Печать пожирателя 7 (СИ) - Соломенный Илья

И он ушёл, растворившись в тени.

Ночь опустилась на столицу тяжёлым покрывалом. За окном особняка дул холодный ветер, несущий с собой запах сырой земли. Свет фонарей в парке отражался в лужах.

Сергей лежал на кровати и скрипел зубами. Телевизор был включён, но без звука — только мигающие строки текста внизу экрана.

Впрочем, Львов и так знал, о чём там рассказывают — о новых задержаниях, о пойманных чернокнижниках и мятежниках.

Сергей смотрел в потолок, как будто там можно было найти ответы. Его лицо было бледным, под глазами залегли тени, которые не сошли даже после двух дней сна. Он чувствовал себя истощённым, разбитым.

Не физически — если бы пришлось, он мог бы бежать всю ночь. Но внутри парня что-то горело.

Медленно.

Назойливо.

Как если бы его собственные мысли начали жечь плоть.

Львов ненавидел это чувство.

Магия, которой он овладел, дала ему невиданные силы. Та, что была скрыта, так что не светилась в ритуалах академии, не прославлялась в учебниках. Это была тьма. Холодная, древняя, живая. Она не подчинялась правилам, не слушала декана.

Она требовала жертв. Крови. Энергии. Душ.

И теперь она начинала съедать своего владельца изнутри.

Львов не задумался об этом, когда стал носителем запрещённой силы. Но за прошедшие месяцы вник в суть своих новых способностей — и понял, что теперь он полностью зависим от них.

Убив того бомжа в новогоднюю ночь он что-то пробудил.

Сергей почувствовал это — прилив сил, тепло внутри… Но уже через месяц он почувствовал, что тёмная магия «уснула», затаилась в нём…

Ослабла.

И Львов знал, что нужно делать, чтобы вернуть её.

Убивать.

У чернокнижников не было своих Источников. Ну, или, по-крайней мере, Сергей о них не знал.

Но знал, что малефики черпают силу из других людей.

Он убил ещё дважды. Один раз в январе, один в феврале. Оба раза — на грани, когда уже начинал терять контроль над собой. Когда кожа чесалась изнутри, а голоса в голове становились громче.

Убийство успокаивало. Очищало. Давало силы.

Да, Сергей всё ещё чувствовал вину. Но не такую, чтобы остановиться.

А теперь наступил март. Рейды усилились. Полиция, Инквизиция и «Четь» проверяли каждый подвал, каждый заброшенный дом, каждый квартал. И ладно бы это — власть семьи Львова надёжно защищала их от подобных проверок долгие годы.

Но теракты мятежников спутали все карты Сергея.

Императорские ищейки отлавливали чернокнижников, как крыс. Сергей пару раз видел, как их возили в бронированных мобилях по улицам. А однажды даже стал свидетелем задержания тёмного мага.

Со стороны, в толпе, он наблюдал за штурмом квартиры. Чувствовал выплеск тёмной магии. Видел трупы бойцов полиции. Видел, как «обесточенного» чернокнижника тащили к мобилю.

Он смеялся и выкрикивал проклятия на языке, который мог понять только Львов.

Но сам Сергей не хотел себе такой участи.

Он хотел быть свободным.

Но свобода — это всего лишь иллюзия. Особенно — когда ты зависишь от смерти.

Львов встал, медленно подошёл к окну и взглянул на видневшуюся вдалеке Москву. Город был огромным, полным людей, которые не знали, что происходит внутри него. Людей, которые спят, думают о работе, о любви, о детях. Они не знали, что где-то рядом с ними стоит юноша, который больше не может контролировать то, что внутри него.

Сергей положил ладонь на стекло. Оно стало чуть темнее, будто запотело не от тепла, а от чего-то ещё. Что-то в нём просыпалось. Что-то, что не должно было проснуться.

Вечер выдался тяжёлым. Москва, как всегда, дышала шумом мобилей и мерцанием неоновых вывесок, но для Сергея этот город стал чужим.

Парень возвращался с занятий в «Аркануме» — по расписанию всё было как обычно, но внутри Львова уже несколько дней копилось что-то неправильное.

Что-то, что не поддавалось контролю.

