Красавчик Хиро (СИ) - "Peregrin"

— Хоть господина Суги не тронули, — девушка подошла к старому дереву, и обняла его. — Я боялась, что совсем ничего не осталось.

Полагаю, в Токио деревья нельзя пилить без разрешения даже якудзе. Особенно такие почтенные деревья, как этот... платан?

— До свидания, господин Суги, — Алиса отошла от дерева, и поклонилась ему в пояс.

— Ну что, куда дальше? — спросил я, когда Алиса подошла ко мне. — Домой?

— Давай ещё в Кабуки-тё заглянем? — девушка шмыгнула носом, и вытерла глаза рукавом новенького, только сегодня купленного платья, оставляя на нём след подводки.

— Давай. Только сначала поищем умывальник.

— Что? — Алиса посмотрела на рукав, и схватилась за лицо, — Нет! О господи, что я наделала! Пошли, тут недалеко церковь, надеюсь ещё открыта.

Недалеко действительно нашлась христианская церковь. Правда выглядела она неотличимо от домов вокруг, безликая офисная трёхэтажка. Только баннер рядом со входом показывал, что это здание культа. Сразу понятно, что католическая. Наверняка и внутри такая же безликая, заточенная под функциональность, а не вау-эффект от убранства.

Алиса попросила меня подождать на парковке, и убежала внутрь. Вернулась она минут через пятнадцать. Я успел даже в блоге запись сделать про своё открытие, и сфоткаться на фоне церкви Оннури.

— Я готова! — отрапортовала Алиса, и взяла меня под руку, — Идем!

— Ты христианка? — поинтересовался я у неё, пока мы шли по узкой улочке к станции.

— Да. Мама меня крестила, когда мне было три года. И мне нравятся христианские церкви! В них так здорово — мы вместе поём песни, пастор рассказывает интересные истории из жизни святых. А ещё на праздники мы готовим сладости детям… хотя обычно сами всё съедаем вечером. Тут много церквей, в этом районе. Вот эта, ещё Иоганна, и Оннури чуть подальше.

— Так вот почему ты всё время поминаешь Иисуса.

— Да, — Алиса хихикнула, — хотя я этому у мамы научилась, а потом она меня всё время ругала за это. "Нельзя поминать имя Господа всуе, Алиса!" Хотя я потом спрашивала у матери Терезы, она только посмеялась над этим суеверием. Вот сквернословить нельзя, да и то, только потому что это неприятно людям, а не всевышнему.

Пока добрались до Синдзюку, оттуда дошли до квартала красных фонарей, настроение у Алисы поднялось. Она больше не зависала в своих мыслях, и весело смеялась над моими бородатыми анекдотами.

— Ох, Хиро! Тебе бы в стендапе выступать! Или в ракуго!

— А это что ещё за зверь?

— Ты что, — девушка даже остановилась, — ни разу не видел выступление ракуго? А ну пойдём! Я знаю место, где оно каждый вечер проводится!

И потащила меня в странное заведение, которое буквально называлось “Я не могу дождаться, когда увижу тебя снова!!!”, спрятавшееся на четвёртом этаже здания, мимо которого я проходил не один раз.

— Раньше тут айдолы выступали, — объяснила Алиса, когда усадила меня на диван рядом с собой, и заказала выпивку. — А потом театр выкупил господин Годо, который очень любит ракуго. Теперь тут — настоящий рай для фанатов.

Я огляделся. Фанатов, скажу честно, было не слишком много. Несколько дедов, и ещё одна парочка студентов, видимо забравшихся сюда из любопытства.

Заиграла японская балалайка-сямисен. И на сцену вышел комик, в традиционном японском кимоно.

Ну что я могу сказать про ракуго. Петросян, по сравнению с ним — выдающийся юморист. Нет, дед на сцене умело разыгрывал японскую версию спора Мороза красного носа и Мороза синего носа о том, кто первый заморозит крестьянина. И женщина на сямисене играла не просто так, а создавала нужную атмосферу бренчанием. Но, блин, двадцать первый век на дворе, а репертуар не менялся, похоже, со времён революции Мейдзи. Да ещё и сам зал, который проектировался для выступлений айдолов, в современном дизайне, контрастировал с живой древностью на сцене так, что глаз резало.

О чём я и сказал Алисе, когда мы оттуда вышли. В ответ получил целую лекцию, что я ничего не понимаю в настоящих шутках. И обещание сводить меня в настоящий театр, а не то посмешище, которое из него сотворили в "Токио Глобусе", с экранами и вращающимся залом.

