Чёрный пёс (СИ) - Бубела Олег Николаевич

Также я отчего-то не вспомнил о Кричере, который мог бы спокойно аппарировать к магам по захваченному ими «маячку». Мой домовик, разумеется, не способен «учуять» нужную энергетику знакомой ауры на другом конце земного шара, но издалека «навестись» на специальный артефакт, который сияет магией, словно прожектор в ночи – легко! Да, потребовались бы соответствующие действия для оперативного заметания следов, ведь индийские маги и волшебные существа окрестной территории тоже увидели бы этот «яркий свет» и наверняка поспешили бы на огонек, зато я смог бы присоединиться к «туристам» и уберечь их от досадных оплошностей.

Причем я понимал, чем вызваны эти просчеты. Я подсознательно не верил в успех экспедиции, больше стремясь отправить маявшихся бездельем Пожирателей подальше, нежели рассчитывая сорвать куш. Но даже так получилось неплохо. Сокровища найдены и экспроприированы, все «наши» целы и невредимы, чего еще можно пожелать? Только чтобы Долохов добрался до дома без лишних приключений!

С этой мыслью я снова отключился, а проснулся перед рассветом от сильного чувства беспокойства. Это ранняя пташка по имени Шива, не обнаружив меня на семейном ложе, потянулась к моему спящему разуму, не получила внятного отклика и развела панику. Скользнув своим сознанием навстречу хвостатой супруге, я мысленно успокоил аякаси, сообщив, что просто решил провести ночь на диванчике. Нет, не в качестве аванса, способного «погасить» мое будущее наказание! Хотя, мысль интересная.

К сожалению, Котенок успела выспаться, поэтому вместо того, чтобы вернуться обратно в царство Морфея, подвинулась ближе к давящей подушку Трикси и мысленно попросила меня рассказать, как прошла охота. В ответ я использовал возможности связывающего нас магического канала, послав в разум Шивы свои воспоминания. Просто скопировал нужный отрезок памяти, но не извлек его в форме серебристых «соплей», предназначенных для специального артефакта, а передал его по нашей связи, словно обычную энергию.

Несмотря на то, что подобным я занимался впервые, пересылка удалась на все сто процентов. Воспоминания достигли сознания аякаси, которая без дополнительных подсказок быстро их просмотрела и поблагодарила за настолько полный ответ. Ощущая эмоции радости и гордости кошки, я выкатил ей аналогичную просьбу – поделиться своей памятью. Неважно, каким кусочком, лишь бы подтвердить саму возможность передачи такого вида информации с ее стороны.

Мне уже было известно, что Котенка в клане, помимо всего остального, научили работать со своим разумом. Ибо дух, не способный защитить сознание от ментальной атаки сородичей, долго не живет. Так что основами окклюменции, пусть и освоенными по несколько иной методике, Шива владела, а потому смогла довольно быстро сформировать полноценный информационный пакет, который осторожно толкнула мне в разум. Приняв «подарочек», я тут же окунулся в память аякаси.

Новый опыт оказался абсолютно не похож на восприятие отдельного мыслеобраза от домовика или пикси. Скорее, на просмотр извлеченных воспоминаний при помощи дорогущего Омута Памяти, с той лишь разницей, что я получал не только зрительные и слуховые ощущения, но также тактильные, обонятельные, духовные, а вдобавок все мысли и эмоции из сознания своей супруги, отрабатывающей на манекене удар «ядовитого жала». И это было прекрасно! Нет, не само действие – там оказалась сплошная рутина, а новый способ передачи информации, который поможет мне быстро овладеть знаниями Котенка.

Ведь если с боевыми приемами, в принципе, все понятно. Простые мне достаточно разочек увидеть, чтобы перенести на свое тело и потом практикой закрепить в качестве умений, а сложные познаются благодаря получению комплекса ощущений Шивы и аналогично отправляются в багаж моих навыков. То с той же рунной магией или японским языком, который крайне необходим для понимания символов азиатского волшебства, так не получится. Аякаси потребуются месяцы, чтобы просто воспроизвести для меня накопленные знания. Однако прямая передача памяти открывала перед нами заманчивые перспективы и могла сократить этот срок до нескольких недель. Если не дней.

