Гридень. Начало - Гуров Валерий Александрович

А еще была одна тайна у Мирона, его личная тайна, любил он мать Влада, Агату. Видел, как Богояр к ней плохо относится и тихо любил, о чем знала и женщина.

– Князь едет, – Воисил первым заприметил полсотни ратников, которые приближались к площади, где уже закончилась агитация вступать в дружину к Ивану Ростиславовичу.

Старик Воисил только притворялся пожилым и болезненным, на самом деле, его зрению могли позавидовать многие молодые воины, а его ловкость во владении топором могла бы соперничать с умениями самого князя. Старик никогда не стремился быть командиром, он вообще хотел бы сесть на землю, но и оставить Ивана Ростиславовича не мог, сдерживаемый клятвами, как на кресте православном, так и на капище Перуновом. Может, были еще какие причины, что не позволяло старику закончить свою карьеру воина.

– Князь, ты поговорил с Геркулом? Он с нами? – спросил Воисил у подскакавшего Ивана Ростиславовича.

Именно к этому сотнику, старому товарищу многих дружинников князя, отправился с поляны Иван Ростиславович, потому не видел, как уводят отрока, облик коего был знаком князю.

Князь лишь покачал в отрицании головой. Ему было неприятно понимать, что после того, как он лишился и Галича, и своего Звенигорода, в котором ранее сидел, не многие будут видеть в нем силу. Важно же попасть в дружину того князя, который на земле сидит, да кормит своих воинов не только походами, но и с земли. А еще семьи… Многие дружинники лишились своих семей, когда отправились за князем. Геркул, видимо, так не хотел.

– Мирон, сколь люда решили пойти за мной? – спросил князь, не спешиваясь, гарцуя на своем коне.

– Меней трех десятков, князь, и… – Мирон замялся.

– Ну же, Мирон, чай не девица в мужской мыльне, сказывай! – потребовал князь, находящийся не в самом лучшем расположении духа.

Город Берлада, как и его сельскохозяйственная округа и ряд небольших городков, управлялись Кругом. По сути, это были самые знатные купцы вольных земель, а также командиры самых больших отрядов берладников, свободных воинов. Нанять такие отряды считалось немалой удачей, умели здесь люди воевать. Вот только Берладе сейчас было не интересно вступать в новую междоусобицу. На их отряды и торговые поезда в отместку за активность берладников нападали половцы и черные клобуки, потому сумма, которую запросили берладники за свои услуги, была невозможной для Ивана Ростиславовича.

Вот и расстроился князь, что не получится хотя бы забрать свой Звенигород. Сто восемь воинов у Ивана Ростиславовича, это те, кто решил быть со своим князем до конца, кто не нарушил клятву, не загинул во время отчаянной атаки для прорыва кольца осады Галича. Прибавится к этому числу еще тридцать воинов – хорошо, пусть решительно это не изменит ситуацию.

– Ну же, Мирон! – потребовал Иван Ростиславович и в голове князя было уже немало раздражения.

– Сын Богояра, Владислав, он тут, – сказал Мирон.

Князь сверкнул молнией из своих голубых глаз. Казалось, что окладистая, постриженная борода Ивана Ростиславовича встопорщилась. Так князь гневался.

– Пошто имя предателя поминаешь при мне? – выкрикнул князь.

– Прости, князь, думал, что… – Мирону не дали договорить.

Князь потребовал все пересказать.

– За космы того попа привести ко мне! – вспылил князь.

После начались увещевания, просьбы смиловаться. Да и сам Иван Ростиславович понимал, что поспешил приказывать бить попа.

– Я приду на вечернюю службу в храм, там видно будет, – принял для себя компромиссное решение князь.

Иван Ростиславович пустил своего коня в голоп, уходя в степь порезвиться.

Следом за князем направились и другие воины. Только Мирон вновь собирался направиться в Берладу, ожидая прихода новых будущих воинов дружины Ивана Ростиславовича. На самом деле, просились не двадцать семь человек, а сильно больше. Но Мирону было сказано брать только самых-самых, у дружины были высокие требования, здесь собрались добрые воины.

– Иди, Воисил, да приведи Влада! – приказал Мирон

– А князь? Не веришь, что он вызвалит? – усмехнулся Воисил.

