Княжна Екатерина Распутина (СИ) - Токарева Ольга "molishna"

— А я-то всё недоумевал, столько лет кости ломило, а потом вдруг разом перестали. И снова чувствую себя молодым. Да ведь это ты, Катенька, меня исцелила! — прошептал он, закашлявшись, и провел дрожащей рукой по моим волосам. «Тебя, наверное, сама Матерь Божья нам послала, на радость в старости».

— Не знаю, дедушка, — вздохнула я и лишь тогда позволила себе оглядеться. Жили старики небогато, но нельзя было сказать, что в небрежении. Видно было, что бабушка, пока не слегла, старательно подметала полы.

В углу стоял круглый стол, накрытый цветастой выцветшей скатертью, к нему были придвинуты два простых стула с высокими спинками. Скорее всего, этот стол служил им для украшения, и скатерть с него уже давно не снимали. Вместо вазы с цветами на столешнице стоял глиняный кувшин с сухими камышовыми шишками. В углу над столом висела небольшая иконка, а под ней — закопчённая, давно не зажжённая лампадка.

Я отчётливо ощутила, что в этом мире прочно укоренилось христианство. Люди часто поминали высшие силы, крестились при каждом удобном случае и посещали храмы, если таковые имелись поблизости. Я не помнила, у каких именно церквей мы с нянюшкой стояли и просили милостыню, но, пожалуй, это и к лучшему. Незачем бередить сердечную рану такими горькими воспоминаниями.

— Вот чего уразуметь не могу, — дед вырвал меня из задумчивости, и я остро ощутила, что вопрос о моей тайне завис в воздухе, — ты такая кроха, а в тебе уже целительский дар пробудился.

— Мне недавно исполнилось одиннадцать, дедушка, — прошептала я, словно выдавая тщательно оберегаемый секрет, — а дар… Он проснулся во мне, когда на моих глазах монстры няню убили.

Мария ахнула, словно от удара.

— Где это видано, чтобы такое дитятко смерть воочию узрело! Как хоть тебя зовут, девонька?

— Екатерина Распутина… Княжна. Барон Соловьев взял меня на содержание.

Я перевела взгляд на бабушку, и меня поразила тень былой красоты, угадывающаяся в ее лице. Голубые, как летнее небо, глаза смотрели на меня с нежностью, а морщинки вокруг губ складывались в приветливую улыбку. Старики сразу пришлись мне по душе. Неожиданно остро захотелось подарить им безбедную старость. И решение пришло мгновенно, словно озарение.

— А как вы смотрите на то, чтобы переехать в город? — с надеждой спросила я.

Дед усмехнулся, качая головой.

— Да где уж нам до города, Катенька. Мы в этих краях родились, здесь и помрем.

— Помрете вы еще не скоро, дедушка, — возразила я, чувствуя, как внутри поднимается волна решимости. — Лет тридцать, а то и больше проживете. У меня в городе друзья живут, учатся. На выходные домой приезжают, а их никто не встречает. Вот было бы здорово, если бы их кто-то ждал… Вы бы могли к их приезду всякие вкусности готовить. Парням веселее, да и вам не скучно. А вы, дедушка Митяй, по рынку бы ходили, закупались продуктами.

— Забавно ты говоришь, Катенька, — усмехнулся мне в бороду дед. — Да только в город нас никто не отпустит. Раз съездить можно, а вот насовсем… Мы ведь подневольные.

— Так мне от вас только согласие нужно, — воскликнула я, — а уж деньги на откуп я вам дам. И будете жить в доме, ни в чем не нуждаться.

— Чудная ты какая, — ответил дед, смотря на меня с затаенной грустью. — Одного понять не могу, зачем тебе мы, старики, понадобились?

— Ну что ты, дедушка Митяй, заладил свое, упрямый какой! Жалко мне вас, понимаешь? Не смогу спокойно спать, зная, что вы тут одни, в холоде и голоде, доживаете свой век. Сердце кровью обливается.

— А что, Митяй, — робко вклинилась в разговор баба Мария, — может, и правда, подадимся в город? Поживем хоть на старости лет как люди. Чего нам здесь прозябать, догнивать в одиночестве? — и посмотрела на мужа с такой надеждой, словно от его решения зависела вся ее дальнейшая жизнь.

Дед почесал в затылке, покрутил головой, словно взвешивая все «за» и «против», потом махнул рукой с какой-то усталой решимостью и промолвил: — А была не была! Рискнем. Только скажи, Катенька, что от нас требуется?

