Наследник пепла. Книга VIII (СИ) - Дубов Дмитрий

Радмила встала, посмотрела на запёкшуюся на пальце кровь и вернулась обратно в лазарет, к постели отца.

Я собрал всех своих друзей. Их уже и бессмысленно было делить на «пятёрки» — старые и новые. Нет, это всё были мои друзья и самые близкие люди по крови и по духу.

Была здесь и Зара. Несмотря на то, что я ещё сомневался, к кому именно её относить. Но к моим друзьям она уже совершенно точно относилась. Да и кровь её теперь надёжно встроилась в моё собственное тело после перерождения. Мы с ней были в чём-то как названные брат и сестра.

Не хватало в нашей компании сейчас только Мирославы, которая лежала без сознания и блуждала где-то в глубинах своего разума. А также не было Радмилы, которая в данный момент находилась рядом со своим отцом.

Разговор нам предстоял непростой. Причём настолько, что я даже не совсем понимал, с чего бы его начать.

— Брат, — сказала Ада с лёгкой улыбкой, всё ещё пытаясь привыкнуть к моему новому виду, — думаю, всем будет интересно узнать, что с тобой вообще произошло. Ты же пропал на месяц. И честно говоря, временами были большие сомнения по поводу того, вернёшься ты или…

Она не договорила, но мне и так всё было понятно.

— Я полагаю, что некоторые из вас помнят, — ответил я, — что у меня всё время было при себе яйцо, в котором, как я считал, был питомец. Мне необходимо было попасть в Храм, потому что только там он мог вылупиться. Так вот это оказался не питомец, — подвёл я итог.

А в сознании сказал:

«Агнос, выходи».

Агнос появился в своём самом минималистичном виде, примерно с меня ростом, и едва бегающими по шкуре полосами огня.

— Знакомьтесь, — сказал я, — это Агнос. Он — бог.

И тот начал здороваться со всеми по кругу, протягивая лапу всем подряд.

— Бог, очень приятно, бог. Бог, очень приятно. Рад познакомиться, бог.

А я с улыбкой наблюдал, как полностью офигели мои друзья от такого поворота. Ничего, постепенно привыкнут.

— Ну вот, — сказал на это Тагай, — а мы-то думали, что это мы такие особенные, удостоились аудиенции богини. А у тебя ещё круче!

— Ну-ка колитесь, — сказал я. — Что у вас стряслось, что богам пришлось вмешаться?

— Мы тоже встретились со своей богиней Арахной, — ответил мне Тагай. — Получилось так, что я, как ты знаешь, стал её новым первожрецом. А вот Зоричи, как оказалось, — это был род её старых первожрецов в этом мире. Но это ещё не всё: как выяснилось, и у Миры есть с ней связь, правда, через отца, через другую кровь. Но все мы имели к ней и имеем непосредственное отношение. Поэтому смогли сработать в таком тандеме все вместе под покровительством одной богини.

— Хах, зашибись, — рассмеялся Белоснежка. — Я, как посмотрю, мы тут все избранные собрались. А я-то думал, что только мне это дано.

— Так-так-так, — сказал я. — С этого места можно поподробнее? Ты тоже умер там… на Стене?

— Не-е-ет! — замахал руками Белоснежка. — У меня попроще. Месяца четыре назад или около того со мной вдруг заговорил лёд. Я-то уж подумал, что при одной из атак демонов головой хорошенько шарахнулся, вот и начал слышать всякое. Одним словом, шиза накрыла. Ну, представьте: сидишь ты где-нибудь в ледяной пещере, и вдруг какие-то голоса, шепотки слышишь.

Михаил неловко хохотнул и развёл руками.

— А потом оказалось, что нет, со мной разговаривает сама стихия. Сам лёд. У меня появились, если можно так сказать, способности немного иного рода. Но очень странные. Не похожие на всё то, что есть у нас в клане. Как бы я их особо никогда и не афишировал. И вот, где-то в районе четырёх месяцев назад, мне начали сниться сны, причём настолько яркие и реалистичные, будто я нахожусь в собственном теле, но гораздо старше. Лет на пятнадцать–двадцать, как минимум. И дело в том, что я нахожусь на каторге. На Стене. Вхожу в боевую пятёрку, с которой мы очень крепко дружим и живём фактически одной жизнью.

Белоснежка иногда замолкал, подбирая слова, но все внимательно слушали его историю и не перебивали.

