Тьма. Том 3 (СИ) - Сухов Лео

Он выставил вперёд руки, а я сразу переключился на теневое зрение. Преподаватель начал плести уже известный мне огненный шар, жгутиками накручивая на него всё больше элементов. И да, в какой-то момент ему пришлось соединять сразу с десяток «основ»…

— Вот этот шар будет поджигать почти всё, до чего долетит. Если хочешь, к тому же, его ускорить, придётся накручивать новые «основы» движения. Однако надо понимать, Фёдор, что каждое новое добавочное движение будет обходиться дороже и дороже.

— Чувствую себя безруким со своими пятью жгутиками… — вздохнув, пробормотал я.

— Есть один способ ускорить снаряд! — с понимающей улыбкой сказал Тихомиров. — Но тогда противник увидит, что ты собираешься этот снаряд запустить. И даже поймёт, куда именно ты метишь.

— Это как? — тут же оживившись, уточнил я.

— Если сплетёшь огненный шар на кончиках пальцев или на ладони, а стихией наполнишь его в момент рывка твоей руки — полетит быстрее, да. Но учти: любой опытный боец сразу раскусит, что ты делаешь.

Совет оказался дельным. Я потом проверил. Жаль, мой боевой арсенал всё равно был удручающе мал и беззуб. Единственное, что хоть как-то радовало — щиты. Их я оттачивал до автоматизма. Научился выстраивать отражающие барьеры вокруг тела, прикрывать отдельные участки бронебойным слоем теньки, создавать локальные защитные пластины…

Но всё это были детские шалости. Нужен был качественный скачок. Иначе первая же серьёзная стычка с однокашниками превратится в позорное фиаско. С таким-то арсеналом — огненные горошины, стеклянные шипы и карманные смерчики — о победах можно было и не думать.

Однако я и так уже выжимал из себя по максимуму. Между учёбой, тренировками и подработками не оставалось иногда и свободных десяти минут…

Зима в Ишиме обычно приходит к концу октября. Сначала с каждым днём становится всё холоднее, а потом идёт первый снег. Но в этом году она пришла слишком внезапно и удручающе рано. Первого октября ещё светило солнце, воздух прогревался градусов до семнадцати-двадцати — а уже восьмого числа пошёл первый снег.

Это было очень неожиданно. Всё-таки октябрь — это не тот месяц, когда ждёшь снегопадов. На пробежку я, в итоге, не вышел: не было у меня тёплого костюма для занятий спортом. Вместо этого решил просто пройтись, чтобы нагулять аппетит для завтрака. А ещё мне надо было чуть-чуть взбодриться. Три часа сна — это всё же очень мало.

— Федя, а ты чего так рано? — сонным голосом удивился Семён Иванович, заметив меня.

Он теперь ночевал в специальной комнатке под лестницей. Её только недавно закончили делать рабочие. Вообще, ремонт в корпусе шёл на всех парах, но исключительно в те моменты, когда учащиеся были на занятиях.

Пока что обновляли стены, пол, батареи, но в скором времени обещали добраться и до наших комнат.

— Да вот… Проснулся и решил пройтись, — поздоровавшись, кивнул я.

— Ну как знаешь! — не оценил моего энтузиазма Семён Иванович, выглядывая в окно. — Я бы вот лучше в тепле посидел…

Я бы тоже! Только в тепле я усну, и вся недолга.

А вслух, конечно, ответил другое:

— Да я вроде бы и раньше рано уходил.

— Ну тогда-то ты сразу говорил, что по делу! — покачал головой смотритель, открывая тяжёлую входную дверь. — Кто ж гуляет-то спозаранку, да в такую погоду…

Снег был мокрый, плотный, он хрустел под ногами. За моей спиной оставались тёмные следы, в которых скапливалась вода. Кажется, я был слишком оптимистичен, выбирая одежду для прогулки, но так вышло даже лучше. Организм, потрясённый издевательством над собой, быстро приходил в рабочее состояние.

Рядом со зданием администрации я заметил дорогую машину. показавшуюся мне знакомой, но где её видел — вспомнить не удалось. А когда проходил мимо столовой, оттуда показалась Малая. И под ручку её поддерживал сам Вёрстов, грозный ректор всея Васильков.

Они, видимо, о чём-то спорили, но осеклись, заметив меня.

— Доброе утро, господин ректор и госпожа проректор! — приветствовал я.

