— Ваши слопали? — деликатно поинтересовался Рошаль.
— Люди уходят в Клаутэн. Там строят большие лодки.
— Как далеко до Клаутэна? — спросил Сварог.
— Вы, люди, измеряете расстояние в каких-то кабелотах. Я никак не могу понять, сколько это. Вашим шагом до города дойдете к восходу второго дня.
— А зачем ты следила за нами? — Как и пристало опытному дознавателю, Рошаль круто менял течение беседы. — Сожрать хотела?
— Нет.
И молчал, молчал Сварогов детектор лжи.
— Чуба-Ху, — сказал Сварог, — ты не ушла, когда тебя заметили. Ты что-то хочешь от нас?
— В этих местах очень опасно. Я могу помочь вам выйти отсюда. Я чувствую то, что вы не можете почувствовать.
— Ну это-то точно! — хмыкнул Рошаль.
— А взамен? — Сварог все еще сжимал в ладони шаур, но теперь метатель звездочек уже стал ему казаться лишней деталью.
— Что я могу просить взамен? — она пожала плечами. — К людям вы меня с собой не возьмете. Не возьмете и в большую лодку, на которой уплывете к новой земле. О чем мне просить? Сейчас я не хочу оставаться одна, вот и все. Сколько можно быть одной! Отсюда ушли даже все звери. Они спасаются, уходя туда, — Чуба-Ху махнула рукой на куз. — Вместо них появляются другие — похожие на меня, но… другие. Чистое порождение Зла. Они против всех, даже тех, кого люди привыкли называть нежитью. А оттуда, — она показала на бисту, [18K15] — идет волна. Но бежать от нее нет смысла. Смерть везде ждет точно такая же, как и здесь.
«И что прикажете?» — спросил сам себя Сварог. Ему даже труднее, чем остальным, потому что он уже видел ее второй облик. Но кто сказал, что оборотень хочет жить меньше человека? И какие бы кровожадные мысли ни шевелились в ее черноволосой головке, ей гораздо выгоднее не кусать людей, а помогать им, надеясь заслужить в награду вызволение с Атара. Поэтому она вполне искренне надеется, что ее не бросят. А на что ей еще надеяться, спрашивается? И для того, чтобы ее вытащили с Атара, она будет стараться изо всех сил. Из шкуры вон лезть — в данном случае во всех смыслах. Правда, если она кем-то подослана… Уж что-то больно в лоб, уж больно топорно подсылать оборотня, с которым и в разговор вряд ли вступят.
«Или уж чересчур ювелирная работа, не так ли? — прошептала часть сознания Сварога, ответственная за пессимизм и скепсис. — Ведь все-таки вступили в разговор… А если каждая встречная-поперечная нечистая сила начнет набиваться в команду, вы их всех зачислите, мастер Сварог?»
— Чуба-Ху, здесь есть поблизости ручей?
— Рядом. У Пьяного камня.
— Тогда приказ по роте такой. Умываемся. Приводим в походный порядок одежду и обувь. Завтракаем, как белые люди. Обещаю кофе, бутерброды и сдобные булочки, ясно, все свежее, горячее и ароматное. Еще раз обсуждаем план действий.
«Очень неприятное открытие ждет некоторых из вас за сытным завтраком, — прибавил про себя граф Гэйр. — Признание лорда Сварога в том, что он не тагорт. Возможна стрельба и поножовщина».
— И выступаем. Чуба-Ху, вы любите кофе?
— Вы что, надумали брать эту с собой? — спросил Рошаль, чуть не выронив клинок от изумления.
— Я бы взял, — подходя, бесшабашно заявил Олес. — Под свою ответственность.
— Конечно, существует немало преданий, в которых гуапы относятся к людям как к средству для пропитания, — почесал затылок Пэвер.
— Чуба-Ху нам может пригодиться, — сказала Клади. — В первую очередь как проводник.
Неожиданно сам для себя Сварог нашел решающий аргумент. И не замедлил его высказать, глядя охранителю в глаза:
— Почему вы решили, что она опасней человека? Например, опаснее вас, мастер Рошаль?..
Глава шестнадцатая Последняя встреча
Позади лежали пройденные кабелоты: спуски, подъемы, ручьи, лесные тропы, лесные дороги, овраги, брошенный хутор, лес в черных язвах на коре, из которых вытекала темная вонючая жижа, высохшее озеро, деревня с домами, словно раздавленными, словно растертыми в пыль, и снова тропы и дороги.
