Мацзу (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Племянник доложил об этом дяде, который и начал разговор с ироничного замечания:

— Сиконг рассказал, что наша поэзия так понравилась тебе, что ты сразу заснул.

— Не спал половину ночи, вот и отключился под монотонные напевы, — сказал я в оправдание.

— Продавал опиум? — как бы в шутку поинтересовался Линь Цзэсюй.

Я помнил, что в каждой шутке всего лишь доля шутки, поэтому изложил свои установки на этот жизненный период:

— Понимаю, что кажусь вам беспринципным дельцом, который с одной стороны порицает употребление опиума и помогает вам, а с другой наживается на нем и помогает британцам. Я знаю, что этот процесс невозможно остановить ни мне, ни вам, ни хуанди. Значит, надо если не возглавить, то хотя бы поиметь с него. Тем более, что в моей стране торговля опиумом сейчас не считается преступлением, и она не является союзником или врагом Таньчао и Британии.

Не стал говорить ему, что я не американец, что для моей родины обе стороны нынешнего конфликта — враги, только одни уже сейчас, ведь через полтора десятка лет начнется Крымская война, а другие в более далеком будущем. Так что помогаю борьбе жабы и гадюки. Пусть взаимоистребляются.

— Эти британцы оказались не так сильны, как ты говорил. Наши отважные моряки потопили их двухмачтовую джонку, — насмешливо произнес Линь Цзэсюй.

— Ваша победа оказалась настолько тайной, что британцы даже не заметили потерю своей шхуны, — тем же тоном заявил я.

— Ты хочешь сказать… — начал он.

— … что твой подчиненный немного приврал. У британцев всего трое раненых, — сообщил я.

— Ли Энжу опять обманул меня! — возмутился циньчай дачэнь. — Я уже отправил гонца к хуанди с докладом о победе, и теперь тоже буду выглядеть вруном!

— Ничего страшного. Вряд ли кто-нибудь узнает, как было на самом деле. Слишком далеко отсюда до Бэйцзина, — успокоил я.

— Не в этом дело! — огорченно воскликнул он. — На основании ложных докладов наш хуанди принимает неверные решения. Он приказал мне писать только правду, какой бы горькой ни была, а я подвел его.

— Пошли второго гонца с честным докладом, — предложил я.

— Это еще хуже. Скорее всего, первый останется незамеченным, а если я пришлю второй, то запомнят только то, что в предыдущем я наврал. Ты не догадываешься, сколько у меня врагов при дворе, готовых воспользоваться любой моей оплошностью, — объяснил Линь Цзэсюй.

— Почему же, очень даже догадываюсь. Ровное зеркало — самый опасный враг кривых, — сказал я.

Польщенный циньчай дачэнь произнес, сочтя, наверное, свои слова ответным комплиментом:

— В тебе пропадает придворный!

— Предпочитаю быть свободным человеком! — отмахнулся я.

— Ты даже не догадываешься, как я порой завидую тебе! — признался мой титулованный собеседник, после чего сделал знак племяннику, который с набором для чаепития на большом, деревянном, черном с красными цветами подносе молча ждал в другом конце помещения.

Юноша быстро приготовил нам белый чай, разлил по пиалам и сразу удалился.

— Как ты предлагаешь поступить с британцами? — сделав пару глотков чая и успокоившись, спросил Линь Цзэсюй.

— Никак, — ответил я. — Считай случившееся страшным сном, а чтобы он не повторился, прикажи своим военным морякам «не замечать», как враги закупают провизию у ваших крестьян. Голодный человек на пути к еде превращается в дракона, — перефразировал я китайскую поговорку. — Так что пусть ваши бедняки немного заработают, а враги расслабятся. Наслаждайся последними месяцами или даже днями мира. Когда прибудет их главная эскадра, проблем у тебя будет намного больше, чем сможешь решить.

— Хочу написать письмо их правительнице, объяснить, что опиум наносит вред обоим нашим народам, поэтому ее подданные должны прекратить возить его к нам, — поделился циньчай дачэнь задумкой.

— Не советую. Она даже не узнает о твоем письме, потому что ты для королевы Виктории такое же ничтожество, как я для хуанди Айсиньгёро Маньнина, — предупредил я.

