Кто ты, Такидзиро Решетников Том 7 (СИ) - Афанасьев Семён

— Министр Внутренних Дел. Мой консультант говорит, его предали его же люди. На фоне наших будущих выборов лично я на своём месте не могу позволить такое небрежение Законом, — Мая снова употребил сложный термин. — У нас тут своё бурление в верхах, — он нарисовал в воздухе пальцем иероглиф Хризантемового Трона.

Чэнь молча кивнул, подтверждая, что понял.

— Уже сейчас можно утверждать, что мы по разные стороны политических баррикад. Всего нашего предвыборного передавать не буду, скажу лишь, что один мой очень коротко стриженный товарищ по совместительству — глава собственной, альтернативной политической силы. И он лично будет баллотироваться, с собой тянет меня.

— Запасаешься возможными политическими аргументами? Рассчитываете выиграть выборы?

— Нет. Да. На первый вопрос: это не политический аргумент, а гражданский долг рядового избирателя. Полиция не вывозит — уже очвидно, систему надо апгрейдить. Кроме нас защитить порядок на улицах некому.

— Хорошая предвыборная программа, — ухмыльнулся китаец, намекая, что не спорит с фанатиком, но с позиций прагматизма ситуацию оценивает более выпукло.

Всё-таки когда можешь говорить с другом без слов, это великий плюс, подумал про себя борёкудан. А вслух продолжил:

— А выборы — да, есть мнение, что коалиция наших двух сил как минимум не проиграет. Но ты поверишь мне, если я скажу, что возможная будущая власть для меня — бремя, не приз? Бремя, на которое я согласился исключительно под нажимом принципиального человека? С которым никогда не был друзьями раньше?

— Да неважно, во что я верю, во что нет: я уже пенсионер без пяти минут. Вот прилечу — продолжим дискуссию… Тогда уточни вопрос, — лицо на экране затвердело, — и получи от меня последний на сейчас ответ. Не задавая вопросов дальше ЛИБО, — он со значением поднял вверх указательный палец, — перенеси их на два дня. Так будет лучше.

Намёки снова были более чем прозрачными.

Борёкудан сделал над собой усилие и наконец сформулировал:

— Ситуация с гранатой — непреодолимый форс-мажор для тренированных полицейских? Имею в виду спецотряд. Или действительно есть стандартные варианты, как это обезвредить? Спрашиваю вот зачем: в конкретной ситуации на высоте оказались мы, те, кого МВД зовёт гангстерами. Нас ждёт кое-какая предвыборная борьба, потому…

— Повторяешься. — Чэнь вскинул ладонь, прерывая пассаж о неинтересных ему политических нюансах чужой страны. — У тебя неплохой консультант, — он двинул подбородком вниз и обратно, знающему лично сказало многое. — Я бы начал отвечать своими реалиями, но твой человек сделал очень хорошую подсказку. Начну с неё, закончу, пожалуй, тоже ею.

— Какую?

— КНДР. Если бы, — он сделал акцент, — у наших младших товарищей случилось такое же — эту пару ваших бандитов, которые дёрнулись накрывать собой гранату вместе с тем человеком, наградили бы по верхней планке. Раз. Что бы за спиной у них ни числилось до этого.

— Они не гранату накрывать хотели, а ему не дать уйти. Другая мотивация, хотя те же действия. Понимаешь мой японский?

— Не давая уйти, под разрыв попали бы? Тоже погибли бы? — уточнил китаец.

— Как казалось в моменте, да. Тип в последнюю секунду решил не тащить за собой других — взорвался сам.

— Ну видишь. В Северной Корее их бы наградили, я уже сказал. Есть за что — согласно тамошним взглядам.

— Занятно. Кто бы мог подумать.

— Политическая конъюнктура, твоими словами. Событие в духе ценностей их Первого руководителя — тамошние мои коллеги на местах очень чётко держат носы по ветру. Без подробностей.

— А полицейский спецотряд? Старший группы, не знаю как назвать, захвата?

— Это и есть пункт два, я не успел рассказать. Их бы безальтернативно сочли виновными в профессиональных просчётах, которых они не должны были допустить. Ещё и столица, говоришь? Вся красота случилась в вашем главном городе?

— Да. Внутри Большого Токио.

— Тогда умножь мои слова на два.

