Дурень. Книга четвёртая. Ветер - Шопперт Андрей Готлибович

– На вид не скажешь. Маленькие все.

– Вот и хорошо, противник тоже недооценит. А потом поздно будет. Ах, последнее, чуть не забыл. На корабле без рукоприкладства, за нарушение дисциплины карцер, с питанием водой кипячёной и маленьким кусочком сухаря. И палубу драить или какую другую тяжёлую работу работать. Но не бить. Ну, вам калмыки и не дадут, руки сломают. Всех офицеров и унтеров предупредите. И ещё одно забыл. Вам в Кронштадт привезут в бочках средство от цинги. С инструкцией. Пока пользуйтесь лимонами, их на корабле с избытком. В той же инструкции будет указание, как изготовить это средство в форте Росс или любом другом месте. А пока знайте, что лимон не лучшее средство, в нашем шиповнике или чёрной смородине веществ, которые защитят вас от цинги в разы больше. Простая сушёная чёрная смородина и все проблемы решены.

– Не может быть! – аж вскочил фон Кох.

– Проверите. Только не замочите. Прощайте, Владимир Фёдорович. Семь футов вам под килем.

Глава 3

Начитавшись в газетах и журналах про волшебный город Лебедянь, Сашка сойдя на пристань с кораблика, на котором он вместе с хромоногим Колькой плыл домой, был и действительно поражён.

На самом деле калмыка Кольку, которому повредили ногу на футбольном матче с матросами «Аретузы», зовут прикольно, как кофе по-украински – Кава, что переводится как «низкорослый». Такой и есть, до плеча всего князю Болоховскому. Кольку решил Сашка в этот раз не отправлять в плавание. Не сильно, наверное, способствует срастанию костей шторм, скажем. Будут формироваться команды для двух следующих фрегатов, туда, подучив молодёжь и выздоровев, Колька и отправится. Нога у того пока к шине приторочена и ходит он, опираясь на костыль, но тут поговорка: «время лечит» точно сработает. Срастётся. Зато спецназовцев на следующие корабли «ветеран» чуть лучше подготовит, чем его готовили. Опыт не пропьёшь.

Так про Лебедянь. На пристани было так многолюдно и столько корабликов и барж разных стояло, что Сашке казалось, что он в мифические Нью-Васюки попал. Как же – ярмарка всемирная, а там ещё и малые олимпийские игры завтра начнутся. Прямо на пристани плакат был на тумбе, что послезавтра на ипподроме скачки, а потом соревнования для лошадей тяжеловозов.

В афишу ткнул носом князя, вертящего головой на все триста шестьдесят градусов, Колька. И ткнул весомо и осуждающе.

– Гляньте, Александр Сергеевич. Соревнование среди тяжеловозов. А мы тогда почему сюда своих не присылаем? Что у нас будёновцы хуже их лошадей?! – взгляд при этом не осуждающий уж прямо, мол, какого хрена, а вопросительно-удивительно-обиженный. Мол, какого хрена! Ну хрен тот же, только чуть пожиже. Не заросли неубиваемые, а так, куст.

– Хм. Не знал. Я про скачки и ярмарку в газетах читал, но думал, что нам до этого дела нет. Мы ведь выводим не рысаков. А тут вона чё! – Сашка прочитал всю афишу, и что там, и как будут тяжеловозы соревноваться, не нашёл. Ну, сами увидят. Теперь, раз тут, точно надо всё разведать и главное – определить не попаданец ли создатель сего сельхоз-конного рая.

– Эх, не успеть. Через два дня уже соревнование. На следующие обязательно нужно Борьку послать. Он тут всех победит, – кинул ещё хреновины в Сашку Колька.

Борька – это на самом деле жеребец будёновской породы «Богатырь». Но нрав у огромного вороного жеребца покладистый, не кусается, не артачится, когда его запрягают, так постепенно в Борьку и трансформировался. При этом 195 сантиметров в холке и грудь колесом, и рожа кирпичом, и круп тазиком.

– Может, они тренируют своих тяжеловозов? – Вот тут Кох точно специалистом не был, но ведь рысаков точно тренируют.

– Мы пойдём на эти соревнования, вашество? – дёрнул его за рукав Колька. Сашка завис, он смотрел как с баржи метрах в пятидесяти по сходням сводили скаковых лошадей. Красавцы.

– Конечно. Для того сюда и добирались. Давай бричку сначала найдём и попытаемся на ночь устроиться.