Позади осталось признание Сварога в том, что он не тагорт и никогда им не был. Последствия оказались неожиданно легкими. Олес принял известие с полнейшим безразличием. Дескать, ну, не тагорт так не тагорт. Ах, из другого мира, ну, тоже неплохо.
Рошаль ожидаемо взбеленился. Ожидаемо припомнил их уговор.
— Если вы дворянин, неважно, с Острова или еще откуда, вы обязаны держать свое слово!
— Совершенно с вами согласен, мастер Рошаль. Но, во-первых, я вам дал слово потомственного тагорта, а не дворянина. А раз я не тагорт, то… сами понимаете. А во-вторых, я дал вам слово играть честно — и, уверяю вас, его придерживался. Я бы честно высадил вас на Острове… но, скажите на милость, теперь-то с какого аппарата вас высаживать? Или напомнить, кто вам жизнь спас, а кто сказал, что обязан мне этим обстоятельством? И потом, что для вас, мастер Рошаль, изменилось к худшему с моим откровенным признанием? Предположим, я был бы тагортом. Вряд ли вы теперь по-прежнему были бы мне интересны без «Парящего рихара» и коллекции древних предметов. А так мы с вами в одной лодке. Пойдем к побережью искать счастья на чужих кораблях…
— Подождите. Если я вас правильно понял, вы знаете, где находятся Острова?
— «Знаете» — сильно сказано. Предполагаю с уверенностью в семьдесят процентов. А что? У вас есть в загашнике второй «Рихар»?
— Если бы…
После чего трудный перевал в отношениях внутри экипажа был преодолен, и Рошаль погрузился в глубокую, продолжительную задумчивость.
Клонившийся к закату день занес в свою историю и подготовку к походу. Одежду и обувь подлатали быстро, а вот с оружием повозились. Оружия катастрофически недоставало. Шаур Сварога, стилет Рошаля, кинжал князя, который ему вернули, и все. Пришлось наматывать круги по предгорью. Если Клади, разбирая багаж Саутара, наткнулась на мечи, значит, вероятно, есть и еще что-то колюще-режуще-стреляющее. Розыскные мучения даром не прошли. После того как скопилась безнадежная горка из обломков арбалетов и гнутых автоматов с разбитыми прикладами, наконец сыскались прямой двуручный меч, правда, туповатый, и сабля — как пояснил Пэвер, «шернейская кавалерийская». Это было уже что-то, хотя и далеко от идеального вооружения отряда, выступающего в поход непредсказуемой степени сложности.
Меч приспособил на перевязи за спину Пэвер, саблю выпросил Олес. Клади изготовила пращу из обрывка оболочки аэростата и насобирала камней. Причем камни подбирала, тщательно осматривая и взвешивая на ладони, подбирала едва ли не дольше, чем мастерила пращу и сумку под «боезапас». Что занимается она отнюдь не глупостями, Клади продемонстрировала пробными стрельбами. Раскрученные и выпущенные окатыши сшибали ветки, сотрясали стволы, сметали выставленные на валуны предметы — все то, что перед броском она объявляла мишенью. Баронетта привела отставного суб-генерала прямо-таки в умиление.
— Где мои двадцать лет назад, — вздыхал Пэвер. — Да разве б я такую барышню пропустил? Да разве б я такую барышню в полк не зачислил?..
Поиски оружия обернулись приятной для Рошаля стороной. Его сундук с ценными предметами, по всем выкладкам, вывалился из разбитой еще до падения гондолы где-то далеко от места крушения. Вполне возможно, сундук рассыпался во время болтанки, а предметы вываливались по одному и лежат теперь за десятки кабелотов друг от друга. Впрочем, один предмет неожиданно нашелся.
Бутылочку с округлым донцем и коротким, целиковым, без входного отверстия горлышком принес Пэвер. Внутри сосуда переливалась жидкость изумрудного цвета, в ее глубинах вдруг появлялись неясные очертания то дворцов, то драконов, то каких-то состязаний, то битв — миражи надвигались, укрупняясь, и пропадали, словно разбивались о стекло.
— Когда ее нагреешь, жидкость становится бордовой, а приложив ухо, можно расслышать музыку, — даже с некоей странной для него нежностью сказал Рошаль.