— Объясни до конца. Ну сочли б полицию виновными, потом что? Я не ориентируюсь в ваших реалиях.

— Что потом: все виновные были бы «строго наказаны», это термин их Первого руководителя. Цитирую дословно.

Чэнь ухитрился выражением лица передать, что «строго наказаны» в контексте одного одиозного лидера — не выговор, не замечание, не лишение премии по итогам месяца или квартала. Не разжалование, не отставка, не выход на досрочную пенсию.

Порицанием и моральным ущербом полиция Пхеньяна бы не отделалась.

— Лично от меня тебе, — японский язык в исполнении китайца неожиданно сгладился и зазвучал чище. — Две подсказки дилетанту. Первый: ТАМ вместе со «строго наказанными» виновниками их наказание, в чуть менее строгой форме, разделяют ближайшие члены семьи.

— Ух ты.

— Такие правила. Потому ТАМ коллеги ваших полицейских ушами бы не просто не хлопали, а наперегонки неслись к фигуранту, как он гранатами ни обвешивайся. И прыгали бы впереди твоих гангстеров, соревнуясь, кто успеет первым — тоже накрыть телом. Понял, почему?

— Да. — Мая действительно понял.

К личной досаде добавилось ощущение горечи за омивари-сан своей родины.

— Второе и главное, — ровно продолжил товарищ. — Оно прямо вытекает из первого пункта: что тебе успел рассказать отец о твоём дедушке, не знаю, но я точно знаю, что во времена Миёси Ямакадзе японские специалисты корейским не уступали ни в чём. Выводы делай сам…

— Спасибо большое.

— … потому что в те годы корейцы ехали к вам в Японию, чтоб взять с вас пример. И научиться лучшему. Получается, вы были сильнее. Тот же Ояма Масутацу, мною не сильно любимый, но глубоко как личность и сэнсэй уважаемый.

Мая порывисто набрал воздух, чтобы на автомате прокомментировать — но только лязгнул зубами. Лишь искренне поблагодарил ещё раз.

Чэнь помахал рукой и отключился, выбросив перед этим на пальцах — увидимся через два дня. А оябун Эдогава-кай подавил в себе мальчишеское желание перезвонить снова и напомнить генералу Поднебесной, что основатель Кёкусин-кай — достаточно одиозная в традиционных японских кругах фигура.

Да, этнический кореец, прибывший в Токио для учёбы в Институте Колоний со своего полуострова, который в те годы был оккупирован и находился под японским протекторатом. Однако…

Мая оборвал собственную не туда убежавшую мысль. Китайцу Чэню нет надобности разбираться в нюансах Японии, он и так сказал немало.

Если перевести на простой язык (и быть знакомым с тонкостями региона), слова друга можно понимать так: в стране «младших товарищей» друга подобный результат полицейских, во-первых, немедленно стал бы достоянием Первого руководителя той страны. Такая система.

Второе. ТАМ такие итоги конкретной операции посчитали бы, недолго думая, предательством родины. Не вдаваясь в детали, не углубляясь в мотивы, не впадая в ненужные умствования — и раздали бы виновным по заслугам без лишнего гуманизма. В том числе — семьям виновных, опять же, специфика государства.

Должен — значит, можешь. Когда-то и в Японии было не хуже, если иметь в виду профессионализм и ведомственную компетенцию. Это Хао Вэйцзюнь, которого Миёси Мая всю жизнь звал Чэнем, сказал это прямо, предоставляя товарищу делать выводы самостоятельно.

Или ещё короче: самый простой способ решить эфемерные задачи будущих выборов — обозначить вслух вершины, которые пока утеряны, но во времена деда являлись более чем реальностью.

Хороший способ потеснить Принцессу Акисино.

Он уже поднялся из-за рабочего стола, когда на телефон пришло сообщение. Мазнув пальцем по экрану, оябун прослушал аудиозаметку от Чэня, отправленную напоследок:

— Сразу не сказал, держи вдогонку. Ваш фигурант мог подорвать себя одного не потому, что так забеспокоился о твоих людях. В условиях его задачи либо контракта могло стоять условие — никаких сопутствующих жертв. Думается мне, в твоей стране в некоторых случаях рычаги тоже существуют — чтоб нерадивый исполнитель, нарушивший контракт, и у вас был строго наказан. Семья у того типа была? Хорошего дня.