По мере продвижения по городу первое впечатление от Лебедяни портилось и к тому моменту, как извозчик подъехал к центру городка, Нью-Васюки превратились и в голове у Виктора Германовича, и в Реале, в деревню «Гадюкино». Незамощённые даже в центре дороги были, видимо после прошедших недавно дождей, все в лужах-озёрах и колеях. При этом, наверное, ведь к ярмарке городничий и всякие «уважаемые» люди готовились, кое-где виднелись заплатки на дорогах. Не повезло просто с дождями.

Только это всё отговорки, у Сашки во всех сёлах и при самом дождливом дожде дороги в озёра не превращаются, кто мешает центр этой дороги сделать чуть повыше, чтобы вода стекала к краю, где народ прокопал канавы водоотводные. Римляне же делали, значит, это секретом не является.

Остановились они около самой, по мнению извозчика, хорошей гостиницы, Сашка вышел на брошенную широкую доску, что вела к двери двухэтажного длинного здания от проезжей части. Доска была хлипкая и качалась, прямо испытание для дам, скажем, с длинными платьями. Извозчика Сашка не отпустил, что-то ему в ухо нашёптывало, что во время ярмарки места в гостиницах и всяких постоялых дворах могут быть все раскуплены. Аншлаг. Любители скачек и вообще лошадей приехали заранее.

Начерпав воды в туфли, Сашка добрался до швейцара в роскошной для деревни затопленной ливрее и узнал, что всё нормально, мест нет. Пришлось, снова набрав в башмаки воды, чапать назад. Нужен был ход конём.

– А скажи, любезный, кто проводит скачки эти? Не общество скаковое это, а человек, кто там главный?

– Так это всем у нас известно – помещик Павел Николаевич Мяснов. Он…

– Подожди, любезный, у него дом в Лебедяне есть? – патриот Лебедяни попался.

– Как не быть-то. Тута недалече…

– Вот, туда и вези.

Доехали. Здесь от проезжей дороги шла засыпанная щебёнкой дорожка, ну хотя мокрее ноги уже не станут. Сашка дошёл до больших, явно из дуба сделанных, ворот и позвонил в колокольчик, дёрнув за верёвочку. Слуга, открывший калитку, был без ливреи, чего-то если и не домотканое, то очень дешёвое на нём болталось. И был он негром преклонных годов. Чудеса прямо.

– Что там, Филипп? – послышалось из-за спины персонажа.

– Баре тут, вашество! – без всякого акцента возопил товарищ, не поворачиваясь. На Сашку сивухой прянуло от крика этого.

– Проси, – опять долетело.

– Просю-с, – чуть склонил седую негритянскую голову Филипп.

Сашка придержал дверцу дубовую, дав прошкондыбать на одной ноге и костыле Кольке. Потом сам зашёл. Точно ведь попаданец. Абрикосовые деревья, каштаны, вроде даже грецкий орех, листва, по крайней мере, похожа. Розы рядами вдоль дорожек. Пасека стоит в отдалении, домики пчелиные в жёлтый цвет покрашены. Георгины во всю цветут на клумбах. Для российской деревни всё это далеко не самые обычные культуры. Городом больше у Сашки в голове Лебедянь не являлась, хотя несколько двухэтажных домов кирпичных в центре из луж и высовывались.

Из беседки, увитой хмелем, вышел пожилой грузный мужчина в жилетке такой на серую шерстяную рубаху надетой. Опять не самые обычные одеяния для помещика русского. Не, ну точно ещё один рыбак, поймавших карася золотого.

Как узнать попаданец перед тобой или просто чудак инноватор? Про компьютер спросить? А если человек испугается? Есть же фильм с Жаном-Клодом Ван Даммом про полицию времени. И у российских каких-то писателей есть про «попаданца на троне», как за ним наглы охотились из будущего. Почему бы, если это знает Кох, то не знать и другому попаданцу. Сашка, разглядывая человека перед ним представшего, вдруг с удивлением в первый раз подумал, а сам-то он не боится почему? Ведь и читал, и смотрел. Засветился он или нет? Ещё как засветился. Нет, он не изобрёл ничего стреляющего. Зато любой человек из будущего, узнав, что в школе какого-то не сильно знатного князька служат одновременно Пушкин, Лермонтов, Ершов и Ленц сразу поймёт, что такого быть без попаданца не может. Первые два должны быть мертвы давно, Ершов где-то директором школы в Сибири, а Ленц? Ну, точно не в деревне. В Петербурге или Москве.