О бедном мажоре замолвите слово 2 (СИ) - Останин Виталий Сергеевич

Еще раз обняв брата, я вручил ему коробочку, упакованную сразу же в магазине и уже в таком виде переданную курьеру, и стал терпеливо ждать реакции. Не то чтобы волновался, скорее, было интересно, как он отреагирует на то, что я откопал в памяти у реципиента.

— Что это? — Данил поднял взгляд от кольца с небольшим лезвием, покоящемся на черном бархате. Никаких украшений, только полированное серебро и едва заметная гравировка на крохотном клинке-когте.

— Балда ты, Даня! — фыркнул я. — Это нож для писем, ты мелким когда был, с таким по дому носился, то ли кота изображал, то ли леопарда…

— Каракала… — внезапно севшим голосом произнес он. — Ты помнишь?

— А чего бы мне это забывать? Я и про распоротую обивку дивана, за которую тебя мама ухо трепала, тоже помню. Слушай, ну я реально ничего не придумал больше. Что подарить человеку, у которого и так все есть? Не стриптизерш же, в самом деле…

Было немного неловко говорить о чужих воспоминаниях, как о своих, но что ж делать. Они теперь — тоже часть моей жизни.

— Нет, — он мотнул головой, будто прогоняя возникшее перед глазами видение. И широко, по-мальчишески улыбнулся. — Спасибо, мне очень нравится твой подарок. Обязательно положу его у себя в кабинете и буду вскрывать письма только им.

— Главное кресла не режь больше, — я похлопал его по плечу. — Ну, надеюсь, ты не врешь, и я правда тебе угодил. Слушай, надо бы к отцу подойти для порядка. Где он, не подскажешь?

И выразительно покрутил кистью, показывая, что в этой мешанине народа без помощи я не разберусь.

— Хорошо, я тебя найду потом. Он в беседке, должно быть. Помнишь еще, где она?

— Меня всего-то месяц назад изгнали, — буркнул я, сопроводив, впрочем, эту фразу легкой улыбкой, чтобы Даня не подумал, что я тут обиженку из себя корчу. — Пойдем, Аника, познакомлю тебя со страшным и ужасным князем Шуваловым.

Оставив Даню заниматься гостями — в семье была такая традиция, на свои дни рождения с четырнадцати лет, самостоятельно организовывать празднества, вроде тренировки к взрослой жизни — я со спутницей отправился в сторону левого крыла поместья. Там и находилась беседка, о которой говорил младший брат. Отец Михаила очень любил там сижывать, когда о чем-то сложном размышлял. А еще — ее приказала построить ныне покойная мать реципиента. Так что, наверное, это в память о ней ему это место так нравилось.

Ничего необычного, кстати, она из себя не представляла. Даже не вычурная. Простая, деревянная, скрытая рядом яблонь от большей части глаз, окрашенная в глубокий коричневый цвет, и увитая девичьим виноградом. Сейчас, по случаю вечерней прохлады, в ней стоял один из газовых нагревателей — большая серебристая колонна с факелом под широким отражателем. Рядом с ним в плетенном кресле-качалке и сидел один из могущественнейших людей Российской империи. И мой отец.

В смысле, Михаила, конечно же, но я, последнее время, как-то уже привык себя с ним отождествлять.

Конечно, его никто не оставил одного, хотя со стороны именно так все и выглядело. Но стоило приблизится, как мелькнула сперва одна тень, затем другая, третья. Ни одна из них так и не явилась на свет — охрана узнала приближающегося опального наследника.

— Отец, — я остановился у входа, чуть наклонил голову. — Здравствуй.

— Не стой в дверях, — проворчал он в ответ.

На миг захотелось спросить, где он тут увидел двери, но решил не портить момент. Кивнул и вошел внутрь. Вместе с Аникой.

— Пришел, значит. Удивил. Я был уверен, что забудешь.

— Мы тут были неподалеку, закрывая одно важное дело, — щас, буду я с тобой в пререкания играть, ага! — Поэтому и в компании. Позволь представить тебе Анику Воронину, капитана полиции и мою начальницу. Аника — Юрий Антонович, мой отец.

