечно, читал про такое на Земле, мол, «совет старейшин», «мудрость веков», «коллективный разум», все дела, но чтоб вживую столкнуться… М-да, реальность оказалась куда прозаичнее и, честно говоря, тупее.

Один голос «против» — и всё, привет! Любая моя инициатива, любая попытка хоть что-то сдвинуть с мёртвой точки летела коту под хвост, в тартарары, к такой-то матери.

Если у Якова с утра желчь разлилась или, скажем, у старухи Ирэн, той самой, что смех запретить хотела, особенно хреновое настроение, мигрень там замучила, не знаю, ревматизм прихватил, или просто муха не та на нос села, то любой мой самый распрекрасный законопроект хоть об изменении Налогообложения в сторону снижения для стимуляции производства, хоть о постройке новой Лесопилки для увеличения экспорта, мог быть зарублен на корню.

Просто потому, что настроения нет.

И что хуже всего, если совет отклонял какое-то предложение, мне приходилось ждать три месяца, целый, блин, квартал по меркам моего прошлого бизнеса!

Целый квартал упущенных возможностей и простоя, прежде чем я мог снова вынести его на рассмотрение. Ну не издевательство ли? Работать в таких условиях это как пытаться построить современный завод, имея из инструментов только ржавую лопату, моток верёвки и такой вот «совет директоров», который больше напоминал клуб по интересам для тех, кому за восемьдесят.

Так каким же, спрашивается, макаром, каким таким чудом я собирался убедить этих динозавров, этих аксакалов хреновых, этих живых ископаемых, дать добро на смену правительства?

На настоящую, мать её, реформу, а не косметический ремонт фасада, за которым всё та же гниль?

Первый шаг в любом мёртвом «проекте», как говаривал мой старый зам по безопасности ещё в «Эоле», это определить круг лиц, на которых можно стопроцентно опереться. Тех, кто поддержит тебя, как говорится, «без обиняков», без всяких «но» и «если».

И такая у меня была! Ольга, старейшина, которая к этому моменту стала мне практически названной бабушкой. Женщина суровая с виду, но с добрым сердцем, которое она, правда, не каждому открывала. Частенько заявлялась ко мне в мою «контору», так я называл свой скромный кабинет в Администрации, с пирожками собственной выпечки. Ароматными, с пылу с жару, то с капустой, то с грибами.