Рысюхин, наливайте на всех! (СИ) - "Котус"

Хуже были два других обстоятельства. Первое — это «болельщики» и любопытствующие, которым надо было как минимум поздравить (и эти ещё ничего, если не входили в раж), как максимум — на задавать кучу вопросов, включая совершенно неприемлемые с точки зрения приличий — типа того, сколько денег «отвалил» губернатор и куда я их собираюсь тратить. Эти кадры, простые, как слово «грабли», допекли капитально уже к обеду. Хотелось рычать и раздавать пинки, но — нельзя, можно легко прослыть заносчивым засранцем и — прощай, репутация.

Второе обстоятельство достало меня из Могилёва и заставило после обеда срываться в город — заодно и на перемены в погоде посмотрел, бурно радуясь тому, что у меня есть свой тёплый и удобный автомобиль! А просто — позвонили со службы, про которую я начал было забывать, удивлялся только — что это не зовут, нет работы, что ли? Оказалось, что меня с моими метаниями туда-сюда банально потеряли: в Минске считали, что я в Могилёве, а местные думали, что я дома. Как итог — ни те, ни другие и не звонили, пока Пескарского не осенило, что каникулы-то давно закончились. Позвонил и выяснил, где я и что, после чего настоятельно пригласил приехать. Там я получил выволочку — не слишком жёсткую, но неприятную и справедливую. Мол, поскольку я хоть и внештатный, но сотрудник, то о своих перемещениях ставить в известность обязан.

Ну, а в довесок к выволочке — целый ящик срочных, очень срочных и уже частично просроченных экспертиз. Сделать всё сегодня, даже без оформления, было нереально, так что придётся приезжать и завтра, и послезавтра. Разве что обрадованный моему появлению, как высочайшему помилованию на эшафоте Гена «Зубы» охотно взял на себя подготовку бумаг, хоть чистовой вариант придётся всё же как минимум вычитывать мне лично.

В общем, неделька начинается так себе. И какое же счастье, что по такой погоде мне не нужно телепаться полтора-два часа в одну сторону в холодной пролётке, а можно доехать за сорок минут (а поздно вечером, когда нет толп прохожих и хаотично мечущихся детей — за тридцать) в тёплой и удобной кабине!

«А упирался-то как! Будто тебе тащили кастрировать, причём тупыми ржавыми ножницами и без наркоза».

«Ну, было дело. Так уж меня воспитали!»

Так неделя и прошла, учёба, работа, дорога между ними. Даже с Машей общался только по мобилету и от силы полчаса в день. Трещинка, появившаяся в наших отношениях после моей неудачной реплики, как-то незаметно рассосалась в ночь бала, что несказанно радовало меня. В пятницу я после учёбы заехал на работу, поставил последние подписи под последними документами из накопившейся груды и, оставив фургон во дворе жандармерии, а запасной ключ от него — у Мурлыкина, двинулся на вокзал, на тот же поезд, которым добирался в прошлый раз, и который оставил по себе столько впечатлений.

В этот раз, однако, поездка отличалась как небо и земля. Попутчиком оказался отставной офицер, который пришёл ровно за пятнадцать минут до отправления, быстро переоделся, выпил чаю, прочитал газету и «отбился» ровно в двадцать два ноль-ноль, и я охотно последовал его примеру. Разве что вместо чтения газеты занялся уходом за оружием, напоследок под одобрительным взглядом соседа по купе проведя по клинку рукой и прогнав волну заточки. На стоянках тоже никто не орал под окнами, так что мы с соседом оба встали за полчаса до прибытия в Минск, привели себя в порядок, оба оделись в форму (вчера на момент знакомства я уже был «в дорожном»), оба надели оружие… Сосед молчал, но чуть заметно улыбался при этом. Когда мы взяли почти одинаковые саквояжи, разве что мой оказался заметно новее, улыбки и у меня, и у соседа были уже отчётливо видны. Выйдя на перрон, мы раскланялись и разошлись в разные стороны, он — к ожидавшей её коляске, я — к уже знакомой возмутительно дорогой гостинице, а куда деваться? За всё время поездки мы с попутчиком едва ли обменялись парой десятков фраз, но расстались явно довольные друг другом и знакомством.