— Федя? — удивилась Малая. — Ты чего в такую рань?

— А-а-а-а! Фёдор! Узнал! — обрадовался ректор. — А сейчас утро, да?

— Если верить часам на моей трубке, то да, Дмитрий Всеволодович, — ответил я.

— Раз уже утро, то я поеду в ишимское отделение! — ректор посмотрел на Малую, насупился и предупредил, видимо, продолжая какой-то разговор: — И не возражай! Так надо!

— Дмитрий Всеволодович! — возмутилась Малая.

— Машка, я предупредил! Никаких возражений! — грозно пошевелил бровями ректор. — Там и место есть, и обустроено всё! Так что заканчивай спорить…

После чего махнул ей рукой и, высоко поднимая ноги в щегольских ботинках, чтобы не забрать в них снега, поспешил к той самой знакомой машине.

Проходя мимо меня, Вёрстов прищурился и усмехнулся.

— Плохо учишься, Федя! — неожиданно заявил он. — Мало!

— Да я вообще-то изо всех сил стараюсь, господин ректор… — удивился я.

— Если бы старался, уже третий ранг отрока бы получил! — Дмитрий Всеволодович погрозил мне пальцем. — Старайся лучше, Федь!..

— Есть стараться лучше! — не стал я расстраивать важного человека.

— Вот-вот! — кивнул тот и на прощание хлопнул меня по плечу.

Тем временем Мария Михайловна осторожно подошла ко мне, по пути чуть не споткнувшись о какую-то кочку, незаметную под белым ковром. «Ой!» — вырвалось у неё, когда она сразу после этого едва не набрала снега в коротенькие сапожки.

И совсем уж грустное «Ой-ёй-ёй!» — когда чуть не поскользнулась и не упала.

Я понял, что если не подать ей руку — она точно сломает ногу. Или каблук. А это, может, и не такая трагедия, как в первом случае, но тоже неприятно.

Помощь Мария Михайловна приняла с благодарностью. А затем, наконец-то утвердившись на своих двоих, проводила взглядом Вёрстова и тихо пробормотала:

— Ненавижу переезды…

Я с удивлением посмотрел на неё, но продолжения не последовало.

— А ты чего не спишь? — спросила Малая, с подозрением посмотрев на меня.

— Я в это время и так обычно не сплю. Умывание, зарядка, пробежка… — перечислил я пункты своего утреннего расписания. — Но сегодня погода не для пробежек, а взбодриться надо было.

Мария Михайловна посмотрела на меня с ещё большим подозрением, но спорить не стала. И правильно: не надо спорить с человеком, который взялся тебе помочь на полосе снежных препятствий.

О чём у неё был разговор с ректором, я узнал за завтраком, когда всех учащихся попросили задержаться. Туда же в столовую подтянулись и наши учителя — те немногие, кто вообще вышел на работу после истории с Покровском-на-Карамысе.

Малая пришла последней. Обвела всех строгим взглядом и громко сообщила:

— Небольшое объявление! Вы все слышали о том, что происходит в ишимском отделении нашего училища. Наш ректор приехал разбираться в происходящем… И меня… — Малая тяжело вздохнула. — … И принял решение об объединении нашего отделения с ишимским. Не переживайте: там хватит места для всех учащихся.

— А вы? — удивился Субаба.

А я закусил губу: терять Марию Михайловну не хотелось. Да я бы сейчас даже с самим Вёрстовым поспорил. И аргументы бы нашёл, лишь бы…

— … Я теперь проректор ишимского отделения, — ответила в этот момент Мария Михайловна, покраснев до кончиков ушей.

Фух…

А вот Малой, по всей вероятности, было очень неудобно. Марья Михайловна была решительной, местами — даже смелой. А вот карьеристкой не была. И, видимо, испытывала жгучий стыд от того, что невольно подвинула коллегу-проректора.

Но мы, все остальные, подобной фигнёй не страдали. И ученики, и персонал, и преподаватели разразились аплодисментами. И Мария Михайловна оценила поддержку: благодарно улыбнулась, чуть поклонившись.

Как, правда, совмещать сотрудников двух училищ? Лично мне было непонятно. Но, как выяснилось в течение двух дней, с этим никаких проблем не было. После нескольких убийств многие работники бежали из ишимских Васильков. Как, понятное дело, и ученики, которых родители активно переводили в другие заведения.