Хозяйка старой пасеки (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка"

— Спасибо, милые, но и жизнь, и разум наш в руках господа. — Генеральша осенила себя священным знамением.

— А Савелию зачем лезть? — полюбопытствовала Варенька. — Он же сбежал! Думаете, что-то ценное в доме спрятал? — Ее глаза загорелись. — Клад?

— Да какой там клад, — отмахнулась генеральша. — Помяни мое слово, лез он, чтобы Глашеньке отомстить. Жизнь у него тут была спокойная, налаженная. Хозяйство в руинах, дел особо нет, зато подворовывать можно сколько угодно, Граппа-то в делах ничего не понимала. Говорила я ей: смени приказчика, у этого на морде написано, что вор. Нет, благородный, говорит, человек… вон туда поставь.

Стрельцов послушно водрузил самовар на стол, я начала расставлять чашки.

— Но ведь не Глаша тетушку топором зарубила? — продолжала любопытствовать Варенька.

— Конечно, нет, милая. Но, когда разом все теряешь, иной ищет покоя душевного да сил, чтобы заново все начать, а кто-то — виновного в своих бедах. Глаша на него пса натравила, исправника гнать не стала…

— Хотел бы я посмотреть, как Глафира Андреевна пытается прогнать должностное лицо при исполнении, — хмыкнул Стрельцов.

«Добрым словом и топором», — едва не брякнула я, в последний момент прикусив язык.

— Глашенька, ты хозяйка, сделай милость, разлей чай, — попросила генеральша, устраиваясь за столом. — А ты, граф, пока чай не пьем, расскажи, что там было-то.

Спохватившись, я вернула генеральше амулет. Та поцеловала его, прежде чем надеть на шею.

— Память о Павле Дмитриевиче моем. Хорошо, что пригодился.

— Еще как пригодился.

Стрельцов пересказал происшедшее — так быстро и сухо, будто зачитывал строевой устав. Весь тот хаос, в котором я даже соображать не успевала, в его устах выглядел буднично и обыденно, вроде учений по эвакуации на случай ЧС. Правда, для Полкана он добрых слов не пожалел. Да и топор, которым я отмахнулась, оказывается, взорвал огневик у самого лица нападавшего, заставив того отступить.

— Да ты настоящая героиня, Глаша! — восхитилась Варенька.

— С этим трудно спорить, — кивнул исправник. — Но как вам в руки попал мой пистолет?

18.1

— Я дала, — сказала генеральша, прежде чем я успела открыть рот.

Кажется, исправника это не удивило. Он только укоризненно покачал головой.

— Марья Алексеевна, какой пример вы подаете барышням!

— Самый правильный пример, граф, — хитро сощурилась она. — Пример того, что можно помочь небезразличному тебе мужчине…

Кровь бросилась мне в лицо, на скулах Стрельцова расцвели красные пятна, а генеральша продолжала как ни в чем не бывало:

— Доброму другу, например, или сыну старой приятельницы, даже если для этого придется нарушить некоторые условности. Ты помчался проверять, кто там бродит, без оружия.

— Боевой маг — сам себе оружие.

— Но, согласись, с пистолетом гоняться за супостатом куда сподручнее. Да и пуля — след куда более явный, чем ожог.

— Тут вы правы. Я завтра же поговорю с Иваном Михайловичем и пошлю письмо Матвею Яковлевичу, чтобы сообщили мне о… — Он осекся, спохватившись, что разговор пошел куда-то не туда. — Но вы подвергли опасности и Глафиру Андреевну, и себя! А если бы на замке была ловушка?

— Но ведь ее не было? — безмятежно улыбнулась генеральша.

— Завтра же… нет, сегодня же поставлю. Однако это полбеды. Разве барышне место там, где сражаются мужчины!

— Я была совершенно уверена, что рядом с таким доблестным воином, как ты, ей нечего бояться.

Стрельцов начал багроветь, Марья Алексеевна, будто бы не заметила этого:

— К тому же ты сам сказал, что, если бы она не взорвала огневик топором, оглушив супостата, ты бы не успел его подстрелить… да и чем бы ты его подстрелил, без пистолета? Взглядом?

— Если бы меня там не было, я бы не смогла помочь Полкану, — вмешалась я.

Полкан положил голову исправнику на колени и завилял хвостом, умильно на него глядя. Не подействовало. Стрельцов сурово посмотрел и на него, перевел взгляд на генеральшу.