В десять утра около гостиницы меня ждал сверкающий серебром пикап с Пробеляковым за рулём и поверенным Сребренниковым в салоне, и мы все трое поехали в контору Суслятина, обсуждать и, скорее всего — подписывать предварительный договор. Он откроет строителям легальный доступ на мои земли и на изнанку для проведения проектных работ, точнее, для привязки выбранного типового проекта к местности, выделывать и заказывать индивидуальный проект я не собирался, даже и менять что-то в мелочах вряд ли буду — просто по незнанию могу улучшая (в своём понимании) какую-то мелочь порушить более важное. Суслятин произвёл впечатление на моих спутников, хоть поверенный пытался быть профессионально невозмутимым. Выбрали проект из числа предложенных, обсудили включение в работы строительство моего дома на соседней вершине двойного холма по ранее выкупленному мной проекту — его тоже привёз с собой Пётр Ильич, включая перенос привязок. Стоимость предварительных работ, включавшая два перехода на изнанку, составляла сумму, которая года полтора назад сильно бы меня испугала, но по сравнению с общей стоимостью проекта…

Обсуждение было деловое и конкретное, но даже при полном взаимном стремлении к результату и отсутствии особых противоречий заняло это всё почти четыре часа — слишком многое нужно было обсудить «на берегу», как выражается дед. Я, кстати, его по неосторожности высказал вслух, и оно очень понравилось участникам. Боюсь, пойдёт в народ ещё один плод моей неосторожности.

«В народ — это ещё ничего. Вот если плод неосторожности в школу пойдёт до того, как ты о нём узнаешь!»

«Вот было бы с чего так ржать, а?»

Вышли мы из конторы в начале третьего, в три уже высадили Сребренникова у его дома в Смолевичах и поехали в Курганы. Домой заезжать не стал — смысла ноль, только время терять и своё, и Егора Фомича, потому как своим ходом мне туда добираться не на чем, не считая Воронка, но там я с упряжью возиться дольше буду, чем на пикапе — ехать. Бабушке только по мобилету рассказал по пути, что и как. Есть своё удобство в том, когда за рулём сидит кто-то другой, хотя иногда прямо зудит внутри от чувства, что я бы тут не так ехал.

«Это что. Когда у тебя стаж вождения большой, то на правом переднем ездить, особенно с неопытным водителем, совсем особое развлечение получается. Ноги сами педали ищут и давят, а руки пытаются руль нащупать. И порой такая паника накрывает от того, что руля и педалей нет! Пугаешься не того, что ситуация близкая к аварийной порой, а именно от „пропадания“ органов управления».

«Жена не ругалась, что ты её не доверяешь или что невидимый руль крутишь, как псих?»

«Нет, я старался в руках держать что-нибудь, или держаться за что-то. И ноги ставил так, чтобы их не видно было с водительского места».

Ехали мы снимать пробу настойки на изнаночных ягодах. Да, кто-то может сказать, что рановато: домашние настойки на ягодах «вызревают» от трёх недель до трёх месяцев, причём зависит это не только (а, может, и не столько) от ягод, сколько от предпочтений мастера. У нас промышленное производство, оно быстрее, пусть на полтора литра ягод полный цикл не запустишь, но принципы-то остаются. Во-первых, настаиваем а спирте, у него экстрактивные способности выше, во-вторых… Во-вторых, и в дальнейших — есть ещё много скучных технических приёмов, позволяющих уложить весь процесс дней в десять-двенадцать, так что настойка на самом деле уже дня три как готова, но ждали меня. Пропорцию взяли как для клюквы, полкило ягод на четыреста миллилитров спирта, что в пересчёте соответствует литру водки. В общем, после выдавливания сока и всех разбавлений должно было получиться ровно десять полуштофов — малых, разумеется, водочных, продукта крепостью в стандартные у нас для настоек двадцать пять «градусов». То есть — шесть целых три десятых литра. Но для полноты эксперимента решили сделать немного в варианте сорокаградусном, так что вышло шесть «лёгких» и два «крепких» полуштофа, плюс немножко излишков, которые уже давно бы «усохли», если бы люди не боялись отравиться.