Синдзи-кун: никто не уйдет обиженным (СИ) - Хонихоев Виталий

— Хи! — довольная Сакура тут же набивает рот конфетами и жмурится от счастья. И как у нее не слипается все, думает Читосе, целыми днями может конфеты есть, и не запретишь ей — она из других миров их таскать может. На Бартаме так и вовсе храмы в ее честь стоят, там целые чаши с подношениями стоят. Юки, правда, говорила, что она своим указом запретила настоящие сладости туда класть, а то Сакура лопнуть может и там сейчас больше не сладости, а их изображения и слепки кладут… но все равно ей достаточно в любой дом в Бартаме шагнуть, чтобы ей полный подол конфет насыпали. Демиург-сладкоежка.

— Сакура-тян, ты уж извини меня за срочный вызов. Мне … одежда моя нужна и пистолеты. У меня дома… то есть у Сина дома — под кроватью ящик лежит. Тяжелый. Принесешь мне? Пожалуйста. А я тебе еще конфет дам… и Юки тоже чего-нибудь куплю. — говорит Читосе, стараясь не тараторить и переступает босыми ногами. Холодно стоять босиком на бетонном полу, а ботинки с охранника она снимать не будет. Уж лучше замёрзнуть.

— Хм? — Сакура наклоняет голову и смотрит на нее. Исчезает с легким хлопком. Тут же появляется вновь — с ее ящиком в руках!

— Ой! Спасибо! Спасибо! Дай я тебя обниму! — и Читосе с удовольствием обнимает маленькую ниндзя, тиская ее в своих объятиях: — просто выручила!

— Пф! — Сакура отталкивает ее и недовольно вытирает ладошкой свою перепачканную мордашку. Протягивает ей руку и разжимает пальцы. На ее ладони лежит цветок. Это не сакура, думает Читосе, похож, но не сакура. Лепестки необычно большие и их так немного… цветок с Бартама? Она берет цветок из руки Сакуры. Когда демиурги предлагают дар — не следует отказываться. Закрепляет его у себя в волосах, понимая, как выглядит со стороны — абсолютно голая девушка с пистолетом в руке и цветком в волосах. Сейчас я оденусь, у меня в ящике моя одежда, тяжелые армейские ботинки с стальными вкладышами в подошве, наколенники, налокотники, нож, и самое главное — запасные пистолеты. И патроны.

С другой стороны, думает она, будет довольно поэтично поубивать их всех из их же стволов. Да, «Тип 51» далеко не так удобен в руке и патронов в магазине маловато и спуск тяжелый, рывком вниз, но что-то в этом есть… как говорил Станислав Ежи Лец, убежав из концлагеря во второй раз, когда охранник заставил его копать собственную могилу лопатой «романтик решил бы что это великолепная сцена для смерти и умер бы. Я — юморист. Я убил его этой же лопатой».

А я — поэт, думает Читосе, разглядывая «Тип 51» у нее в руке, зачем мне тратить свои патроны и амуницию? Потом опять придется пистолеты выкидывать и делать вид что мы тут не при чем. Раз уж я тут — воспользуюсь тем, что под рукой. Только вот оденусь… и пусть входные отверстия в головах у местных идиотов, решивших бросить вызов Сумераги-тайчо будут диаметром не девять миллиметров, а семь шестьдесят два — в конечном итоге важен результат, не так ли?

— Удачи! — серьезно говорит ей Сакура и прежде чем Читосе — удивленно вскидывается, раздается тихий хлопок, и Сакура исчезает, растворяясь в воздухе. На ее месте — остается легкий смерч из розовых лепестков, которые также растворяются в воздухе, распространяя благоухание и прохладу.

— Надо же, заговорила… — вслух удивляется Читосе, открывая свой ящик с НЗ и поспешно натягивая штаны. В следующий раз надо и трусы в ящик положить — мелькает мысль, никогда не знаешь, когда именно ты очнешься голой на столе у очередного маньяка. Везет им на такие приключения. Эх, думает она, надо было сестричку Нанасэ предупредить, а то она в прошлый раз очень недовольна была. Опять мне все разнесли и кучу трупов наделали — так она говорила, неужели нельзя через официальные инстанции действовать?

