Две невесты генерала дракона (СИ) - Юраш Кристина

После короткого скандала меня еще раз осыпали проклятиями, пытаясь обвинить в несбывшихся финансовых надеждах.

В самом конце разговора мне поставили крест — и этот крест был красным, почти как в нашем мире на скорой помощи.

“Нет у нас больше дочери!”, - услышала я.

“Ну, нет, так нет!”, - усмехнулась я, понимая, что не очень-то и хотелось.

Я вздохнула с облегчением, когда вся разъяренная делегация удалилась в закат. Я мысленно помахала им окровавленным бинтом, утерла скупую соплю и наконец вздохнула полной грудью. С этого момента я была совершенно свободной!

Сначала меня не допускали до врачебной практики, следили за каждым моим движением. Но однажды, проводя обход, я сумела спасти жизнь одному пациенту: зашила рану, привела его в порядок, дала укрепляющее зелье и наложила повязку. Это был единственный момент, когда я смогла блеснуть профессионализмом. После этого меня назначили доктором, и я не подвела.

Мир, в который я попала, поначалу не переставал меня удивлять. Он казался мне сказкой. Красивые необычные дома, удивительные наряды, экипажи и кареты. Я до сих пор не могу понять, чем отличается экипаж от кареты — зато выучила, что такое двуколка.

Моя жизнь полностью была посвящена больнице. Каждый раз, проходя мимо портрета доктора Ниала, я чувствовала внутри благодарность. Этот человек отдал свою усадьбу, чтобы построить больницу, чтобы помогать людям. И больница расположена как раз в его бывшей усадьбе. Он был выдающимся доктором, который изобрел множество новых приемов в полевой хирургии.

Я получала вполне приличное королевское жалование. Теперь у меня даже появились деньги, чтобы одеваться получше, обзавестись всем необходимым. Но мне всё равно не хватало дома. Мечта — однажды собрать нужную сумму и купить себе небольшой домик. Пока что я жила при больнице в небольшой комнатке: кровать, маленький столик и стул — всё, что было в моей скромной обители. Но мысли о своем уголке в этом мире приятно согревали душу. Правда, откладывать много не получалось, но я старалась.

Мне, как растению, важно было где-то пустить корни. Ах, если бы у меня была усадьба! На первом этаже я бы сделала больницу, а на втором бы жила сама!

Я вышла из кареты и направилась в сторону больницы. Она казалась такой уютной, освещенной двумя огромными фонарями.

— Спа-а-ать! — протянула я.

Спать было так бесценно — эти минуты тишины, покоя, когда можно было просто отключиться. Я отчиталась по вызову, дошла до комнаты и немедленно упала на кровать, чтобы тут же уснуть.

Утром я съездила на три вызова. Казалось, что жизнь снова вошла в привычную колею. Но какое-то странное предчувствие все не давало мне покоя. Мои мысли возвращались к генералу. Как он там?

— Срочный вызов! Дом шесть, Миддлфорест стрит! — послышался голос диспетчера.

— Я принимаю! — закричала я, зная, что это — мой пациент.

Карета тронулась, а я стала переживать. В последнее время я слишком часто ездила по этому адресу.

Небольшой уютный дом в два этажа с садом встретил меня напряженной тишиной.

Я направилась к двери и собралась постучать. Бледная дочь полковника встретила меня на пороге. В её глазах стояли слёзы. Я посмотрела на её живот, на чёрную повязку — и всё поняла: скоро у неё родится малыш, который увидит своего папу только на портрете. Надо сказать, дочь полковника держалась достойно, переживая потерю мужа. Видимо, ей передался характер отца.

— Папе снова плохо! — вздохнула она. Я вздохнула. Да, зачастила я сюда в последнее время. — Он опять разволновался! Теперь лежит! Ему плохо! Он прочитал новости про генерала Камиэля Моравиа, и у него снова приступ!

О, боже! Что там за новости?

Глава 10

— А чего он так разволновался? — спросила я, переступая порог дома, где жил бывший военный, ныне отставной полковник.

— Он снова прочитал газету! — всхлипнула она, словно боясь поверить в услышанное. — Госпожа доктор, мы прятали от него газеты, как вы и сказали. Но он каким-то способом раздобыл её.

Я вошла в комнату. Небольшая комнатка хранила память о былых сражениях. Ордена и награды висели в рамках, а на стене красовалась красивая сабля с дарственной надписью.

