Придворный Медик (СИ) - Аржанов Алексей

Будто всё так и должно было сложиться.

И, кстати, его замечание насчёт шрама точно нужно принять к сведению. Пока что я едва-едва стягиваю его кожей. Но этого мало, чтобы скрыть полученную рану от более способных лекарей.

Возможно, обретя «гистологический анализ», я смогу полностью зарастить этот дефект. Медлить нельзя. Уже в ближайшие дни нужно составить собственную программу тренировок и начать наращивать лекарский потенциал. Думаю, работает это примерно так же, как набор мышечной массы.

Мало кто знает, но на самом деле мышцы после регулярных тренировок увеличиваются не из-за того, что в них начинает поступать больше питательных веществ. Это работает не совсем так.

На деле каждая силовая тренировка приводит к огромному количество микроскопических разрывов мышечной ткани. Во многом поэтому после упражнений мышцы и болят. Затем эти микротрещины зарастают за счёт поступающих в организм белков. Возникает гипертрофия, и мышцы увеличиваются.

Другими словами, без надрывов не будет и роста. Возможно, с лекарской магией нужно поступить точно так же. Только такие тренировки стоит проводить не в стенах клиники, а в выходные дни. Нельзя, чтобы я оказался без магии в самый ответственный момент. Моё обучение никак не должно повлиять на здоровье пациентов.

На часах было семь утра, когда мы с Евгением Кирилловичем пришли в кабинет главного лекаря.

Преображенский выглядел напряжённым. Под глазами лекаря появились чёрные круги. Похоже, эта эпопея с турниром и всё, что за ним последовало, вымотали его донельзя.

— Я разговаривал с нефролекарем Кондратьевым, — произнёс Андрей Фёдорович. — Он сказал, что пациент вовремя попал к нему в отделение. Больной уже стабилизирован. Остаётся только дождаться, когда он придёт в себя. Хорошая работа, Павел Андреевич. Рад, что пациент Григорьев оказался в надёжных руках. Только меня немного смущает ситуация, которая с ним произошла. Вы уверены, что не давали Григорьеву никаких препаратов?

— Абсолютно, Андрей Фёдорович. У меня есть все основания полагать, что это было чья-то намеренная попытка убить пациента, — заявил я. — Тем более, как я уже и сказал, кто-то подмешал в мой кофе транквилизатор.

— Да, только доказать этого никто не сможет, — сказал Преображенский. — Не подумайте, что я вам не доверяю, Павел Андреевич, но сами посудите — что мы можем сообщить службе безопасности в данном случае? Что один из врачей вырубился после чашки кофе, а затем тут же пришёл в себя и побежал спасать умирающего больного, которого, предположительно, кто-то намеренно пытался убить? Пока что придётся ограничиться внутренним расследованием. Я сам займусь этим. Охрану, как вы и советовали, к Григорьеву приставят. Но этим придётся ограничиться. Посмотрим, что он сам нам скажет, когда придёт в себя.

— Андрей Фёдорович, если я правильно понимаю… — замялся Гаврилов. — К Булгакову никаких претензий нет? Он всё сделал верно?

— Несомненно, Евгений Кириллович. Вы воспитываете способного лекаря. Чего, признаться честно, я от вас не ожидал, — сказал Преображенский, а затем снова обратился ко мне: — А вас, Павел Андреевич, прошу не расслабляться. Поздравляю с первым успешным дежурством. Но через два дня будет ещё одно. Помните о нашем уговоре.

— Я и не думал забывать о нём, господин Преображенский, — кивнул я. — Всё будет сделано в лучшем виде.

Когда мы покинули кабинет главного лекаря, Гаврилов тут же прошептал:

— Что это было, Булгаков? О каком уговоре идёт речь? Что вы опять умудрились затеять?

Нет смысла скрывать от наставника возможность моего скорого ухода от него. Гаврилов — тот ещё брюзга, но мешать он мне точно не будет. Я уже убедился, что человек он честный. Хотя бы относительно.

— Если моё следующее дежурство пройдёт гладко, мне дадут должность лекаря, Евгений Кириллович. Надеюсь, вас это не расстроит, — произнёс я.

— Как это? — оторопел он. — А мои протоколы…

— Я благодарен вам, что вы «подарили» мне возможность потренироваться заполнять документацию за вас, но вскоре наши пути разойдутся, — произнёс я. — Хотя прощаться ещё рано. Должность лекаря я ещё не заслужил. А когда заслужу — перееду в один из ближайших кабинетов. Если что, мы всегда сможем помочь друг другу.