— Вы нарушили целых три пункта устава благочиния. — Он стал загибать пальцы. — Запрещается без дозволения брать, или самовольно употреблять, или присваивать себе чужое…

— Так я же не присвоила. Твой пистолет у тебя.

— Запрещается всякое самоуправство и своевольство противу установленных властей…

— Где ж «противу»? — возмутилась Варенька. — Тебе помочь хотели, а ты!..

— Всякий, имеющий при себе оружие, обязан с оным иметь общую осторожность… не давать оное не осмотряся кому…

— Так ты мне его и не давал, граф. А что до устава благочиния, сказано там и «В случае нужды, или опасности, или несчастья, всякий обязан помогать другому, колико возможно».

Полкан подвинул голову по ноге Стрельцова и снова заскулил, завиляв хвостом еще быстрее — не иначе как взлететь собирался.

Исправник тяжело вздохнул. Погладил пса.

— И ты с ними заодно. Вы меня с ума сведете, честное слово!

— Ничего, сейчас наливочки хлебнешь, чайком запьешь, поспишь да и успокоишься, — проворковала Марья Алексеевна, так, что у меня самой начали слипаться глаза. Магия, что ли? Хотя какая тут магия: не знаю, во сколько сегодня… или уже вчера?.. поднялся исправник, но я-то вовсе в несусветную рань.

Я не удержала зевок, прикрыв рот краем шали.

— Прошу прощения, господа, еще немного, и я усну под столом. С вашего позволения я удалюсь. Если вам что-нибудь понадобится, обратитесь к Герасиму.

— Да мы и сами справимся. — Марья Алексеевна погладила меня по плечу. — Ступай, Глашенька. Молодости все нипочем, а в нашем почтенном возрасте…

Варенька фыркнула, генеральша продолжала:

— … после такой страсти поди усни. Надобно посидеть да успокоиться. А ты отдыхай.

Благодарно кивнув ей, я выбралась из-за стола. Полкан последовал за мной. Поднимаясь по лестнице, я еле переставляла ноги, будто к ним по чугунной гире привесили. Хорошо, что хоть переодеваться не придется. Развязав шаль и скинув обувь, я рухнула в постель.

— Полкан, кусай любого, кто попытается меня разбудить.

Пес подпрыгнул, припав на задние лапы, и закружился, гоняясь за собственным хвостом.

Я рассмеялась, вспомнив, кто именно разбудил меня сейчас.

— Тебе можно. Но лучше бы меня все же никто не будил.

Я завернулась в одеяло и только закрыла глаза, как от дверей раздался заговорщицкий шепот.

— Глаша? Ты не спишь?

— Сплю, — проворчала я. — И тебе тоже советую.

— А вдруг это он?

— Кто?

— Ну как кто⁈ Твой гусар!

Я застонала. Ох уж мне эти романтичные барышни!

— Он не мой, он свой собственный гусар.

— Вдруг он вернулся?

— Вернется — я ему причин… причину его любвеобильности оторву. — Я натянула одеяло повыше, но Варенька отказывалась понимать намеки.

— Голову?

— Ее. И засуну туда, где ей самое место.

Последовала секунда молчания — похоже, графиня пыталась сообразить, что я имела в виду. В чем-то Стрельцов прав: я однозначно учу его кузину плохому. Впрочем, барышню было не так-то легко сбить с темы.

— Вернулся, чтобы загладить вину…

Я села, поняв, что просто так от нее не отвяжусь.

— И ради того, чтобы загладить вину, он взломал флигель…

— Так Кир же сказал, что на двери была охранка!

— Напал на исправника при исполнении…

— А что он должен был подумать, увидев, что в твоем доме полуголый мужчина?

Кажется, есть доля истины в идее запрещать барышням читать любовные романы.

— Любой нормальный человек бы подумал, что его не ждут, и убрался! Он ранил Полкана!

Полкан, который все это время лежал клубком в ногах кровати, поднял голову и тявкнул.

— Да, это плохо, — печально согласилась Варенька. — Но…

— Варвара, не мешай Глаше спать, — перебил ее голос генеральши.

Графиня досадливо обернулась, похоже, не ожидала, что та «успокоится» так быстро.

— Иди спать. — Я снова рухнула в кровать, накрыв голову одеялом. — Утром договорим.