В кровати лежал седой мужчина, чье лицо было покрыто сетью морщин и усталости от жизни. Шторы были плотно задернуты, создавая в комнате тоскливый полумрак, который был неизменным спутником болезней. На тумбочке, чуть покачиваясь содержимым, стоял стакан с прозрачным зельем, а в воздухе висел едва уловимый запах успокоительных капель. Вся комната была пропитана какой-то странной хандрой. Я прямо физически чувствовала ее!

— Проклятые эберийцы! — прорычал старый полковник, когда я осторожно проверила его пульс. — Они же думали, что нас потрепала война со Исмерией, и решили нанести свой удар.

Я вздохнула, пытаясь вспомнить, где находится Эберия. Кажется, на востоке страны, если память мне не изменяет.

Голос полковника дрожал, а глаза — блестели от ярости и боли. Как только он говорил о войне, пульс у него учащался — словно в памяти вспыхивали охваченные огнем картины прошлого. Я вздохнула, чувствуя, как в сердце у меня сжалось. В душе у этого человека остался навсегда шрам — и не один.

— И ведь ничего не постеснялись! Тьфу! А мы сколько им помогали! Но сегодня они получили по заслугам! — с гордостью произнёс полковник, словно наша победа — это его личный триумф. — Сегодня ночью мы их разбили! Сегодня ночью, дочка, генерал Камиэль Моравия лично выдвинулся на позиции и завершил эту войну. Ночью они взяли столицу Эберии.

Я замерла, словно кто-то вырвал у меня из рук нить реальности.

— Правда что ли? — спросила я, пытаясь понять, что происходит.

Я ведь ни в какой Эберии не была. И лишь смутно представляла, что это и где.

— Генерал был ранен. Сильно ранен! Он лично возглавил атаку, — продолжил полковник, а я замерла, ловя каждое слово. — Я восхищаюсь его подвигом. Хотел бы я поправиться до парада в честь победы!

“Сильно ранен!”, - эхом прозвучало внутри. Руки дрогнули, когда я доставала флаконы с сердечными каплями.

— Скажу честно, то что он сделал — это просто безрассудство! — с гордостью произнес полковник, поглядывая на флакон в моих руках.

— Вы обязательно поправитесь, — тихо сказала я, отмеряя капли настойки, — но вам нельзя волноваться. Вам нужно себя беречь!

Ранен. Я с тревогой вспомнила генерала, ощущая внутри какую-то вину. Неужели он, когда узнал, что его невеста его не любит, и решился на безрассудный шаг? Может, ему пришлось идти на риск, чтобы сохранить честь или просто потому, что он был слишком гордым, чтобы признать свою слабость? Нужно было тогда просто побыть с ним! Просто остаться и поговорить! Может, тогда бы он не стал бы так рисковать жизнью!

— Он всегда сражался как дикий зверь. Я никогда не видел столько ярости! Я читал, что в этот раз он один сумел положить эберийское войско, защищавшее столицу и разгромить дворец! Хотя, обычно он куда более осторожный, но что-то в этот раз он пошел напролом. Словно смерти искал! — вздохнул полковник, его голос дрожал от волнения. — Честно сказать, из всех генералов семьи Моравиа Камиэль Моравиа — самый жестокий. Вот как в одном человеке может сочетаться такая жестокость и благородство? Но скажу тебе так, дочка — мужик он толковый. Я служил под его началом. У него есть чему поучиться. Только что ж он так решил рискнуть?

Он сделал паузу, словно погружаясь в воспоминания, и продолжил:

— Мы вместе воевали в Исмерии. Слыхала про Северный Форт?

— Да, конечно, слышала! — кивнула я. Я жадно ловила каждое слово, чувствуя, что тема генерала меня очень волнует.

— Вот и я жил там, в Лисмирии, на границе с Исмерией вместе с родителями, — начал полковник, — когда исмерийцы вторглись в Лисмирию, мне было всего шесть лет. Помню, как убили моих родителей. Мать успела спрятать меня в погребе, а потом меня нашла добрая женщина, чумазого, перепуганного и почти немого. Я даже не разговаривал!. Я пожил у неё, а потом всех детей сирот отправили в Северный Форт. Меня усыновила одна хорошая семья майора. У них было столько дочек, а сына — ни одного. Вот и пошёл по стопам отца — быстро дослужился до полковника. Помню, как мама шила клетчатое платье себе и сестрам. Я тогда попросил мундир, как у папы, и она мне пошила из старого отцовского мундира куртку… Да, были времена…. Генералу Камиэлю тогда было шесть.