Сергей шёл по улице, засунув руки в карманы пальто, шагая между фонарями, которые, казалось, гасли вслед за ним. На углу его обогнала женщина с ребёнком. Она бросила на него короткий взгляд, словно почувствовала что-то — не страх, а скорее инстинктивное отторжение.

И взгляд этой женщины, её поведение… Они неожиданно пробудили в парне такую злость, такую ярость, что он с трудом удержался, чтобы не ударить женщину в спину огненным копьём.

Пройдя чуть дальше, Львов ощутил, как его отпускает — но в груди вдруг словно образовался тяжёлый ком.

На перекрёстке, где деревья ещё не успели одеться в весеннюю листву, воздух вдруг потяжелел. Насторожившийся Сергей замедлил шаг. Его плечи напряглись, кожа покрылась мурашками, будто тысячи иголок скользнули под неё.

Он сделал ещё один шаг — и мир качнулся.

Кровь ударила в голову.

Где-то в груди проснулось нечто древнее, необузданное…

Разъярённое.

Оно рвалось наружу, ломая стены, которые Сергей так долго строил. Он почувствовал вкус железа на языке. Запах гнили в носу. Голова закружилась и зрение задвоилось…

Львов остановился посреди тротуара, оперевшись о дерево.

Но внезапно оно начало меняться. Кора потемнела, покрываясь пятнами плесени. Зелёные иголки мгновенно порыжели и опали. Растущий рядом кустарник завял за секунду, как будто его обожгли огнём.

Из переулка вышла собака. Простая дворняга, тощая, с грязной шерстью. Она остановилась в нескольких метрах от Львова, посмотрела в глаза… и завыла.

Животное бросилось прочь, будто увидело не человека, а нечто, что не должно существовать в этом мире.

Сергей почувствовал, как его колени подгибаются. Он упал на асфальт, руки дрожали. Воздух был плотным, как вода. Он хотел закричать, но горло не слушалось. Внутри него росло давление — не физическое, а энергетическое, как если бы его душа начала раскалываться.

На руках выступили мерцающие чёрным вены. Львов видел, как его отражение в окне припаркованной рядом машины искажается — лицо стало чуть более острым, черты — менее человечными. Глаза потемнели и стали пустыми.

Как будто кто-то другой смотрели на отражение Сергея из другого мира…

— Нет… — прохрипел парень, но голос звучал чуждо.

Он попытался сосредоточиться. Вспомнить технику. Ритуалы, которым научился. Мантры, которые помогали ему раньше. Но ничего не работало.

Тёмная магия, которую он использовал с таким удовольствием, вышла из-под контроля. Она не хотела быть частью его воли. Она хотела стать самим Сергеем.

«Я теряю себя…»

«Ты слишком слаб… Слишком долго тянешь с обещанием… Мы возьмём тебя в свои руки…»

Мир вокруг Львова затих. Сергей чувствовал, как его мысли становятся чужими. Как что-то новое начинает говорить внутри него.

Это была не только боль.

Это была трансформация…

«НЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!»

…Когда Львов очнулся, он лежал на тротуаре. Одежда была испачкана потом и чем-то ещё — чёрным маслянистым веществом, которое не могло быть человеческими выделениями.

Вокруг не было никого. Только поваленные урны, обгоревшие деревья и запах смерти, который не могли унести даже порывы ветра.

Сергей поднялся — медленно, с усилием. Каждая мышца болела, каждая клеточка тела кричала. Парень чувствовал, как что-то внутри него изменилось. Что-то важное. Что-то фундаментальное.

— Я не могу больше ждать, — прошептал он, — Не могу!

«Не можешь… И мы… Подождём… Ещё немного…»

Место Львов выбрал тщательно.

Не слишком людное, но и не заброшенное. Двор между двумя домами у станции метро «Кутузовская» — узкий проход с бетонными стенами, где редко кто задерживался надолго. Воздух здесь пах старым бетоном, мочой и сыростью.

Сергей стоял в тени, почти слившись с ней. Его пальцы сжимались и разжимались, будто пробуя на ощупь невидимую силу. Он чувствовал её внутри себя — нестабильную, голодную, как зверя, которого слишком долго держали без пищи.

Она хотела выхода. Хотела жертвы.