– Я приказ дал тебе, ратник! – резко нахмурился десятник.

– Не кручинься, десятник, все правильно, по праву и справедливости, – сказал Воисил и отправился на поиск того отрока, которого зовут Влад.

Забрать отрока из цепких рук настоятеля храма может оказаться непростым делом.

– А ты до конца разумеешь, для чего князю потребен Влад? Отрока не жалко? – спросил, уже уходя Воисил.

Глава 3

Берлада

15 апреля 1145 года

– Лена? Ты же должна была умереть, – сказал я девушке, которая в миг растворилась, превращаясь в белесую дымку.

Чувствую нахождение людей у себя за спиной, разворачиваюсь и вижу необычайно красивую женщину. Рядом с ней возвышающегося рослого, мужественного воина, обряженного в кольчугу и с ножом в руке.

– Агата, я не дозволю тебе осрамить меня. Убью каждого, кто посмотрит на тебя желанным взором, – кричал мужчина, размахивая ножом у заплаканных глаз женщины.

– Где ты? Я ищу тебя, – произнес Богояр, отвлекаясь от угроз моей матери.

Отец, это мой отец! Приходит узнавание и очередные два образа тают, оставляя на своих местах дымок, который необычайно быстро устремляется вверх, там, где небо…

Агата – это моя мать, она мозовшанка, ее отец привел себе в полон. В такую женщину нельзя не влюбиться. И отец просто помешался на ревности. А еще…

*................*...............*

Проснулся, или очнулся от того, что рядом со мной, связанным и даже с кляпом во рту, громко разговаривали два мужчины.

– Ты с глузду съехал, аль за дурня меня принял? – услышал я возмущение кого-то, кого не могу рассмотреть, так как руки связаны и я лежу лицом к деревянной стене, спиной к разговаривающим людям. – Какие десять гривен виры? С него, со Влада столь серебра? Он что, боярин какой, али руку тебе отрубил?

– А что ты хотел, мил человек? Глянь волот какой превеликий! Такого прокормить, это как семью на ноги поставить. А мы кормили, не отощал, чай, твой Влад, – этот голос я уже узнал.

Вторым спорщиком был Вершила.

– Купу он брал у меня в рост, – продолжал Вершила.

– А не позор ли христианину в рост давать? Да и видаки кто? Твои подельники? – не принял незнакомый мне человек доводы Вершилы.

– А ты ратник Воисвет не говори мне, что добро, что илжа и кривда. Тута, на земле Берлады своя правда, нам ярославово слово не едино, – продолжал противиться Вершила.

Более вникать в то, что говорят два спорщика я не стал. Руки-ноги затекли и частью болели, а частью онемели. Из-за нехватки сил, меня вырубило, а мои мучители видимо смекнули, что я буйны и решили по рукам-ногам связать.

Я все же подергал своими конечностями, чтобы понять насколько имею шансы выпутаться из веревок. Они были. Веревка не особо качественная, да и тот, кто меня вязал не такой и профессионал в этом деле. Однако, чтобы развязаться, мне нужно проявить изрядную активность, потерпеть боль и, скорее всего, быть обнаруженным. Без обличительных телодвижений не обойтись.

Я не мыслю, как реципиент, но кое-какие обрывки эмоций все же проступают, и это меня… удивляет. Вот передо мной, у изголовья, стоит крест. И я… нет тот человек, чье тело я захватил, боится этого креста. Набожность на уровне секты. Вот, наверное, правильно было бы с чем сравнить. И я в этой секте. Нет страха перед людьми, ни у меня, человека из будущего, ни у меня, человека из этого времени, явно средневековья. Скажи лжепоп Илья кого убить, но обоснуй, что этого хочет Бог, то я сделаю. И нет страха быть убитым, избитым, но есть страх перед крестом, который поставит передо мной Илья.

Я всерьез считаю, что в меня вселились бесы, ну или один бес. И вот этой службой, полной унижений и боли, я изгоняю из себя его. Жесть! Какой же уровень промывки мозгов! Сделать из большого и сильного парня раба, готового стерпеть все? Этот Илья, который священник, не божий человек, он монстр, раз получается подчинять сильных людей.