Объяснив супруге свою задумку, в ответ я столкнулся с сомнением. Котенок отчего-то не верила, что у нас получится, ведь в клане Минеко таким приемом обучения не пользовались. Без связующего канала на передачу информации и на усвоение чужой памяти уходило слишком много жизненной энергии. По этой же причине моя аякаси не воспринимала знания поглощаемых душ. Она попросту отфильтровывала воспоминания «доноров», втекающие в ее разум, словно посторонний шум. Однако я напомнил девушке, что уж чего-чего, а силы у меня предостаточно, так что переживать незачем.

И мы начали первый «урок». По моей просьбе, Котенок сконцентрировалась на передаче знаний японской письменности. Я был уверен, что аякаси отправит мне память о начертания основных иероглифов, но супруга поступила иначе – «скинула» фрагмент с чтением кланового свитка. Это воспоминание я получил мгновенно и полностью изучил минуты за две, чем очень обрадовал Шиву. Проверив свой магический резерв, я честно заявил Котенку, что потерю силы не заметил, так что мы можем продолжать.

Излучая восхищение моими талантами и радуясь своей новой роли учительницы, аякаси быстро отобрала три десятка фрагментов своей памяти и отправила их мне. Все сразу. Да и как-то я не сообразил о возможных последствиях и «открыл посылку» с желанием ее усвоить. В итоге следующие три субъективных дня я вместе с Шивой читал книги и свитки клана однохвостых нэкомат, не имея возможности прервать этот процесс. На пару с совсем юной девушкой я пялился на причудливые закорючки, которые самым удивительным образом рождали в моем сознании вполне узнаваемые образы. И с каждым часом все четче осознавал, что пытаюсь откусить слишком большой кусок пирога.

На первый взгляд… да и на все последующие, японское письмо оказалось полнейшей неразберихой, поскольку состояло аж из трех основных систем записи – кандзи, хираганы и катаканы. Первая представляла собой сложные иероглифы, вид которых знаком каждому цивилизованному человеку. Изначально они были китайскими, но в пятом веке попали в Японию благодаря буддистским монахам и приглянулись тамошним жителям, не имевшим собственной письменности. Уж не знаю, почему, ведь любой разумный человек сразу поймет нерациональность такой записи. Что легче – использовать определенные значки для каждого звука, или рисовать схему-картинку для каждого слова, а то и не одну? Ответ очевиден.

Однако японцы на удивление быстро переняли китайские кандзи, которые обозначали глаголы, существительные и прилагательные, и даже начали выдумывать свои, которые назывались кокудзи. Нюанс в том, что иероглифы, заимствованные в разных областях Китая, обозначали разные слова, так еще и в самой Японии чужой иероглиф мог получить совершенно другое понятие. Это порождало невообразимую путаницу, доходившую до абсурда. Так, одно кандзи могло обозначать десять разных слов, в зависимости от его места в предложении, сочетания с предыдущим или последующим иероглифом, контекста всего текста и тому подобных мелочей. И наоборот – одно слово могло быть записано несколькими разными иероглифами, исключительно ради подчеркивания тончайших оттенков его значения.

Таких кандзи было, по разным подсчетам, от пятидесяти до восьмидесяти тысяч. Некоторые снабжались даже специальными «ключами», облегчающими их смысловую разгадку и превращающими чтение японских текстов в натуральную расшифровку послания иной цивилизации. Полный песец! Знаменитая «Энигма» нервно курит в сторонке, с ужасом взирая на японские иероглифы, не поддающиеся человеческой логике! Именно поэтому в письменности жителей страны Восходящего Солнца вскоре возникла альтернатива – хирагана, придуманная женщинами, которым было недоступно хорошее образование.

Эти хитрюги поступили просто: взяли китайские иероглифы, которые были созвучны слогам японского языка, дополнили их гласными и изолированным согласным «н», после чего упростили написание, для большего удобства сделав символы округлыми. В результате появился стиль, известный как «женское письмо», удобный и практичный. Причем, несмотря на «неакадемичность» хираганы, ученые мужи не брезговали использовать ее в своих трудах, когда понимали, что читатели точно не поймут смысла используемых ими «классических» иероглифов.