— Я все равно напишу, — упрямо повторил Линь Цзэсюй.

Что ж. перо тебе в руки и барабан на шею.

Вернувшись вечером на остров Гонконг, я навестил Чарльза Эллиота и проинформировал, что китайцы не будут замечать, как британцы покупают еду в деревнях по соседству, но наглеть при этом не надо.

— Откуда ты знаешь⁈ — удивленно спросил он.

— Из достоверного источника, — ответил я, не став уточнять, из какого именно, и напомнил: — Я не зря получаю жалованье капитана корабля третьего ранга.

После этого обе победившие стороны начали вести себя аккуратнее. Чарльз Эллиот наладил покупку продовольствия в нескольких прибережных деревнях, а китайские военные моряки вдруг «ослепли». К тому времени Мань Фа договорился с несколькими коллегами из Макао, которые через него продавали продовольствие гвайлоу. В общем, продовольственная проблема перестали быть очень острой, хотя британцы, привыкшие здесь жить на широкую ногу, вынуждены были стать намного скромнее.

57

Декабрь и январь — два самых лучших месяца в Юго-Восточной Азии. Уже не идут тропические ливни, воздух суше, и еще не жарко. Даже в Калькутте, где кажется, что влагой пропитано всё, включая каменные стены зданий и чугунные пушки, в эти два месяца жизнь становится терпимой. Минус только один — Джордж Иден, генерал-губернатора Индии, вернулся в город вместе со своей многочисленной сворой чиновников, среди которых был и Самуэль Кушинг. Судя по тому, как рогатый муж и его начальник Уильям Макнахтен поглядели на меня при встрече в кабинете последнего, им обоим рассказали о наших свиданиях с Эмили много раз и с пикантными подробностями, по большей части фантастичными. Пришлось нам перенести свидания в другое место. Моя любовница позаботилась об этом, договорившись с вдовой чиновника, оставшейся жить в Калькутте в собственном домике, которая сдавала нам комнату на пару часов всего за полшиллинга, что равнялось дневной зарплате лондонского ремесленника, и при этом подслушивала, мастурбируя, наверное — два удовольствия за одну услугу.

— Я строю в Гонконге большой двухэтажный каменный дом. Скоро остров станет британской колонией и на нем будет большой город, лишь немного уступающий Калькутте по размеру и населению, — сообщил я Эмили во время свидания.

У женщин очень силен инстинкт гнездования. Попав в любое жилье, они примеряют его на себя, как платье, и, если размер подходит, начинают мысленно обзаводиться детьми. Кто будет их отцом — второстепенно. Возможность завести собственное гнездо толкает их на самые безрассудные поступки. Эмили Кушинг не была исключением.

— Свой дом — это хорошо, — мечтательно произнесла она и поинтересовалась: — Долго еще будут строить?

— Обещали закончить к концу лета, но по личному опыту знаю, что любое строительство требует в два раза больше денег и в три раза больше времени, чем запланировано, — ответил я.

— У тебя хватит на него денег? — задала она следующий важный вопрос, подразумевая, наверное, останется ли у меня что-нибудь после окончания строительства.

— Хватит на два таких дома. Это не считая того, что заработаю на опиуме за время строительства, — признался я

Золотая Мацзу буквально притягивала деньги. Как только получил ее, начал стремительно богатеть. Впрочем, этот процесс обычно так и идет — по экспоненте. Чем больше у тебя денег, там быстрее они плодятся. Главное — суметь остановиться в верхней точке.

Больше мы не возвращались к этому разговору, но Эмили Кушинг постоянно задавала вопросы о Гонконге, китайцах, ценах на еду, мебель, ткани… Процесс обзаведения собственным домом запущен. К моменту окончания строительства будет принято решение. Надеюсь, правильное.

С ее мужем я встретился еще раз и опять в кабинете Уильяма Макнахтена, которого Чарльз Эллиот оповестил в письме о моей роли в урегулировании конфликта с китайцами, поэтому оба изображали теплое отношение ко мне. Хозяину кабинета это давалось легче, чем его секретарю.