Отступник (СИ) - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич

— С чего такие сомнения?

— Да больно много обновок. В чём же ты ходил раньше?

— Просто решил сменить гардероб. Тем более, что вскоре собираюсь поменять ещё и статус, — пояснил я.

— Ох, парень и не прост же ты. Из дворян?

— Встречный вопрос.

— Не твоё дело, — буркнула она.

— Как хочешь.

— А вот я, как наниматель, знать должна.

— Не вопрос. Я не из дворян. Родитель хотел, чтобы выбился в люди. А манеры, кругозор и образованность, являются составляющими подобного успеха. Но у меня как-то не задалось. Всегда мечтал о небе. Но выучиться на пилота не потянул. Казённые штурманские курсы оказались моим потолком.

— И как же так вышло, что ты не в княжеской или боярской дружине?

— Отчислили за неуспеваемость, — с хитрой улыбкой произнёс я.

— И?

— Я успел к тому моменту освоить полный курс, с совершеннолетием перебрался на Сатку, где сумел сдать необходимый минимум на лицензию штурмана. Потом летал с вольником. Вот и вся история.

Я не врал. За исключением манер. Успел расспросить покойного Фёдора. Его отец и впрямь хотел, чтобы парень выбился в люди. Поэтому определил смышлёного подростка на штурманские курсы. Только тот не пожелал служить в дружине, и завалил экзамены. А с совершеннолетием получил паспорт и сбежал из родительского дома в Миасское великое княжество.

— Почему разорвал договор с прежним нанимателем? — поинтересовалась она.

— Говорю же, решил сам сесть за штурвал.

— Время завтрака. Так что, забрасывай свой свёрток, и пошли в трактир. Заодно я тебя проэкзаменую, — вытирая руки тряпицей, наконец приняла решение она.

Я возражений не имел. Тем более, что молодой организм был совсем не против подзаправиться. В нем сейчас всё сгорает как в топке. Опять же, я приступил к утренним тренировкам, вгоняя в новое тело необходимые рефлексы. В этом мире, широко используют защитные амулеты, а потому отношение к руко ногодрыжеству вполне себе серьёзное. От этого защиту пока не придумали.

Острая боль под лопаткой, заставила действовать меня быстрее, чем я хоть что-то сообразил. Ещё падая на мостовую, я успел развернуться, и выхватить револьвер из кобуры на бедре. Когда же спина коснулась набережной, оружие грохнуло, выметнув сизое облачко, раза в два пожиже, чем у чёрного пороха.

— Нет! — выкрикнула девушка.

Впрочем, я и сам не собирался больше стрелять, задрав ствол Коловрата. И причина вовсе не в Василисе заступившей мне линию огня, а в том, что я увидел мальчишку. Самого, мать его, обыкновенного мальчишку, скрывшегося за парапетом набережной.

Слава богу, я в него не попал. А ведь мог. Ещё как мог. Я вообще отличный стрелок. Но первый выстрел сделал скорее по нервам, ещё не полностью сознавая, где именно противник. Поэтому пуля выбила из парапета облачко пыли и каменной крошки. Неподалёку от сорванца с рогаткой, но всё же не попав в него. Да, да, самой обыкновенной рогаткой!

— Ты всегда сначала стреляешь, а потом спрашиваешь? — недовольно буркнула Василиса.

— Он первый начал, — совсем по-детски возразил я, продолжая валяться на мостовой.

— Вставай, уже. Нашёл с кем меряться достоинством.

Я поднялся на ноги, при этом явственно ощущая боль между лопаток. То есть, именно там, куда и прилетел камень из рогатки. И как такое возможно? У меня в ладанке ведь амулет на три карата. Да он винтовочную пулю в упор держит!

— И кто это был? — поинтересовался я у девушки.

— Витька. Сын Гаврилы, того здоровяка, что ты приложил лицом о стол.

— За батю, получается решил посчитаться, — хмыкнул я.

— Получается, что так.

— Одобряю. Правда, глупо. Я ведь мог его и подстрелить.

— Ну, он-то двенадцатилетний малец. А вот о чём думал вчера ты, мне по-настоящему интересно.

— Безумству храбрых, поём мы песню, — напыщенно ответил я известной строкой Горького.

— Весьма поэтично. Но совершенно не информативно, — фыркнула она.

— Люди, они разные. И в такой сборной солянке как вольники, ни о каком единстве не может быть речи. Они разом поднялись, когда какой-то малец воспротивился воле бывалых старожил. Но стоило появиться реальной опасности, как их ряды потеряли монолитность. Именно поэтому ты сумела их урезонить. Так что, с того момента как я схватился за револьверы, и всем своим видом дал понять, что готов пойти до конца, риск был уже минимальным. Они просто искали повода, чтобы отступить не потеряв лицо.