Так что вид закрытого “Хозуки” расстроил Алису куда меньше, чем я ожидал. Она постояла возле безликого фасада, хмыкнула, и затащила меня в переулок к мусорному баку.

— А помнишь, как мы тут впервые встретились? — спросила она, скармливая монетки в сто йен автомату с газировкой.

— Конечно помню. Всего две недели прошло. Ты ещё обозвала меня слепым.

— А ты заставил меня извиняться!

— А ты меня — бесплатно работать!

— А ты меня отшил, когда я тебя домой позвала!

— И ты всё равно своего добилась, в итоге.

Мы рассмеялись.

— Удивительно, насколько одна встреча всё может поменять, правда? — сказала Алиса, подойдя ко мне вплотную. — А ещё ты поцеловал меня здесь в первый раз.

Ну, теперь-то чего бояться. Я обнял Алису и повторил.

Из переулка нас прогнал заглянувший в него подозрительный тип.

— Простите, молодая госпожа, не признал вас, — извинился он, когда мы, раскрасневшиеся от того что нас застали врасплох, прошли мимо него на центральную улицу. — Думал алкоголики опять вместо туалета сюда отправились.

— Всё в порядке, господин Амагути, — Алиса уже на улице развернулась и поклонилась в ответ, — передавайте привет жене.

— Передам, — кивнул якудза, — конечно передам. Простите, господин Ито...

— Да? — я напрягся. Что ему от меня нужно?

— Вас какой-то человечек ищет по всему Кабуки-тё. Подозрительный такой человечек. Вы уж будьте аккуратнее, пожалуйста.

Кому ещё я понадобился?

Но что за человечек меня ищет, господин Амагути не сказал. Слухи такие ходят просто, вот и всё. Ну, и на этом спасибо.

— Ну что, теперь-то домой? — спросил я Алису. — Тебе всё равно, а мне завтра ещё работать.

— Бросай свою работу! У тебя теперь есть я! — девушка повисла у меня на шее, едва не уронив.

— Красивая, безработная и бездомная женщина, которая живёт в моей квартире и ест мою еду, — я обнял Алису и закружил её, сколько хватило сил.

То есть два оборота. После чего поставил надувшуюся девушку на асфальт и сам схватился за неё, чтобы не упасть.

— Квартиру тебе моя мама подарила! И еду я тоже могу покупать, дурак Хиро.

— Не обижайся. Я пошутил. Но работать мне всё равно надо. Да и тебе тоже без дела сидеть быстро надоест. Так что пойдём уже. Завтра будет новый замечательный день.

Ушли мы недалеко. Через несколько шагов нас окликнул голос. Знакомый мне голос.

— Эй, Онода! Онода Хиро!

Я обернулся. Ко мне быстрым шагом приближался мой старый знакомый семпай, Оокуда, уехавший недавно "ухаживать за родителями". Я и узнал-то его только по голосу — морда лица у него была перебинтована.

Оокуда достал из кармана бутылку, свернул ей крышку. Я на автомате задвинул Алису за спину.

— Семья Накулдзима передаёт тебе привет!

Оокуда плеснул в меня жидкостью из бутылки.

Если бы я был один, можно было бы увернуться, или хотя бы отвернуться. Но у меня за спиной была Алиса, и последнее, чего я хотел, чтобы эта жидкость, чем бы она ни была, попала на неё.

Так что единственное, что я успел сделать — закрыться плечом. И прыгнуть на Оокуду, выбивая бутылку у него из рук.

Весовые категории у нас были разные. Так что я просто врезался в противника, и упал на асфальт рядом с ним. Левое ухо, и кожу, на которую попала жидкость, стало немилосердно щипать. Позади кричала Алиса, и я от всей души надеялся, что не от боли. Потому что от боли стал кричать я.

Сколько-то я ещё успел стереть снятой одеждой, и смыть газировкой, которой поделился добросердечный прохожий. Успел даже насладиться зрелищем того, как Оокуду ловит и валит на дорогу подоспевший господин Амагути. А потом всё исчезло, утонув в адской боли растворяемой плоти.

На крики Алисы пришёл патруль. Женщина-полицейская промыла мне ожоги, и вызвала скорую. На которой меня, в сопровождении Алисы, отвезли, по иронии, в тот самый медцентр, который я видел из окна своей квартиры. По пути добрый врач вколол мне обезболивающее, и я провалился в сон без сновидений.