— Да уж, Павел Андреевич, двигаетесь вы к своей цели словно таран, — усмехнулся Гаврилов. — Но пока что — вы мой помощник. И вас ждёт ещё четыре часа приёма. Пациенты уже ждут.

Пациенты — это не проблема. Проблема — Аристарх Биркин.

Интересно, кстати, выразился Гаврилов.

«Как таран».

Что ж, значит, продолжу двигаться в том же темпе, раз эта методика работает. Поэтому после приёма попробую-ка я протаранить корпус главного дознавателя!

Раз улик он после себя не оставил, значит, имеет смысл переговорить с ним лично.

— Что-то вы себя совсем неважно чувствуете, Эдуард Дмитриевич, — нахмурился Миротворцев и закончил осмотр своего коллеги Дубкова. — Экстрасистолия появилась. Давление скачет. Перенервничали после произошедшего на турнире?

Эдуард Дубков был в отчаянии. Виктор Шолохов требовал от него невозможного, но отказывать влиятельному знакомому Эдуард Дмитриевич не мог. Поэтому делал всё, как ему велел граф. Но накопившийся стресс, усталость и постоянный страх быть обнаруженным довели нервную систему лекаря до предела.

Дожил! Приходится обращаться за помощью к заведующему. Без кардиолекаря Эдуард уже не может восстановить своё давление. Лекарской магии попросту не хватает, поскольку её постоянно приходится тратить на другие цели.

— Наверное, мне нужно взять отпуск… Через пару недель, — заключил Эдуард Дмитриевич.

— Это вряд ли, — помотал головой Миротворцев. — Я, может быть, и подпишу ваше заявление. Но главный лекарь точно откажет после того, что произошло на турнире. А если учесть, что история с Григорьевым так до сих пор и не закончилась…

— Как не закончилась? — напрягся Дубков. — Вы ведь уже излечили его от инфаркта. Разве нет?

— Излечил, но этого оказалось недостаточно. Сейчас за жизнь Григорьева бьётся сразу несколько отделений, Эдуард Дмитриевич. И я молю бога, чтобы в итоге не выяснилось, что и за этим тоже стоите вы.

— Да что вы такое говорите, Владимир Борисович⁈ — вздрогнул Дубков. — Я уже понял, что допустил непоправимую ошибку. Усвоил свой урок. Зачем мне и дальше вредить Григорьеву? Тем более вы ведь сами понимаете. Изначально я, наоборот, хотел ему помочь…

— И всё же это подозрительно, — произнёс Миротворцев. — Поэтому скажу вам прямо, Эдуард Дмитриевич. Пока что я не говорю о своих подозрениях главному лекарю. Но если господин Преображенский решит, что в кому Григорьева ввели вы, а затем найдёт доказательства вашего преступления, считайте, что одним увольнением дело не ограничится. Вас посадят.

— Да прекратите же вы! Сейчас же! — взмолился Дубков. — Клянусь, я ничего не сделал! Меня уже наказали — этого достаточно. И вообще — в ту ночь дежурил Булгаков, а не я. Значит, и вопросы стоит задавать этому нахалу. Уверен, он просто хочет меня подставить.

Эдуард Дмитриевич спешно покинул кабинет заведующего. Влетел в ординаторскую, заперся изнутри и схватил себя за волосы.

Он ещё никогда так не рисковал. Из-за проклятого Григорьева теперь под угрозой не только его репутация, но и жизнь.

Виктор Шолохов поручил Дубкову убить стражника, чтобы тот не пришёл в себя и не проболтался. Планировалось подстроить всё так, чтобы Григорьев умер во время дежурства Булгакова. Тогда бы всю вину свалили на него.

Однако Эдуард Дмитриевич уговорил графа провести эту операцию иначе. Дубков не захотел рисковать, а потому вместе с Шолоховым они наняли другого человека. Эдуард Дмитриевич лишь руководил им. Объяснял, какие препараты нужно ввести, в какой дозе и в какое время.

Своими руками он делать этого не хотел.

Но Булгаков нарушил все его планы. Теперь уже не получится даже предсказать, чем всё это закончится. Григорьев придёт в себя в любой момент. И тогда правда может всплыть наружу.