Вызывать Сакуру второй раз Читосе все же не решилась. Чего попусту ее гонять, она же не Майко, которой это просто какое-то извращенное удовольствие доставляет. Сакура то, Сакура се… в результате однажды та не откликнется, и конечно это произойдет в самый нужный момент. Такой вот вариант с мальчиком, который кричал «Волки! Волки!». Читосе злорадно представила Майко, сидящую на высоком дереве, а внизу — ну, скажем волки. Хотя, нет, Майко волков сама сожрет. В любом случае — нечего Сакуру попусту гонять, хотя перед Нанасэ неудобно выйдет… опять скажет, разгромили мне все нахрен в центре Токио, опять куча трупов, все горит и воронка на месте здания. А что поделать? Сами первые начали… и потом — всегда легче попросить прощения, чем разрешения. Вот уж разгромить здание «Ахимса» ей бы ни в жизнь не разрешили, а просить — простят. Наверное.

— Эй! Кто ты? Стоять! Руки вверх! — раздается крик и Читосе, уже полностью одетая в свою боевую форму — не глядя отводит руку в сторону и нажимает на спуск. Банг! Тело в темно-синей форме с нашивками в виде оскаленной пасти тигра — оседает на пол.

Второй — удовлетворенно думает Читосе. Надо считать, а то потом Нанасэ на нее в три раза больше трупов повесит, чем на самом деле. Нам чужих заслуг не надо. Единственно, что зудит у нее на подсознании — это маг-менталист. И Читосе уже знает как именно она с ним поступит. Она притопывает ногой, проверяя как сидят на ней армейские ботинки, подпрыгивает на месте, проверяя не болтается ли разгрузочный жилет и вдыхает воздух полной грудью. Нельзя наслаждаться убийствами, думает она, это неправильно, так и Син говорил и Акира-сан тоже. Однако … если они напали первыми — это месть. А уж местью можно и насладиться. Особенно, если ты хорошо умеешь это делать. Она морщится от звуков сирены и включившихся под потолком ярко-красных огней. Она идет на звук. Вот и дверь…

— Вот она! Стоять! — в дверь высыпают люди в темно-синей форме, в бронежилетах и касках, сжимающие штурмовые винтовки.

— Банг! Банг! Банг! — гремят выстрелы. Читосе сосредоточена. У нее очень простая задача — получить все удовольствие от процесса, какое она только сможет себе позволить. Она скользит вперед, ломая траекторию и сбивая прицел, делая невозможным огневое решение, она выхватывает пистолет и одним неуловимым движением оказывается посредине боевого построения противников и прежде чем кто-нибудь успевает что-то сделать — втыкает ствол пистолета в подбородок командира и видит его побледневшее лицо.

— Потанцуем? — предлагает она хриплым голосом и в следующий момент голова командира взрывается кровавыми ошметками, словно гнилая дыня, забрызгивая ей лицо! Ее «Тип 51» с пистолетной пулей не смог бы так сделать, кто-то запаниковал и нажал на спуск, целясь в нее, но попав в своего… это мощь натовского калибра 7,62 на 51, а то и … она проходит сквозь ряды, нажимая на курок, нанося удары рукоятью пистолета или стволом в горло, в левой руке у нее появляется нож…

— БАНГ! — еще одна голова рядом с ней взрывается во все стороны. Это не натовский семь шестьдесят два на пятьдесят один, понимает она, это или пятидесятый калибр, или советский двенадцать и семь. ДШК. Тут явно на слонов охотятся. И… она видит взблеск оптического прицела на верхнем стеллаже. Все-таки пятидесятый калибр, винтовка Баррета. Она знает, что может достать стрелка, ей достаточно навести пистолет и … она знает как именно полетит пуля, преодолевая расстояние и ломая линзы в оптике, а затем — входя прямо в глаз. Но какое-то чувство, азарт, желание пройти по грани — заставляет ее отказаться от такого выстрела. И она перехватывает свой нож удобным хватом. Тридцать метров? Двадцать пять? Шаг в сторону и бетонная крошка от попадания пули пятидесятого калибра летит во все стороны.

— Говорят уж кто, кто, а Дикобраз Сахи многое может сказать о метательном топорике гондов, когда тот летит через поляну, блестя на солнце как стрекоза… — цитирует Киплинга она и все ее тело выпрямляется упругой пружиной, а нож вылетает из ее руки. Какая жалость, думает она, лезвие анодировано, черное, не дает бликов. Да и солнца тут нет, но будь тут солнце и будь сталь отполированной — я бы увидела, как сверкает на солнце эта стрекоза…

Невнятный звук и с высоты стеллажа на бетонный пол падает винтовка Баррета, гремит и подскакивает от удара. Читосе удовлетворенно кивает головой. У нее еще много дел.