— Ничего сложного, дедушка. Я приму вас в свой род, а для этого вы должны принести мне клятву верности. Она проста, но после нее вы не сможете обмануть или навредить мне, а также не сможете раскрыть мою тайну. Не переживайте, я делаю это не просто так. Когда я вырасту, у меня могут появиться недоброжелатели, которым захочется выведать обо мне все. Я не утверждаю, что это обязательно произойдет, но такая вероятность существует. Просто хочу подстраховаться.

Старики, переполненные благодарностью и робкой надеждой на лучшую жизнь, поспешно согласились. Не откладывая дело в долгий ящик, я начала произносить слова клятвы, а они, дрожащими голосами, повторяли их за мной. Когда я закончила, удлинила свой ноготь острой гранью и быстрыми движениями резанула им по своей ладони, затем проделала то же самое с ладонями моих новообретенных подопечных. Смешав нашу кровь, я залечила раны прикосновением и, улыбаясь, посмотрела на испуганные, но полные доверия лица стариков.

— Не бойтесь. Сегодня к вам придет мужчина, его зовут Владимир Серый. Он выполняет мои поручения и, как и вы, состоит в моем роду. Владимир принесет вам деньги, а когда вы получите вольные, отвезет в город. Главное, ни о чем не беспокойтесь. Можете пока собрать вещи, которые вам понадобятся на первое время, а потом купите себе все новое, — улыбнулась я им, обняла по очереди и, поспешно попрощавшись, заспешила домой, боясь, что мое отсутствие заметят.

Глава 15

Прибавление в семействе Соловьевых

Зима, словно старая карга, уступила место юной весне. Яркое солнце золотило просыпающуюся землю, а звонкие трели пернатых странников, вернувшихся с юга, наполняли воздух радостью. Сельчане, соскучившиеся по работе, заполонили поля, спеша засеять их зерном и взрыхлить огороды под овощи.

Мои старики, пустившие корни в городе, казалось, совсем не тосковали по деревне, где прошла их долгая жизнь. Меня безмерно порадовало, как тепло они приняли Олега и Дашу, словно родных детей. Сердце рвалось пожить в их доме, согретом любовью и душевным теплом.

В тихой обители Соловьевых не происходило ничего из ряда вон выходящего. Лишь одна тягостная загадка не давала мне покоя: что за зловещая клякса поселилась в теле третьей жены хозяина дома? Я пыталась направить Анастасии целительную энергию, но, к моему ужасу, черная субстанция, словно ненасытный паразит, лишь разрасталась от этого прилива света. Казалось, жизненных сил девушки уже не хватало прокормить кляксу, и она жадно впитывала мою энергию.

Хромус, обычно такой находчивый, и тот был в растерянности. Он обшарил пыльные библиотеки окрестных имений, но лишь развел своими крохотными лапками, выражая на мордочке крайнюю степень сожаления.

Мне оставалось лишь беспомощно наблюдать, как увядает совсем еще юная и цветущая женщина. Кожа ее приобрела болезненный серый оттенок, плечи ссутулились, а тело постоянно знобило.

Резник, казалось, обследовал ее чуть ли не ежедневно, но не находил никаких признаков болезни. Мне было искренне жаль Анастасию. Она с такой робкой надеждой смотрела на целителя, а тот лишь недовольно морщился и, дабы не прослыть невеждой, выдал барону: «Вероятнее всего, выходя замуж, Анастасия уже была больна, но искусно скрыла это в надежде на то, что вы, Петр Емельянович, отвезете ее в Москву к целителю высшей категории. А их лечение, как вам известно, стоит баснословных денег. Ее семейство, не пожелав расстаться с миллионами, переложило эту заботу на ваши плечи…».

Хромус, подслушав этот подлый разговор, тут же передал его мне. Целитель вмиг упал в моих глазах.

А Петр Емельянович, поверив клевете, охладел к жене и смотрел на нее с нескрываемым презрением.

К моему удивлению, две старшие жены барона хоть и сочувствовали Анастасии, но помочь ничем не могли.

В один из майских вечеров, когда буйство весны уже чувствовалось в каждом вздохе, мы собрались за столом в малой столовой. Меня удостоили чести разделить трапезу, посвященную дню рождения Светланы. И хотя она пребывала в пансионате, барон свято чтил традиции.