— Получается, я как будто раздвоился: днём я жил своей обычной жизнью Михаила Инеева, был магом льда со своими странноватыми способностями. А ночью… ночью я был Белоснежкой, входившим в пятёрку Виктора фон Адена, он же Пепел, на Стене. И настолько эта вторая жизнь была реальной, что я местами путал, где сон, а где явь. То есть просто не мог понять.

Глаза рассказчика засияли, и он как будто погрузился в воспоминания, но они были настолько яркими, что голос нашего друга стал крепче и громче.

— И пусть моя вторая жизнь на Стене, которую я проживал во сне, была грязнее, холоднее и голоднее, брутальней и опасней, однако самое главное, она была честнее. Потому что рядом находились те, кто прикрывал спину. А здесь у нас, вроде бы, всё безопасно, вроде всё привычно: демоны там какие-то периодически проявляются, но это ерунда. А внутри нашего же молодняка такой серпентарий, когда все друг друга пытаются подставить, утопить… Это просто не передать словами. И иногда доходило до того, что я бежал домой пораньше — лечь спать, чтобы во сне вновь попасть в свою пятёрку. Для меня сны оказались гораздо ближе и лучше, чем реальная жизнь.

Он вышел из воспоминаний и оглядел нас всех.

— Представьте себе моё состояние, когда говорят, что прибыл Креслав Рарогов к нашему главе, и что он зовёт добровольцев на Ольхон. А я-то вспоминаю, что у Пепла-то по маме родня Рароговы. И вот, как будто что-то у меня внутри кольнуло. Я решил просто попробовать приехать сюда в надежде хоть что-то узнать. Ну, не бывает же такой яркой шизофрении, правда?

Он осмотрел всех, но народ просто пожал плечами.

— И тут, где я вижу вас всех: тебя, Тагай, тебя, Гризли. Я в полном шоке. Я реально думал, что Тень даже где-то здесь.

— Занятно, — сказал я.

— Но всё, что ты рассказывал, действительно происходило реально. Только не в этом мире, а в параллель. Я считаю, что это было в прошлой моей жизни.

— Вот ведь, — развёл руками Белоснежка.

— Всё так, — кивнул Тагай. — Дело в том, что большинство из нас видели все воспоминания Виктора. И то, откуда он пришёл. Так получилось, что нам пришлось войти в ментальный клинч. Поэтому мы знаем, что он не врёт. А ты, получается, подсмотрел все эти события иным способом да? С тобой поделился Лёд.

— Ну да, — кивнул Белоснежка. — Только вот около недели назад сон закончился тем, что при очередном отражении атаки демонов Витя, сжигая легион нападающих, просто исчез. Тагай сказал, что он, вроде бы, сгорел. Но мы его так и не смогли отыскать. А я почему-то был уверен, что он жив. А вот после этого снов больше не было. Я метался, сколько пытался уснуть, пытался посмотреть, что же произошло дальше, но увидеть ничего не смог. Как отрезало. Была только тьма.

Инеев криво усмехнулся.

— А я уже и в святилище хотел молиться, но безрезультатно. Поэтому, когда прибыл Рарогов, я попытался узнать хотя бы что-то. Потому что состояние было просто невероятное. Это как потерять жизнь, как умереть. И просто не понимать, чем всё продолжилось. Что, как и с чем? — у Инеева не хватало слов.

Между нами повисла некоторая тишина. Но я чувствовал в ней какую-то недосказанность. И вот, когда все переглянулись, слово взял Костя. Я всегда ценил его за прямолинейность. Не подвёл он и сейчас.

Он посмотрел мне в глаза и спросил:

— Слушай, Вить. Понимаю, что вопрос мой может быть не к месту и неудобный, но всё-таки. Вот твоя старая пятёрка уже практически вся в сборе. Что же будет с нашей? С какой пятёркой будешь ты?

— Костя, — сказал я. — У меня уже нет понимания «пятёрок». Для меня вы все совершенно равнозначны. Вы все мои друзья. И с ними, и с вами, со всеми я связан кровными клятвами. Вы — моё боевое братство. Я ради любого пойду на бой. Каждому из вас прикрою спину, всегда приду на помощь и буду зачищать, как родных, точно так же, как защищал Аду, мать, отца, брата, деда. Я защищу вас точно так же, как родную страну. И вы для меня все родня. И даже больше. Поэтому я к вам так и отношусь: как к семье. Как к собственному клану.