Старший Шувалов перевел взгляд на девушку, кивнул, даже немного лицо смягчил. Не улыбнулся, но где-то близко к этому. А вот Воронина удивила. Второй раз уже. Ее поведенческий паттерн совершенно не укладывался в рамки капитана полиции. Едва заметный наклон головы, легкая улыбка, фраза: «рада знакомству, Юрий Антонович», произнесенная тихим, но твердым голосом, в котором не было ни капли подобострастия — все это больше подходило молодой дворянке, чем мещанке из силовых структур.

Да еще как точно срисовала, что его не «вашей светлостью» сейчас именовать положено, а по отчеству, так как обстановка домашняя и полностью неофициальная. Это только опыт может дать.

— Расскажешь, что тебя задержало, сын? — взгляд князя снова вернулся ко мне.

— Рад бы, отец, но это служебная информация, — слегка дернув плечом, ответил я. — Расследование еще не завершено и я не имею права раскрывать детали.

— Вот как? — брови старшего Шувалова немного поднялись. Мой ответ его явно удивил. Похоже, он ожидал, что я тут начну хвастаться и вообще распускать хвост.

— Прости. Аника меня убьет, — шутливо указал я на начальницу.

— Твоя спутница так опасна? — тон он принял, и теперь уже точно с улыбкой взглянул на Воронину.

— Не так, как ваш сын, Юрий Антонович, — абсолютно естественно вставила та. Да еще и скромненько так глазки потупила.

— Даже так?

На лице князя проступило такое выражение, будто он сейчас собирался Данину фразу повторить. Типа, а мы об одном и том же человеке говорим? Порода, что тут скажешь. Но — сдержался. Опыта у него побольше было.

— Ага, — с максимальным невинным видом кивнул я. — Отец, а ты чего тут уселся сычом, один?

— Нужно было кое о чем подумать, — отмахнулся он. — А в доме слишком шумно, Данил натащил своих сопляков, того и гляди всю посуду побьют.

Это, кстати, еще одна традиция Шуваловых была, заведенная еще матерью. На дни рождения детей списки приглашенных формируют сами дети. Ну, понятное дело, родители всячески им помогают, чтобы не забыть кого-то важного или нужного, заодно подсказывают, как к этому делу подходить правильно. Опять же, знакомят таким образом с тучей близких и дальних родичей.

Но порой среди участников этих мероприятий проскакивали весьма необычные персонажи. Даня, например, на шестнадцатилетие, позвал всю свою команду по плаванию. Большинство детей в которой было совсем не из высшего общества. Было очень забавно.

— А что-нибудь о своей службе ты можешь рассказать? — произнес князь. — Не секретное?

Первым желанием было напомнить, что он получает всю доступную информацию другими путями, но что-то в его тоне было такое, что я не решился. Похоже, старший Шувалов нацелен на примирение, глупо в такой ситуации начинать ругань.

— Ну, например, был очень интересный случай с кражей велосипеда, — с улыбкой начал я.

Усадил Анику, сел напротив отца сам, и некоторое время травил ему полицейские байки. Вспомнил и про рейд по артефактам, и поиски убийцы курьера, даже про заключенных, которые обносили огород бабы Нюры, и привели нас к бунту в колонии упомянул. Последнее — без развития.

Князь слушал внимательно, в нужных местах проявлял соответствующие реакции, но я видел, что сами рассказы ему нисколько не интересны. Самое важное он сейчас получает из моей речи. Голоса, интонаций, эмоций. Как вскоре выяснилось, я не ошибся.

— Вижу, тебе это все нравится, — нейтрально произнес он.

— Вполне. Я чувствую себя на своем месте.

— А если я тебе скажу, что готов пересмотреть срок нашего… соглашения?

Толстый намек на то, что отец готов простить блудного сына.

— Скажу, что буду этому рад. Но думаю, что одному из Семи нужно держать свое слово.

Кажется, этой фразой я его удивил. Зрачки слегка расширились, крылья носа дрогнула. Но в целом, он удержал лицо.

— Какой интересный ответ, — буркнул он. — Ладно, сын. Спасибо тебе, что навестил старика и уважил брата. А сейчас я хотел бы остаться один. Мне правда нужно кое о чем подумать.

— Как скажешь, — я поднялся, протянул руку Ворониной. — Тогда мы тут быстренько круг почета совершим по гостям, чтобы все видели, что беспутный Миша не забыл про младшего, и поедем отдыхать. Честно говоря, с ног валюсь.