— А если бы ты всё же кого-нибудь ранил, или того хуже, убил?

— И что с того? Непременно нашёлся бы тот, кто подтвердил бы мой рассказ. Просто потому что кто-то отдавил ему мозоль, или из зависти ближнему своему. Вот как-то сомнительно, что это сам Гаврила растрепал о том, что какой-то молокосос набил ему морду. Нашёлся ведь доброхот. Ещё наверное и в красках рассказал Витьке. Так что, с моей стороны пальба была бы сущей самообороной. Дюжина рассвирепевших мужиков, это достаточно серьёзно.

— Ну, может ты и прав.

— Кстати, а как такое возможно, что мне прилетело от пацана. На мне вообще-то «Панцирь».

— Ты серьёзно не знаешь о рогатках?

— А я должен знать?

— Ещё скажи, что у тебя никогда не было рогатки.

Вообще-то у Григория и впрямь её никогда не было. Нужды не возникало. У него с ранних лет были детские винтовки и револьверы, с маломощными малокалиберными патронами для развлекательной стрельбы. Ну как развлекательной. Голубей и воробьёв он из них добывал без особых проблем. Правда с расстояния не больше десяти метров. А ту же ворону подстрелить уже было весьма проблематично. Но вот рогатка в его арсенале отсутствовала.

— Не было в ней нужды, — пожал я плечами.

— Ну-ну, — хмыкнула она, но всё же пояснила. — Рогатка не способна нанести рану. Только причинить боль. Поэтому амулет и не реагирует на выпущенный из неё камень. Вот если бросить булыжник, тогда другое дело, в нем уже кроется реальная угроза.

— Понятно, — задумавшись о своём, произнёс я.

Тот факт, что в княжестве разрешено открытое ношение оружия, вовсе не означает вседозволенность. Стрельба в общественном месте влечёт за собой ответственность. Разумеется, если стрелок будет обнаружен. В моём случае скрыться от дознания не было шансов.

Охранник на входе в марину, уже встречал нас осуждающим взглядом. А там подтянулся и городовой. Выслушав объяснения, он крякнул, присел за стол в сторожке и наскоро отобрав объяснение, тут же выписал штраф в три рубля, вручив мне квитанцию, и обязав уплатить в княжеском банке в течении недели. В противном случае тот увеличится вдвое. А по прошествии ещё одной, и вовсе можно оказаться на пару недель в порубе.

Но несмотря на это в трактир я направился в приподнятом настроении. Похоже я только что получил возможность воплотить в жизнь один финт, который уже проворачивал в свою вторую реинкарнацию. Не сказать, что я об этом не думал, но полагал, что спросом это пользоваться не будет. Однако, перспектива всё же имелась.

— Ну что, штурман, вот тебе задачка, — сделав заказ половому, заговорила Василиса.

К слову, идти пришлось выше по улице, и столоваться не в «Пропеллере», где мне откровенно не рады, а в «Бочке». Впрочем, оно и к лучшему. Я здесь вчера ужинал, и кухней остался доволен.

— Итак, есть два заказа на транспортировку груза. В Кёниксберг и Менск. За какую работу возьмёмся? — спросила Василиса.

— Дополнительные условия? Премиальные? — уточнил я.

— Чистый заказ.

— Менск, — ответил без задержки.

— С чего бы? Ты с тарифами знаком?

— Знаком. У тебя картечницы Грохотова со стандартным боекомплектом?

— Да.

— Восемь пудов от грузоподъёмности долой. Остаётся шестьдесят семь. Тариф рассчитывается по прямой. То есть, шестьсот вёрст. Но лететь придётся над Ливонским и Литовским герцогствами, которые вместе с Эстляндией составляют Ливонскую конфедерацию. У Пскова тёрки только с эстляндцами, но и остальные не больно-то жалуют псковичей. Как следствие высока вероятность, что нас над их территорией принудят к посадке, и в лучшем случае вынесут мозг. В худшем, из пальца высосут настоящую проблему. Так что, остаётся только обходной маршрут через Менское великое княжество и польское Гижицкое. А это тысяча вёрст. Поэтому вместо предполагаемых пятидесяти двух рублей, мы заработаем только тридцать три. При доставке груза в Менск, тридцать девять. Плюс меньший расход ресурса машины. Я считаю, что справился с задачей на отлично, — наигранно подбоченился я, выпятив грудь.